Пока его жена лежала в больнице, Дин без дела не сидел – 27–29 ноября он дал несколько концертов в Театре эстрады. А также принял участие в съемках телевизионного новогоднего «Голубого огонька», которые проходили в телестудии на Шаболовке. Поскольку Дин был хорошо знаком с западным телевидением (с американским и латиноамериканским), ему было интересно присовокупить к этому и впечатления о советском телевидении. Они оказались двоякими.
С одной стороны, он увидел, что технически советские телевизионщики оснащены не самым лучшим образом. Да и сама Шаболовка не являла собой средоточие суперсовременного дизайна и ультрамодных новшеств (Дину объяснили, что через год в Москве откроется новый телецентр, в Останкине, который обещает стать одним из самых современных в Европе). У советских светотехников не было мощной аппаратуры, как у их западных коллег, поэтому они работали с советскими ламповыми кинопрожекторами, которые расставлялись по балконам в студии, которую они ласково называли «Аннушкой» (студия «А», где снимались «Голубые огоньки»). Этими же приборами освещалась заставка к передаче – Шуховская башня, которая была нарисована на куске старого холста. В самой студии рядом с каждым телеоператором всегда находился мастер по свету. В одной руке он держал зеркальную лампу, а другой возил штатив на колесиках, на котором крепился еще один осветительный агрегат.
Однако все эти детали померкли на фоне того, когда Дину объяснили, что такое «Голубой огонек». Это было своего рода телевизионное кафе, куда приглашались самые известные люди страны: передовики производства, популярные спортсмены, деятели литературы и искусства. Они делились с телезрителями своими планами на будущее, рассказывали какие-то необычные истории из жизни. В паузах между этими рассказами выступали известные артисты. Эта передача считалась в Советском Союзе самой популярной – у нее были самые высокие рейтинги. И Дин понял почему: у передачи был очень большой положительный заряд. Ни один западный аналог такого заряда не нес, поскольку ставил перед собой исключительно одну цель – развлечь зрителя. Там главными героями становились артисты, для которых главным было «засветиться» на голубом экране. А зрители, которые находились в студии, служили только статистами – им вменялось в обязанность улыбаться и громко хлопать.
Вообще в тот свой приход на Шаболовку Дин узнал много интересного из жизни советского телевидения. Например, он еще год назад был потрясен тем, что на нем начисто отсутствует коммерческая реклама. То есть ни одна советская телепередача, ни один фильм не прерывались каждые 7–8 минут на рекламный блок, без которого западный телезритель своего телевидения не представлял. Причем у подавляющего числа телезрителей эта реклама вызывала стойкую аллергию, однако поделать с ней он ничего не мог – это было обязательным атрибутом телевидения по-западному. Дин хорошо знал эту ситуацию, поскольку в его передаче на аргентинском ТВ без рекламы тоже нельзя было ступить ни шагу. Как было известно Дину из официальных источников, только зарегистрированные доходы телевидения в США от продажи эфирного времени для коммерческой рекламы составили в предыдущем году гигантскую сумму в 4 миллиарда долларов, что равнялось национальному доходу какой-нибудь средней латиноамериканской страны.
Когда Дин поинтересовался у обитателей Шаболовки, на какие же деньги существует телевидение в СССР, ему ответили коротко: на государственные.
– А как насчет цензуры? – задал Дин вопрос, который для советских телевизионщиков был притчей во языцех – иностранцы его часто задавали.
– У нас существует так называемая внутренняя цензура, которая не позволяет нам снимать всяческие непотребности: порнографию, насилие, ужасы и т. д.
Дин был поражен и этим фактом, поскольку хорошо знал ситуацию на своем родном, американском телевидении. В прошлом году одна тамошняя газета провела анализ программ, пользующихся успехом у американских детей, и выяснила, что за 80 часов детям было показано 81 убийство и 372 акта насилия.
Но вернемся к «Голубому огоньку», в котором участвовал Дин. Он исполнил одну из своих самых на тот момент популярных песен: «Элизабет» Пола Анки. Именно эта запись, которую покажут в новогоднюю ночь, позволит миллионам советских людей впервые воочию увидеть популярного американского артиста, которого советские газеты уже успели окрестить «революционным певцом» и «другом Советского Союза».
