1970 год
Благодать или благословенье
Боксы и хоккеи — мне на какого черта
Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе
В одной державе с населеньем
Вот ведь какая не нервная
Вот и настал этот час опять
Вот послали нас всем миром, мы и плачем
В прекрасном зале Гранд Опера
В тайгу на санях на развалюхах
Долой дебаты об антагонизме — посвящение В. Дунскому и Ю. Фриду
Если болен глобально ты — посвящение Г. Ронинсону
Здравствуй «Юность», это я
Как в селе Большие Вилы
Как спорт поднятье тяжестей не ново
Капитана в тот день называли на «ты»
Когда я спотыкаюсь на стихах
Комментатор из своей кабины
Лошадей 20 тысяч в машинах зажаты — экипажу теплохода «Шота Руставели»
Может быть, моряком по призванию
Надо с кем-то рассорить кого-то — 23 марта
Нараспашку при любой погоде
Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты
Не покупают никакой еды — август
Нет меня, я покинул Расею
Нет острых ощущений — посвящение В. Абдулову
Но боже, как же далеки
Оплавляются свечи на старинный паркет — к/ф «Дела давно минувших дней»
Покидаем теплый край навсегда — зима 1970–1971
Полководец с шеею короткой
Пытаются противники рекорды повторить
Разбег, толчок — и стыдно подниматься
Свет Новый не единожды открыт
Товарищи ученые, доценты с кандидатами
У вас все вместе — и долги и мненье
Целуя знамя в пропыленный шелк
Чтоб не было следов, повсюду подмели («Горизонт»)
Эврика! Ура! Известно точно
Я весь в свету, доступен всем глазам
Я все чаще думаю о судьях
Я несла свою беду («Беда») — к/ф «Жизнь и смерть дворянина Чертопханова»
Я первый смерил жизнь обратным счетом — посвящение Ю. Гагарину
Я скачу, но я скачу иначе
Я скачу позади на полслова
Я склонен думать, гражданин судья
Я стою. Стою спиною к строю
Я твердо на земле стою
1971 год
Будет так: некролог даст «Вечерка»
Видно, острая заноза — сп. «Живой»
Вот в плащах, подобных плащ-палаткам
Вот она, вот она, при свечах тишина
Всем на свете выходят сроки — к/ф «Морские ворота»
Все было не так, как хотелось вначале
В восторге я! Душа поет!
В голове моей тучи безумных идей
Да, сегодня я в ударе, не иначе — посвящение Л. Яшину
Есть телевизор, подайте трибуну
Зарыты в нашу память на века
Иногда как-то вдруг вспоминается
Истома ящерицей ползает в костях
Миф этот в детстве каждый прочел
Мне бы те годочки миновать
Мне в ресторане вечером вчера — зима 1971–1972
Не надо, братцы, мелочиться
Нет прохода, и давно, в мире от нахалов
Неужели мы заперты в замкнутый круг — к/ф «Черный принц»
Общеприемлемые перлы
Он вышел. Зал взбесился на мгновенье
Отбросив прочь своей деревянный посох
Парад-алле! Не видно кресел, мест
Произошел необъяснимый катаклизм
Так дымно, что в зеркале нет отраженья
Так случилось — мужчины ушли — к/ф «Точка отсчета»
Хорошо, что за ревом не слышалось звука
Что случилось? Почему кричат?
Шагают актеры в ряд
Это смертельно почти, кроме шуток
Я бегу, топчу, скользя
Я все вопросы освещу сполна
Я оглох от ударов ладоней
Я первым смерил жизнь обратным счетом
1972 год
Бегают по лесу стаи зверей — т/ф «Люди и манекены»
Вдоль обрыва, по-над пропастью — («Кони привередливые») к/ф «Земля Санникова»
В заповеднике, вот в каком — забыл («Козел отпущения»)
Все года и века, и эпохи подряд — к/ф «Земля Санникова»
В нас вера есть, и не в одних богов!
В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха («Горное эхо»)
Жил-был один чудак — посвящение А. Галичу
За нашей спиною остались паденья, закаты («Черные бушлаты»)
Как по Волге-матушке — сп. «Необычайные приключения на волжском пароходе»
Куда идешь ты, темное зверье
Кузькин Федя сам не свой — к 8-летию Театра на Таганке
Мишка Шифман башковит
Мосты сгорели, углубились броды
Мы манекены, мы без крови и без кожи — т/ф «Люди и манекены»
