схемы вводится в удобные манипулятору рамки. Если реципиент принимает такую трактовку, он автоматически лишается возможности увидеть вопрос в комплексе и оценить все стороны рассматриваемой проблемы.
«Кретинизация» обсуждаемого вопроса чаще всего используется манипулятором при непосредственном общении с жертвой манипуляции. Особенность данного вида манипуляции сознанием — его исключительная эффективность при условии достаточной подготовки и опыта манипулятора и, наоборот, отсутствия необходимых навыков контрманипуляции у реципиента. Как правило, нечто подобное происходит, когда манипулятор оказывается, благодаря контраргу ментам оппонентов, в сложной ситуации и ему необходимо любыми способами заставить аудиторию поверить в справедливость именно его позиции — для того, чтобы скрыть приближающееся фиаско. Особенно, если данная сложная для него ситуация усугубляется «цейтнотом»: исправлять положениие нужно быстро, и времени на выстраивание сложной манипуляционной схемы нет. «Критичность» ситуации обуславливает применение рискованных, но эффективных — при успешном исполнении — методов манипуляции сознанием.
Исключительно часто такие приемы применяются в теле- и радиопередачах, когда ведущий («демократической ориентации»; другие там встречаются редко) спорит с радиослушателем, не принимающим навязываемых СМИ либерально-разрушительных ценностей. Пример такой манипуляции — передача «Разворот» на радиостанции «Эхо Москвы», эфир 15 сентября 2005 года. Ведущий, М. Ганапольский, «пропускает» в эфир высказывание человека, отстаивающего очевидный взгляд: при СССР у молодежи было несравнимо больше шансов выйти в люди, получить образование, достойную работу и обрести свое место в жизни.
Подобное отношение к СССР, к строю, который демократический Ганапольский искренне ненавидит, вызывает у него бешеную реакцию.
«Слушатель: Ну, вот что я хочу сказать. Я сейчас работаю, у меня своя фирма. И вижу, что у молодежи нет перспектив. Вот совсем… Ведь они [молодежь] не знают, что такое СССР, как там было, что там заботились!.. Они всего этого не видели, не знают… А знают только то, что сейчас есть — и у них нет хорошего будущего! Потому, что сейчас жизнь другая, что вот так Ельцин с Путиным устроили, потому что молодежи некуда… И они даже не знают, как было иначе… как в СССР было, понимаете?.. У молодежи сейчас нет хорошего будущего, потому, что все против них. Вот, что я хочу сказать. У нас сейчас нет для молодежи возможностей, чтобы развиваться, чтобы спокойно жить и работать!
Ганапольский: Послушайте, недавно я читал высказывание четырнадцатилетнего мальчика. Он не знает, что такое СССР, никогда там не жил, а все знает только по рассказам. И туда он не стремится! Он хочет выучиться на строителя и строить высотные здания. Вопрос: как ему может помешать стать строителем и строить высотные дома то, что он не знает, как жилось в СССР?
Слушатель: Ну, Матвей, я же говорю. Они не знают этого, они [молодежь] сейчас брошены, куда он пойдет?
Г.: Я вас спрашиваю: как то, что он не знает, как было в СССР, может помешать ему выучиться на строителя?
С: Ну так сейчас это [получить качественное образование] сложнее стало! Для молодежи — я это хочу сказать! Он не может… ему же сложнее, чем тогда…
Г.: Не-ет! Нет, я вам задал вопрос, вы на него должны ответить: если этот молодой человек не знает, как жилось в СССР — как это помешает ему выучиться на строителя и строить высотные дома… вот, как он говорит? Прошу ответить [говорит с очень жестким нажимом]!
С. [явно растерян таким прессингом ведущего]: Ну, Матвей, вы же профессионал, мне сложно с вами спорить, просто я хотел сказать…
Г. [почти кричит, перебивает]: Да я вообще молчу! Я вам не мешаю говорить! Либо вы перестаете переходить на личности и отвечаете на вопрос, либо… кладете трубку… телефонную! Или я…
С: Ну вот я же…
Г. [снова перебивает, говорит очень жестко и громко]: И что это такое? Я задал вопрос — а вы на меня «наезжаете»! Я хочу, чтобы вы ответили на вопрос и перестали на меня «наезжать»! Я требую ответа: каким образом ему может помешать стать строителем и строить то, что он «не знает» СССР?