Свободное от концертов и съемок время Дин посвящал встречам с разными людьми. В один из тех дней ему в гостиницу позвонила актриса Татьяна Лаврова, с которой он познакомился пару лет назад на кинофестивале в Мар-дель-Плата, и пригласила его вечером на свой спектакль «Двое на качелях» в театр «Современник». Дин отправился туда не один: с ним был Андрей и его коллега, девушка-переводчик Елена, которая только начала постигать азы переводческой деятельности и очень хотела, чтобы в качестве ее дебюта на этом поприще был знаменитый американский певец.
После спектакля было решено отправиться в ресторан «Арагви», чтобы достойно отпраздновать встречу. Лаврову вызвались сопровождать двое ее коллег по театру: ее тогдашний муж Олег Даль, который полтора месяца назад вернулся из Калининграда со съемок фильма «Женя, Женечка и „катюша“», и Михаил Козаков. В ресторане им выделили отдельный кабинет для важных персон, где они могли не опасаться любопытных взоров. Они просидели там вплоть до закрытия ресторана, а затем отправились догуливать вечер, а вернее ночь, в номер Дина в гостинице «Украина». Все уже были изрядно навеселе, и, когда ввалились шумной гурьбой в гостиничный коридор, дежурная по этажу попросила их не шуметь, поскольку все постояльцы уже легли спать. Однако едва веселая компания оказалась в номере, как Дин первым нарушил данное им дежурной обещание. Он взял в руки гитару и спел гостям несколько песен из своего кантри-репертуара. Девушки тут же стали кричать «Браво!» и рукоплескать Дину. Столь бурное проявление чувств к заморскому гостю со стороны его жены задело Олега Даля, и он решил доказать, что тоже кое-что умеет. В трезвом состоянии он бы вряд ли стал бросать вызов Дину, но после сегодняшнего обильного возлияния желание взять реванш буквально распирало его. И он обратился к хозину номера:
– Дин, гив ми инструмент, плиз…
И хотя сказано это было на вполне сносном английском, Дин сначала не понял, чего от него хотят, и продолжал сжимать гитару в руках. Тогда Даль привстал со своего места и протянул руку к гитаре:
– Ну дай мне гитару, не бойся, я ее не съем.
Как ни странно, но эти слова Дин понял и с улыбкой протянул инструмент Далю. Тот возвратился на свое место, подтянул колки на гитаре, после чего провел пальцами по струнам и запел очень популярную в те годы во время застолий песню «Там вдали, за рекой зажигались огни». Дин не понял ни единого слова, однако то, как душевно пел эту песню Даль, произвело на него сильное впечатление. И когда отзвучал последний аккорд и в номере повисла тишина, Дин первым захлопал в ладоши. Затем стали аплодировать и все остальные. Но Даль даже бровью не повел и без всякого объявления запел следующую песню – «Клен ты мой опавший» на слова Сергея Есенина. И снова первым выразил свой восторг после окончания песни Дин. Плеснув в рюмку водки, он предложил всем присутствующим выпить за исполнителя песен. А когда все осушили свои рюмки, попросил Елену перевести Далю свой вопрос:
– Олег, ваши песни издаются на пластинках?
– Ни на чем они не издаются, – отмахнулся от Дина Даль, закусывая водку бутербродом с сыром. – Я из тех исполнителей, которые дарят людям свое искусство исключительно во время застолий. И таких, как я, у нас большинство. Вот Татьяна мне говорила, что вы недавно были в Театре на Таганке и слушали там Высоцкого. Вам понравилось?
– Очень, – кивнул Дин.
– А ведь у Высоцкого тоже нет ни одной пластинки со своими песнями. Он известен исключительно по магнитофонным записям.
Когда Елена перевела эти слова Дину, он спросил ее:
– Эти записи распространяет государство вместо пластинок?
Елена в ответ рассмеялась, после чего стала объяснять Дину ситуацию с «магнитоиздатом» в Советском Союзе:
– Эти записи государство не поощряет. Этим занимаются сами поклонники певца, принося магнитофоны либо на его концерты, либо делая записи во время таких вот застолий. Потом эти записи передаются из рук в руки и расходятся по всей стране.
– У нас в Америке ничего подобного нет, – развел руками Дин.
– Это потому, что вы строите загнивающий капитализм, а мы скоро будем жить при коммунизме, – сострил Даль, после чего отправил в рот очередную рюмку водки.
