собраниях. Ведь сегодня рабочий класс не имеет ничего общего с тем пролетариатом, который существовал в начале века. И его интересы не может представлять монолитная и вооруженная единогласием партия.
– Ты еще забыл упомянуть, что ваша партия заключила исторический компромисс с либеральной буржуазией, – не скрывая своего сарказма, произнес Дин.
– Да, заключила и опять же по той же причине: сегодня на дворе иные времена. После Октябрьской революции утекло слишком много воды, и новое общество можно строить лишь с участием самых различных политических и социальных сил, гарантируя неприкосновенность основных коллективных и индивидуальных свобод.
– Однако, идя на этот компромисс, вы не боитесь, что рано или поздно сами превратитесь в мелкобуржуазную партию? Что главным для вас станет ваше собственное благополучие, а не интересы народа?
– Можно подумать, в Советском Союзе партийная верхушка не превратилась в мелкобуржуазную уже сегодня? – засмеялся Хуан. – Разве ты не видешь это собственными глазами каждый раз, когда приезжаешь туда? Да и в ГДР, насколько я знаю, произошло то же самое.
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но ваши руководители совершают гораздо больший грех: они сеют неверие в рядах своей партии открыто, даже бравируя этим. Я даже думаю, что это делается сознательно, чтобы завоевать новые симпатии и получить возможность соучастия в правительстве. Мне кажется, что вся ваша критика коммунизма есть попытка не дать марксистский анализ современных задач борьбы за преобразование общества, а желание приспособиться с правых позиций к сегодняшней ситуации. Ведь ваши лидеры ищут только плохое в коммунизме и целенаправленно акцентируют на этом внимание. Но разве было только одно плохое? Разве не благодаря Советскому Союзу состоялось международное признание ГДР и границ, которые сложились в Европе после Второй мировой войны? Или налаживание сотрудничества с социал-демократами? Или подписание Брежневым и Фордом во Владивостоке заявления, в котором Америка признавала принцип мирного сосуществования? А созыв Хельсинкского совещания? Вы же все это сознательно забываете и вместо того, чтобы поддерживать все эти начинания, вносите раскол в коммунистическое движение.
– Это не раскол, а позитивная критика, – продолжал стоять на своем Хуан. – Другое дело, что люди, которых ты поддерживаешь, не признают вообще никакой критики. Они закостенели в своем развитии и являются тем самым балластом, который тянет нас всех на дно.
– А может, на дно тянете именно вы, еврокоммунисты? В своих действиях вы похожи на капитулянтов, приспособленцев. Ваша партия становится мелкобуржуазной, о чем наглядно говорит множество фактов. Вы отказались от требований земельной реформы, национализации. Вы даже не хотите устранить бывших франкистов из госаппарата, что уже само по себе о многом говорит. Вы присоединились к «пакту Монклоа», который создан, чтобы держать в узде трудящихся, которые стали жертвами радикального капиталистического «оздоровления» экономики. Я понимаю, что таким образом вы хотите стать правительственной силой. Но этот компромисс в равной степени может как вознести вас вверх, так и сбросить вниз.
– Слушая тебя, можно подумать, что ты стал ярым коммунистом, – не скрывая своего изумления, воскликнул Хуан.
– Ни в каких партиях я не состою, – понизив голос до обычного, ответил Дин. – И это должно заставить тебя задуматься над моими словами. Я рассуждаю как сторонний наблюдатель, а со стороны, как известно, поле боя видно лучше, чем из какого-либо окопа.
Вернувшись в ГДР, Дин завершил работу над фильмом «Эль Кантор». Труднее всего ему далась концовка картины, где показывалась гибель главного героя – певца Виктора. Эта сцена почти в точности воспроизводила подлинную смерть Виктора Хары на стадионе «Чили», и Дину надо было так сыграть эту сцену, чтобы будущий зритель по-настоящему оценил весь ужас того, что произошло и продолжало происходить в Чили. Дин долго внутренне готовился к этой сцене, пытаясь поставить себя на место Хары. И в этом деле ему помог личный опыт. Он вспомнил собственные тюремные университеты в аргентинской тюрьме, где его пытали пусть не физически, но морально – заставляли присутствовать на пытках его товарищей. В итоге финальную сцену он отыграл на одном дыхании.