С. [явно выходит из себя, начинает говорить яростно, убедительно, не выходя, однако, за рамки приличий]: Так вот что хотел сказать! Сейчас молодежи учиться сложнее! Куда он [обсуждаемый мальчик] пойдет? Образование сокращается, какие настроения, вы знаете?! У меня племянник, ему семнадцать. Он говорит моей сестре: мам, я лучше, вместо ар мии, пойду наркотиками торговать! Меня тогда не в армию, тюрьму посадят, и все меня будут уважать! А если я в армию пойду — меня за «лоха» будут считать. Потому что ты меня от армии «отмазать» не смогла! Вот какие настроения сейчас в молодежи! Я сам на стройке работаю [говорит очень убедительно, Ганапольскому явно нечего возразить]. И я знаю это сам! Кому работать? Молодежь не идет — на улицу они идут, а не работать! Кто дома такие будет строить — таджики? Нашим же [молодым людям] объяснили Ельцин с Путиным, что нужно не работать, а зарабатывать, хапать! И все они [Ельцин с Путиным] сделали, чтобы у молодежи СЕГОДНЯ не было таких хороших возможностей, как в Советском Союзе! Вот они и не будут работать! Какие «высотные дома», о чем вы вообще говорите?!
Г. [явно растерян, лихорадочно ищет выход]: Так, я вас понял. Ваша… ээээ… точка зрения… Ну, в общем, понятна… Я вот хочу спросить: этот мальчик, я говорил, он хотел строить высотные дома. Вы, как строитель, ответьте: когда было больше построено высоток — в счастливом Советском Союзе, или сейчас, при такой «плохой» [произносит это с явной издевкой, ерничает] демократии? Отвечайте!
С: Ну, я…
Г.: Не-ет, вы отвечайте! Когда было больше построено высотных зданий? С. [растерян, чувствует, что ему не переспорить агрессивного ведущего]: Ну, наверное сейчас…
Г. [торжествующе]: Во-от! Все, это — ответ! Вопрос закрыт! Новости!»
В данном случае Ганапольский вынужден дезавуировать в эфире исключительно опасное для либерально-рыночной идеологии утверждение, что советский строй обеспечивал гораздо более удобные для профессионального развития молодежи (и, следовательно, для развития всего социума) условия. Однако спорить об этом он не может: утверждать обратное в условиях, когда подавляющая часть населения сегодняшней России считают так же, как и «слушатель», означает выставить себя явно предвзятым человеком. Поэто му он цепляется к одному высказыванию «слушателя», доводя его до абсурда, и на этом строит свою манипуляционную установку. Он берет фразу «у них нет хорошего будущего [в сегодняшних социально-политико-экономических условиях России]» и «привязывает» это высказывание к другому, явно эмоциональному: «… Ведь они [молодежь] не знают, что такое СССР, как там было». Собеседника Ганапольского можно понять: любой нормальный человек, имеющий детей, с большим удовольствием дал бы им возможность жить в обществе без наркотиков, без преступности, проституции и массового распространения инфекционных заболеваний (СПИД, гепатиты различных форм, ИПП, туберкулез и пр.), колоссальный всплекс которых свойственен «демократической» России. Под термином «не знают СССР» «слушатель» подразумевал «не жили в СССР, не имеют возможности сравнивать». Ганапольский прекрасно понимает разницу (он человек бессовестный, но явно неглупый), но использует вежливость, корректность и культурность оппонента для достижения целей манипуляции.
Увязав эти две фразы, ведущий получает дикий гибрид — «они не имеют хорошего будущего, потому что не знают СССР». Именно эту ахинею Ганапольский и приписывает собеседнику (21.1), используя для морального давления повышенные тона, эмоции и угрозы отключить связь (паразитирование на своем авторитете ведущего, 7.6). Таким образом, обсуждаемая тема — отсутствие перспектив личного развития у большинства сегодняшней молодежи — предельно оглупляется и сводится к тому, что отстаивающий тезис об отсутствии таких перспектив «сводит» аргументацию к тому, что «молодые люди не знают СССР». Но ведь «слушатель» имел в виду совсем не это.
Кроме того, когда в конце аргументированная, эмоциональная, но корректная речь собеседника загоняют Ганапольского «в угол», он вторично прибегает к тому же приему. «Прогресс» в сегодняшней разрушающейся России он сводит к тому, что «в ней сегодня высоток строится больше, чем в СССР». Однако
