волосатую компанию». К счастью, эти угрозы так и не осуществились.
Тем временем в 1970 году «машинисты» благополучно закончили школу и поступили в различные вузы. Например, Макаревич стал студентом Московского архитектурного института (МАрхИ). Однако несмотря на это, ансамбль продолжал свое существование. Более того, в 1970 году о нем уже были достаточно наслышаны московские хиппи, проводившие свои вечера во Дворце культуры «Энергетик» на Раушской набережной. Через эту альма-матер московской рок-музыки прошли многие известные исполнители: Алексей Козлов, Стас Намин (именно он привел «машинистов» в ДК), Александр Градский и др.
Стоит отметить, что «рокерская» тусовка предполагала наличие у ее участников определенных привычек, которые принято называть вредными: алкоголь, курение, девушки. «Машинисты» в этом отношении не были исключением, хотя некоторое время среди них была одна «белая ворона» - Макаревич, который в отличие от своих товарищей не был подвержен ни одному из перечисленных пороков. Однако долго так продолжаться не могло. Однажды нервы у Сергея Кавагоэ не выдержали, он купил бутылку портвейна и заставил Макаревича распить ее на двоих в одном из московских кафе-мороженых. Так состоялось «боевое крещение» Макаревича на винном поприще, а чуть позже и все остальное.
Между тем в 1971 году состав «Машин» претерпел серьезные изменения: Мазаева забрали в армию, а Борзов покинул группу по личным мотивам. Вместо них пришли другие участники: бас-гитару взял в руки Александр Кутиков (в прошлом боксер, бронзовый призер первенства Москвы среди юношей), за ударные установки сел Максим Капитановский (первый настоящий муыкант, до этого игравший в самой «техничной» московской группе «Второе дыхание»), у клавишных встал Сергей Кавагоэ (он был наполовину японец, и его отец часто привозил сыну из
Японии необходимый музыкальный реквизит). Произошли изменения и в репертуаре ансамбля - место англоязычных песен стали все больше занимать песни на русском языке. Именно тогда Макаревичем были написаны первые «хиты»: «Песня о солдате» («Я с детства выбрал верный путь...»), «Продавец счастья» («Вчера я шел в начале ночи...»), «Песня про розовые очки» («День назад я был не рад, что родился на свет...»), «Миллионеры» («Я слышал, что миллионеры...») и др.
Позднее музыкальный критик А. Троицкий так охарактеризует творчество Макаревича и его группы того периода: «Как исполнители они не очень впечатляли: играли элементарно, Андрей Макаревич пел гнусавым голосом (немного похоже на Дилана) и очень смущенно держался на сцене. Их музыка по- прежнему сильно отдавала «ливерпулем», косметически припудренным под хард-рок. Несколько красивых мелодий, а вообще, ничего особенного. Но все это и не имело большого значения, ибо реальная миссия «Машины времени» состояла совсем в другом, а именно - «заставить людей думать», разумеется, над текстами песен...
На мой вкус, стихи Макаревича немного пресноваты - абстрактны и дидактичны, - но они, бесспорно, честны и полны озабоченности. В них точно, пусть и в «мягком фокусе», переданы симптомы злостной эпидемии потребительства и неверия, косившей в то время всех подряд. Естественно, говорить об этих вещах во всеуслышание было не принято: средства массовой информации старательно поддерживали максимально благополучный (и лживый) образ решительного и идейно убежденного современного героя. Именно поэтому «проблемные» песни «Машины времени» имели фантастический резонанс, как один из немногих чистых голосов в фальшивом хоре...»
Об этом же слова другого критика - И. Смирнова: «В создаваемых ими («машинистами» - Ф. Р.) образах переливались все геральдические цвета хиппизма. Прежде всего, это предельная возвышенность, аллегоричность и романтизм. Программы «Машины времени», талантливейшей группы этого поколения, похожи на настенный гобелен: замки и корабли с парусами не оставляют практически никакого места для атрибутов реальной жизни. Из местоимений доминирует «ты»...
Настроение песен «Машины времени», как правило, чрезвычайно мрачное. Не имея никакого желания становиться на одну доску с теми т. н. критиками, которые считают пессимизм отрицательным качеством произведения, лишающим его права на внимание читателя, зрителя или слушателя, мы в интересах истины должны признать, что рокеры в этом отношении оказались весьма непохожи на бардов: в песнях Окуджавы, Высоцкого и приобретавшего в начале 70-х годов все большую популярность Аркадия Северного в десять раз больше жизнеутверждающей энергии...»
