l:href='#n_113' type='note'>[113]. Это давало японцам возможность не ввязываться в бесконечную наземную войну в Азии — такую, как в Китае. Однако происшедшие в течение нескольких месяцев перемены заставили японцев пересмотреть свой стратегический взгляд на Индию. Фактором, который расширил стратегическую точку зрения японцев на субконтинент, стала перспектива сотрудничества между союзниками. Даже если Японии и Германии не нужно было совместно противостоять Советскому Союзу, успех Германии в Северной Африке, на Среднем Востоке (включая неудавшийся переворот в Ираке) и возможное продвижение на юг Азии с южных границ Советского Союза, все предпологали, что германо- японское «сотрудничество» может вылиться в ценную стратегическую концепцию.
То, что этого не случилось, произошло не по вине Хироши Ошимы, японского посла в Берлине. Он, возможно, никогда не понимал слабости стратегии немцев и их неспособности (или нежелания) заглянуть чуть дальше текущей боевой ситуации[114]. Но и он, и его германские коллеги видели, что англичанам приходится отводить дополнительные силы на западные подходы к Индии и что это может ослабить их способность отразить японскую атаку с востока. Они также подняли — но не решили — вопрос о том, будет ли целью похода на Индию разрушение охватывающих весь мир британских путей коммуникации или же целью этого похода будет продолжение японской экспансии против Бирмы со стороны юго-восточной Азии. Вполне естественно, что немцы были больше заинтересованы в атаке на Цейлон{38} и последующих атаках в Индийском океане. Они бы оказали более непосредственное воздействие на положение союзников в Северной Африке и на Среднем Востоке, чем на сражения, которые сформировали бы будущее Японии. В ответ в декабре 1941 года в Берлине посол Ошима предложил синхронизировать японо-германский поход на Индию. «После захвата Сингапура Япония должна повернуть на Индию. Когда Япония атакует Индию с востока, будет полезнее всего, если германские войска подойдут к Индии с запада»[115].
Однако, хотя германским войскам так и не суждено было перейти пределы Индии, японцы с энтузиазмом взирали на то, что на поверку оказалось иллюзией союза. Это подтвердило, что Индия будет включена в список целей, который расширился после побед 1941–1942 годов, хотя эта цель и была более отдаленной, чем другие насущные цели Японии. Тем не менее, поскольку довоенные планы Японии были сметены после падения Сингапура тем, что потом назвали «болезнью побед», состав «Великой сферы восточно-азиатского сопроцветания» был пересмотрен и туда была включена Индия[116]. То, как это следовало исполнить, было решено заранее, поскольку японские стратегия и планирование оставались по большей части сосредоточенными на экспансии. Японский флот отозвался на победы 1942 года планированием масштабных продвижений, основной целью которых были Гавайи, но была и Индия[117]. Говоря словами адмирала Матоме Угаки, главы штаба Объединенного флота: «цель нашей стратегии — высадиться на Гавайях, Фиджи, Самоа и в Новой Каледонии, а также овладеть Индией и уничтожить Британскую эскадру в Индийском океане[118]. Однако планы по захвату Австралии здесь заканчивались, и японцы осознали, что одновременная атака на Индию представляет собой непреодолимую проблему[119]. Поэтому если и Индия, и Австралия были частью вновь расширенного списка стратегических целей, их следовало расположить по порядку.
В начале 1942 года главным сторонником индийской операции был премьер-министр Тодзио[120]. В своем мнении он противостоял генералам Хисаиши Тероши (главнокомандующему Южной армией, со штаб-квартирой в Сайгоне) и Ходзимэ Сутияма (руководителю Генерального штаба армии), а также множеству разведчиков. К беспокойству по поводу стратегического направления Японии они прибавляли беспокойство по поводу опасности успеха, который оставит Японию в оккупации. Они считали индусов неспособными создать организованное государство — после выдворения британцев. У этих руководителей было мало времени для поиска неяпонских союзников, они не доверяли даже своим собственным помощникам из Индийской национальной армии (созданной по приказу Тодзио) в той же степени, в какой они поначалу не доверяли своим бирманским пособникам, которых они теперь пытались организовать, чтобы обеспечить поддержку японскому режиму [121].