К сентябрю Дин закончил работу над фильмом и, полностью удовлетворенный результатом, вновь покинул Восточную Германию. Он отправился в Чехословакию, чтобы договориться на студии грамзаписи «Супрафон» о записи своего диска-гиганта под названием «Моя песня для тебя».
Из Чехословакии Дин взял курс на одну из тогдашних горячих точек планеты – Южный Ливан. Эта поездка была не спонтанной. Как мы помним, еще в августе 73-го Дин познакомился и подружился с лидером ООП Ясиром Арафатом. За прошедшие после этого знакомства четыре года их дружба окрепла и пустила глубокие корни с обеих сторон. Дин и Арафат настолько прикипели друг к другу, что при любой возможности старались либо созвониться, либо увидеться друг с другом. Глядя на их взаимоотношения, Альберт Норден даже как-то пошутил:
– Вы случайно не спите друг с другом? А то за Ясиром, говорят, этот грешок водится.
Дин тоже слышал эту версию – что Арафат гомосексуалист и любит общество юных мальчиков. Однако он не верил в эти слухи, считая, что их специально распускают враги Арафата. Ведь лидер ООП вел настолько скромный образ жизни, что обвинить его в каких-либо грехах было очень трудно. Вот недоброжелатели и выбрали эту версию – гомосексуальную. Но Дин на своем веку повидал немало представителей сексуальных меньшинств и легко мог отличить натурала от «голубого». Так вот, по его мнению, Арафат абсолютно не был похож на гомосексуалиста.
После первой встречи с Арафатом Дин не переставал следить за его судьбой и был рад тому, что авторитет этого человека в мире продолжает расти. Несмотря на то что многие люди считали его повинным в смертях сотен людей и называли не иначе как террористом, Арафат все круче взбирался на мировой олимп. Сам король Иордании Хусейн, который в 1970 году заставил 15 тысяч палестинцев бежать из его страны, заявил, что ООП представляет арабов Палестины. После этого Арафата признали и в остальном мире: 13 ноября 1974 года он добился того, что его с высокими почестями приняли в Нью-Йорке на торжественном заседании Организации Объединенных Наций. С легкой руки Советского Союза ООП была включена в состав ООН в качестве наблюдателя, что позволило ООП открыть свои официальные представительства на уровне консульств во многих странах мира.
К тому времени ООП была изгнана с территории Иордании и базировалась в Ливане. Однако спокойной ее жизнь там назвать было нельзя. Две влиятельные силы – христиане-марониты (самая богатая группа в стране) и друзская община – были враждебно настроены по отношению к ООП, поскольку та вносила дисбаланс в их жизнь: своими акциями против Израиля палестинцы навлекали на Ливан ответные удары, а это не могло не возмущать маронитов, которые хотели не воевать, а торговать. В итоге очень скоро Ливан запылал.
Сначала в апреле 1975 года там разразилась гражданская война, а спустя 13 месяцев – в июне 1976 года – в Ливан ввела свои вооруженные силы Сирия, мотивировав интервенцию попыткой положить конец внутриливанской междоусобице и стабилизировать ситуацию в стране (у Сирии были хорошие отношения с Москвой, но здесь она предпочла не слушать ее советов и действовала независимо). Несмотря на отчаянное сопротивление палестинцев, к октябрю большая часть Ливана находилась уже под абсолютным контролем сирийской армии, что привело к полной победе Сирии, капитуляции большей части палестинских вооруженных формирований и фактическому прекращению гражданской войны. Эта победа была выгодна не только Сирии, но и Израилю, а вот союзники палестинцев – социалистический блок – оказались в явном проигрыше.
Несмотря на то что в ноябре 1976 года в Ливан были введены межарабские силы по поддержанию мира (около 30 тысяч человек), ситуация там продолжала оставаться напряженной. Не помогло даже мирное соглашение, известное как Штурийский договор, который был подписан между Ливаном и ООП 25 июля 1977 года, но никем не соблюдался. Правохристианские силы мечтали добить силы ООП, которые дислоцировались в Южном Ливане, для чего устраивались различные провокации. Например, снайперы убивали сирийских солдат, а минометчики и артиллеристы обстреливали кварталы Бейрута. Особенно ожесточенными эти столкновения стали в сентябре – октябре, когда туда приехал Дин Рид. Отправился он туда по приглашению Арафата, чтобы вновь