В 1972 году группа «Машины времени» на несколько месяцев прекратила свое существование и ее участники влились в состав популярной рок-группы «Лучшие годы», которая практиковалась на исполнении западной музыки и копировала Элвиса Пресли, Тома Джонса, Джеймса Брауна, Уилсона Пикета, «Лед Зеппелин» и др. Все лето «Лучшие годы» провели на юге в Международном студенческом лагере «Буревестник-2» в Вишневке, где играли на танцах.
В 1973 году «Лучшие годы» почти в полном составе ушли на профессиональную сцену и «Машина времени» (теперь она называлась в единственном числе) была возвращена к жизни (из «Лучших годов» в нее перешел клавишник Игорь Саульский). Из-под пера Макаревича на свет родились новые «хиты»: «Хрустальный город» («Я был вчера в огромном городе...»), «Туманные поля» («Я видел странный сон...»), «Круг чистой воды» («Я раскрасил свой дом...»), «Ты или я» («Все очень просто...»), «Я устал» («Я устал встречать знакомых и гадать, кто друг...») и др. Однако период относительного спокойствия в группе длился недолго - вскоре произошел конфликт между Кавагоэ и Кутиковым и последний ушел в группу «Високосное лето». За ним покинул группу и Саульский. Уставший от этих дрязг Макаревич собрал свои нехитрые пожитки и отправился на юг - играть в одной из сборных групп в спортивном лагере МГУ в Джемете.
Между тем следующий год запомнился Макаревичу прежде всего двумя событиями: его отчислением из института и съемками в кино. Расскажем все по порядку.
Творческие поиски Макаревича всегда вызывали крайне негативную реакцию со стороны руководства МАрхИ. Ладно бы он Писал бодрые песни про БАМ или про любовь, так ведь нет - то про хрустальные города, то про туманные поля. В 1974 году к этому списку прибавились и новые произведения из этого же ряда: «Черно-белый цвет» («Кто знал, кто тебя таким создал...»), «Из конца в конец» («Есть волшебный замок...»), «Это новый день» («Я песню спел свою...»). В конце концов руководству вуза это надоело, и Макаревича исключили из института (формальным поводом к этому стала его неявка на овощную базу). После этого Макаревичу пришлось идти на вечернее отделение все того же МАрхИ, а днем работать в «Гипротеатре». При этом свободного времени у него была уйма: на работе он добился зачисления на полставки и ходил туда через день, а в институте появлялся только на экзаменах. Позднее профессор МАрхИ В. Раннев так отзовется о студенте Макаревиче: «У него были явные способности к рисованию и проектированию. Вот только любви к архитектуре не было. На занятия он неизменно являлся с зачехленной гитарой и как что-то второстепенное, почти ненужное, приносил бумаги с чертежами. Скромный, щупленький, кудрявый, как негр, парень. Средненький хорошист. В нем не было ничего особенного. Помню, мы поразились, что он сам придумал тему своего диплома (обычно темы студентам давали мы). Да еще какую! Спроектировал в форме кристалла голографический театр со светомузыкой в саду «Эрмитаж». И почему-то категорически настаивал на светомузыке. Тогда только мы подумали, что музыка в его жизни - не просто хобби».
Однако в отличие от руководства МАрхИ, которое негативно относилось к песенному творчеству своих студентов, кинематографисты отнеслись к нему иначе. А. Макаревич вспоминает: «На сейшене в столовой номер восемь филфака МГУ (легендарное, кстати, место!) к нам подошел усатый дядька и объявил, что он из съемочной группы Данелии и мы им нужны. Ночь я провел в необыкновенном волнении. Перед именем Данелии я благоговел - недавно... прошел фильм «Тридцать три», был он очень смешной и по тем временам редкой гражданской смелости, на грани запрета. Я не мог себе представить, зачем мы понадобились Данелии, и воображение рисовало картинки самые причудливые. Оказалось, все очень просто. В эпизоде на клубных танцах нужна была на заднем плане какая-нибудь группа - так сказать, типичный представитель. Только и всего. Там даже вроде бы снимался «Аракс», но потом у них что-то не сложилось. Надо сказать, я не расстроился: я считал за честь принести пользу Данелии в любом виде. Быстро была записана фонограмма песни «Ты или я» - выбора, собственно, не было, других наших песен Дегтярюк (новый участник группы - Ф. Р.) играть не умел. Съемки прошли за один день (вернее, ночь). Надо сказать, Данелия отнесся к нам очень уважительно и щепетильно: песня была у нас приобретена по всем законам, и спустя несколько месяцев я неожиданно для себя получил невероятную кучу денег - рублей пятьсот (случай для нашего отечественного кинопроизводства отнюдь не типичный). На эти деньги был приобретен в комиссионном
