российскому ТВ, но смысл ее либеральные критики свели к одному: как тяжело было советскому зэку порвать со своим прошлым. Мол, его и власть долбила, и бывшие дружки покоя не давали. О завете Шукшина – ни слова.
Между тем в 70-е годы в жизнь в СССР вступало новое поколение молодых людей, которые уже не были восприимчивы к прежним приемам пропаганды. Их требовалось «окучивать» иначе, более изобретательно, в противном случае все потуги политтехнологов заканчивались пшиком. Кстати, Запад в этом отношении был более мобильный, о чем можно судить хотя бы по «вражьим голосам» – настолько изобретательно и свежо они подавали информацию. Советская контрпропаганда, повторимся, выглядела неповоротливой, менее современной. Впрочем, может быть, это было вовсе не случайностью, а прямо вытекало из тогдашнего мейнстрима – мелкобуржуазной конвергенции, которая хоть и имела социалистические корни, но несла в себе многие черты, свойственные капитализму. А свой своего, как известно, не сдаст.
Короче, на волне конвергенции формировалось поколение, которое уже плохо воспринимало прежние идеологемы, типа «человек человеку – друг» или «береги честь смолоду». И если раньше для большинства молодых людей угодить в тюрьму воспринималось как трагедия, то в 70-е годы определенная часть молодежи этого уже не пугалась. Отсюда и рост преступности среди молодых людей, вспышка хулиганства. Поэтому даже кино из разряда шедеврального не достигало порой поставленной цели. Вспомним блестящую комедию «Джентльмены удачи» (1971). Вряд ли кто посмеет заподозрить ее создателей в пропаганде блатного образа жизни. Ими преследовалась иная цель – показать бессмысленность преступного образа жизни. Вспомним разговор Доцента с Косым, где первый расписывает «прелести» воровской жизни: «Украл, выпил – в тюрьму. Романтика!» Однако молодежь пропустила мимо ушей эту сентенцию, зато с удовольствием позаимствовала из фильма уголовный жаргон его героев.
Или другой пример – с «бандой Фантомасов». Была такая преступная группировка в Ростове-на-Дону, которая существовала в 1968—1973 годах и состояла из пяти человек (во главе стояли двое братьев Толстопятовых – Вячеслав и Владимир). Банда специализировалась на ограблениях магазинных касс и инкассаторов, и ее долго не могли вычислить, поскольку она не контактировала с криминальным миром (поэтому тамошние стукачи не могли сдать их милиции), а также старалась вести неприметный образ жизни, скромно тратя награбленные деньги. Однако в условиях советской системы того времени (начальная фаза конвергенции) рано или поздно даже такую «несветящуюся» банду должны были разоблачить. Что и случилось в июне 73-го. Потом был суд, где бандитам воздали по заслугам – их расстреляли. На основе материалов этого уголовного дела был снят двухсерийный документальный фильм, который был показан по советскому ЦТ. Фильм собрал огромную аудиторию, но в сознании значительной части молодежи мало что изменил – она продолжала боготворить Запад, где были «джинсы, кока-кола и жвачка».
В итоге в ноябре того же 1973 года группа московских подростков в количестве четырех человек совершила попытку угона пассажирского самолета с целью сбежать на родину кока-колы – в вожделенную Америку, предварительно потребовав от советских властей выплаты 1,5 миллиона долларов. Они пронесли на борт воздушного судна два ружья и попытались заставить летчиков изменить курс (самолет летел из Москвы в Брянск). Летчики ответили отказом, в результате чего завязалась борьба, во время которой бортмеханик Никитин был ранен выстрелом в живот. В итоге самолет был возвращен в Москву (якобы за деньгами), где его взял штурмом спецназ столичного ГУВД. Во время штурма двое горе-террористов были убиты, а двоих оставшихся в живых судили и приговорили к длительным срокам тюремного заключения. И все ради жвачки и кока-колы.
Кстати, летом 1976 года я оказался по школьному обмену в ГДР и впервые попробовал эту самую кока- колу. Ну, мыло мылом! Однако как же бредили ею мы – советские подростки. У взрослых были иные пристрастия: импортные стенки, бижутерия, автомобили. Короче, по мере продвижения мелкобуржуазной конвергенции советский строй все заметнее омещанивался. Артисты эстрады бодро пели со сцены про БАМ («дорога железная как ниточка тянется, а все, что построили, – навеки останется»), а за кулисами травили анекдоты про тех же бамовцев. Самоотверженность к тому времени была уже не в чести – на смену романтизму приходил меркантилизм. Собственно, удерживать его в естественных рамках было бы возможно, если бы страной руководили не дряхлые старики, которые мечтали об одном – дожить свой век в неге и покое, а более молодые, здоровые и, главное, национально мыслящие политики.