Однако армия нашла Индию возможной целью — частично в качестве альтернативы амбициозным военно-морским планам захвата линии круговой обороны в Тихом океане [122]. Это, по крайней мере, не повлекло бы за собой введения в бой по частям, к чему привела бы стратегия военно-морского флота. При принятии решения о походе против Индии планирование должно было начаться в январе — феврале, в конце Малайской кампании. Любое движение на Индию до начала майского сезона дождей могло означать перенос кампании по захвату Верхней Бирмы, включая жизненно важные аэродромы в Мандалае и Лашо, открывавшие путь на Китай. Это значило бы, что силам, направлявшимся теперь в Бирму, придется иметь дело с оставшимися в Верхней Бирме британскими и китайскими соединениями во время сезона дождей при весьма ограниченных ресурсах.
В начале 1942 года японцы увидели те же две тактические возможности, что и немцы (и британцы), наступательных операций. Можно было во время движения на Индию одновременно высадиться на Цейлоне, что давало бы возможность угрожать британским путям снабжения в Индийском океане, около мыса Доброй Надежды, или сразу вторгнуться в Индию, начав атаку через границу в Бирме, как только закончится Бирманская кампания. Механизмы атак также были неясны. Были рассмотрены как возможность морских рейдов — вариант, которому отдавал предпочтение флот, — так и возможность высадки[123]. Обе наступательные операции планировались как Операция-11 и Операция-21, против Цейлона и Индии соответственно[124].
Казалось, атаку японцев 1942 года на британские соединения отразить невозможно. За триумфом при Сингапуре последовало стремительное продвижение по территории Бирмы, несмотря на вмешательство китайцев и тяжелые условия местности, которые вкупе с плохо организованным снабжением затрудняли продвижение японцев больше, чем действия англичан. Следовало решить вопрос о том, какой будет следующая цель. Очевидно, что теперь события обгоняли планы ноября 1941 года.
Потребность в быстрой разработке стратегических планов преследования — когда не было ни времени, ни желания для активного анализа возможностей — появилась, когда Япония отошла от следования довоенному планированию после достижения в 1941–1942 годах первоначальных целей[125]. То, что осталось от довоенного планирования, значило: японцы поняли, что непродуманное нападение на Индию есть авантюра и неоправданная трата сил. Оно могло бы привести к немедленной — или отдаленной — катастрофе. Однако общая стратегическая ситуация значила, что японцы поняли: если они не одержали тактическую победу над союзниками в первые шесть месяцев войны, то вряд ли одержат победу в конце. Очевидно, что Индия была тем фундаментом, опираясь на который союзники с их индустриальным преимуществом смогут наконец укрепить силы и снова занять Бирму — и, кроме того, Юго-Восточную Азию. Японцы также не питали иллюзий относительно того, что политическая неразбериха в Индии, возможно, предотвратит такое развитие событий.
Претворение в жизнь этой весьма рискованной стратегии было бы сложным делом, которое значило бы отправку в Индию войск, измученных малайской и яванской кампаниями. Они будут действовать согласованно, в несколько приемов. Дивизии, ответственные за начало вторжения, должны будут прибыть из центрального резерва Японии и Маньчжурии. Это само по себе было рискованно. Дивизии, которые воевали в Малайе, извлекли огромную пользу из интенсивных тренировок во Французском Индокитае, но теперь у них не будет времени на это, поскольку следующие одна за другой операции должны были получить стратегический импульс, который дали бы победы Японии.
Независимо от того, стал ли бы целью Цейлон или сама Индия, выбор возможности, подразумевавшей высадку, потребовал бы стягивания конвоев сравнительно небольшого количества японских — и все более необходимых — быстроходных торговых кораблей. Это означало нарушение графика плавания конвоя и неизбежное сокращение стратегических запасов топлива, стали и других стратегических материалов до уровня много ниже того, что считался приемлемым.
Помимо необходимости нового стратегического планирования, передвижения японцев привели их к контакту с новыми народами Азии. Японцы постепенно начинали видеть себя так, как их представляла их же пропаганда, — освободителями Азии от власти белых. Жестокость их собственного десятилетнего правления в Корее и война с Китаем никак не влияли на «фильтр восприятия», который создавали