Дважды такие попытки предпринималась: в 1967 году, когда к власти рвалась группа молодых прагматиков во главе с Александром Шелепиным, и десять лет спустя, когда пост генсека мог занять лидер из Ленинграда Григорий Романов, прозванный за свою жесткость Григорием Грозным. Однако обе эти попытки не увенчались успехом, поскольку такие лидеры были неудобны той части гос– и партаппарата, которая стригла купоны с буржуазной конвергенции. Именно тогда, во второй половине 70-х, коррупция в СССР стала приобретать размеры общенациональной катастрофы, когда продаваться стало многое: начиная от званий и заканчивая должностями.
К середине 70-х годов молва о новых красных буржуях широко гуляла в народе. Не случайно именно в те годы популярным был анекдот о том, как мать Леонида Брежнева, обходя его новые роскошные апартаменты, удивленно вопрошала: «Леня, что же ты будешь делать, если коммунисты опять придут к власти?» Советские нувориши уже не прятали свое богатство от людских глаз, и поговорка «красиво жить не запретишь» все чаще звучала из их уст. Один из таких миллионеров построил себе под Москвой роскошный дом и поставил у калитки швейцара в ливрее с галунами, который каждому гостю, открывая калитку, говорил: «Милости просим, барин ждет вас». На территории дачи был сооружен бассейн, в нем плавали изящной работы столешницы, на которых стояли не менее изящные «стопарики» с водкой, тарелочки с разнообразной закуской.
Видоизменялась и уголовная преступность. Капитализация системы открывала прекрасные перспективы к тому, чтобы организованная преступность начала наращивать мускулы и набирать вес. Слово «спекулянт» уже перестало быть ругательным, так сказать, сменило окраску – таких людей теперь стали называть «деловыми». По их адресу говорили: «Умеют жить». То есть жить не по закону в тогдашнем СССР стало считаться модным, а жить по закону, наоборот, – непрестижным, а то и вовсе стыдным. «Цеховики», которых каких-нибудь полтора десятка лет десятками ставили к стенке, теперь уже ничего не боялись и спокойно делили страну на сферы влияния в связке с продажной властью и рэкетирами. А, как мы помним, наличие подобного сращивания преступников с властью и есть суть организованной преступности – мафии. Вот лишь несколько примеров такого сращивания, датированные 70-ми годами прошлого века.
С 1969 года в Карагандинской области действовала крупная группа расхитителей, специализировавшаяся на пушно-меховом производстве. Возглавляли ее специалисты высокой квалификации, дипломированные юристы: Дунаев когда-то заведовал юридической консультацией, а Эпельбейм возглавлял кафедру уголовного права в Высшей школе МВД. Третьим в их команде был Снопков, деловой хозяйственник. Вот эта оборотистая тройка и создала при государственном предприятии филиал, который огромными партиями стал получать дефицитнейшее пушно-меховое сырье. А толчком к подобным махинациям послужили два постановления Политбюро ЦК КПСС и Совмина СССР о передаче некондиционного сырья пушнины из легкой промышленности предприятиям бытового обслуживания. Постановление было настолько выгодно «цеховикам», что у следователей, которые позднее разбирали эту пушно-меховую аферу, невольно возник вопрос: кто же это лоббировал появление подобного постановления в том же союзном Совмине и в Политбюро? Но вопрос этот остался неразгаданным, так как следователей, особенно рьяно вознамерившихся найти на него ответ, попросту поставили на место.
Тем временем группа Дунаева в целях собственной безопасности нашла в местном райотделе милиции некоего майора и за взятку в 8 тысяч рублей ежемесячно договорилась с ним о том, что он постоянно будет информировать ее о возможной опасности.
Открыв на государственном предприятии несколько цехов, Лев Дунаев со товарищи получил возможность каждое второе изделие пускать налево. Дело было настолько беспроигрышным, что Дунаев не побоялся вложить в него и свои личные 18 тысяч рублей. Уже через короткое время, заработав первые миллионы, дунаевцы сняли в Москве для своих представительских целей офис, и не где-нибудь, а под боком у Кремля – в гостинице «Метрополь». Филиалы их пушно-мехового производства стали появляться один за другим.
По мере роста доходов от их левого производства и расширения влияния группы прибавлялись и звездочки на погонах некогда неприметного майора милиции: теперь уже он имел должность ни много ни мало заместителя начальника УБХСС области. Да и сами «цеховики» едва не доросли до невиданных высот:
