ногами конское брюхо. В голове со звоном кувыркалось отчаянье и страх: неужели она?
Обрыв промелькнул мимо и навстречу, в призрачном свете понеслась прибрежная полоса песка. Тело пока мирилось с новым испытанием, но разум бурно бил тревогу. Когда понял, что не так, застонал от досады. Сбруя, доспехом и главное — меч, всё осталось в лагере! О возвращении не могло быть и речи: сердце рвалось от одной мысли, что может быть, в этот самый миг к Лельке тянутся руки степняков. Из горла вырвался жуткий рык, когда вспомнил, что вытворяют кочевники с полонянками.
Со стороны давешнего поля битвы донёсся волчий вой. Запах крови пропитал ночной воздух и выманил зверей из недалёкого леса. Однако, серые и мечтать не могли о столь щедром угощении и теперь обалдело рыскали меж трупов, сбитые с толку невиданным изобилием.
Ворон уже миновал побоище, когда через прибрежный песок метнулась длинная тень лисы. Обожравшаяся хищница, замешкалась у воды и едва не попала под копыта. Конь, казалось, даже не заметил помехи, нёсся мощно, будто стараясь выпрыгнуть из чёрной кляксы собственной тени.
Русло плавно отвернуло на восход и некоторое время Сотник мчался навстречу ущербной луне, всматриваясь в голубеющую песчаную полосу. Скоро река снова изогнулась и из-за невысокого пригорка показались тёмные пятна. Извек примерялся с какой стороны обойти летящую навстречу груду камней, как вдруг одно из пятен встало торчком и издало испуганный крик. Остальные тоже подскочили и замерли столбушками, но подстёгнутые вторым криком бросились врассыпную.
Извек узнал отпущенных Мокшей степняков. Рука по привычке дёрнулась к поясу. Пальцы скребнули по тому месту, где должна была быть рукоять и скомкали ткань рубахи. В тот же миг что-то гыкнуло и кубарем отлетело в сторону. Могучая грудь Ворона смела одного из степняков, как таран. Конь даже не сбился с шага. Рассекая воздух, уже настигал того, кто улепётывал вдоль берега, но рывок за гриву заставил сместиться чуть в сторону.
Степняк слышал за спиной быстро приближающийся топот, но вместо того, чтобы оказаться под копытами, вдруг почувствовал на своём загривке мёртвую хватку. Ноги оторвались от земли и его тяжело ударило о холку коня. Сквозь шум в ушах и грохот копыт прорвался нечеловеческий рык всадника:
— Русалка! Где! Кто!
Кочевник хрипел, не понимая, чего от него хотят и Извеку пришлось повторить вопрос.
— Кто поехал за русалкой! Куда!
Пойманный наконец понял, но скачка вышибала дух и из его горла вырывались лишь несуразные звуки. Рука дружинника в нетерпении приподняла и встряхнула несчастного. Тот, не помня себя от страха, подал голос. Слова вырывались с натугой, но Сотник разобрал.
— Алибек ви — дел… на берегу… хан не поверил, был злой, ска — зал… пусть поймает или сикир башка… десятка следопытов…
Он не договорил. Снова оказавшись в воздухе, беспомощно взвыл и, в следующий миг закувыркался по земле. Извек вытер руку о штаны. Скачка продолжилась.
Небо на восходе чуть заметно посветлело и отделилось от чёрного окоёма. Скоро гладь воды начало заволакивать туманом. Ночная прохлада постепенно отрезвила горячую голову и Сотник заставил коня сбавить ход, мрачно всматриваясь в изгибы реки. Чувствовал, что проскакал немало и Алибек с ловцами могут оказаться за ближайшим поворотом. Опыт подсказывал, что степняки не уйдут далеко от берега. Кто же упустит случай спокойно выспаться, обезопасив себя с трёх сторон широким руслом. Дозорных скорее всего двое: один выше, другой ниже по течению. Не нарваться бы с голыми руками, хотя…
…Дюжина копыт взбивала песок у самой кромки воды. Мокша, уже помянув Ящерово племя до седьмого колена, скакал смурной, как осенний вечер. Изредка оглядывался на невозмутимых друзей, будто опасаясь, что отстанут. Пока река заламывала изгибы, оба держались позади балагура, но едва полоса песка выровнялась, Эрзя и Велигой помчались стремя в стремя с Мокшей. До боли в глазах всматривались в вперёд, надеясь разглядеть конную фигуру Сотника. Вместо него, скоро заметили с десяток пеших. Степняки, увидав несущихся по песку дружинников, не раздумывая, бросились в реку.
— Ага—а! — рявкнул Мокша. — Старые знакомые! Что хлопцы, не спится?
В ответ донёсся только суматошный плеск воды. Через пару сотен шагов, впереди обозначилась ещё одна тень. Пошатываясь, как пьяный, степняк брёл навстречу и, казалось не замечал приближения дружинников. В последнее мгновение, расслышав топот копыт, остановился, поднял голову и… снова взлетел в воздух. Вой ужаса застрял в горле, когда на фоне прыгающих звёзд, в призрачном лунном свете, возникла физиономия Мокши.
— Гуляем? — проревел балагур. — Всадника видел?
Пойманный за грудки кочевник болтал в воздухе конечностями, беззвучно хлопал ртом и в ужасе косил глаза на проносящийся под ним песок. Мокша оглянулся на друзей.
— Молчит как рыба об лёд!
— Ну и брось, не мучай! — великодушно откликнулся Эрзя.
Балагур последовал совету. Степняк соколом взмыл над берегом и, пролетев с десяток саженей, подбитым лебедем свалился в речную гладь. Вслед удаляющемуся топоту, по реке заскользили круги…
Скачка продолжалась, пока небо не начало светлеть. Мокша заметил как с морды коня сорвался клочок пены, выругался.
— Всё, пандя! Ещё немного и коней загубим!
Все трое придержали повод. Эрзя перевёл дух, безнадёжно махнул рукой.
— Не догоним, всё бестолку.
— Да разве за этим черноухим поспеешь. — обиженно пророкотал Велигой. — За ним и на бабкиной метле не угонишься.
Кони, тяжело дыша, двинулись шагом, жадно поглядывали на воду, но шпоры всадников пока не давали остановиться. Наконец, когда коняги немного остыли, дружинники устроили водопой. Сами разминали поясницы и плечи, вглядываясь в убегающую полоску берега. Когда вновь запрыгнули в сёдла, из-за окоёма поползло посвежевшее за ночь солнце.
— Ну, двинули! — хмуро скомандовал Мокша. — Авось боги пособят…
За очередным поворотом углядели заросли ивняка. Песок исчезал под гущей ветвей, свисающей до самой воды. Всадники двинули вверх по склону. Объехав препятствие, вновь свернули к реке, но едва из-за пригорка показалось русло реки, Велигой осадил своего гнедого.
— Жив.
— Кто? — не понял Мокша, но тут же осёкся.
Внизу, у воды темнели три фигуры. Две — человеческих, замерли не размыкая объятий. Третья — конская, топталась рядом, делая вид, что пасётся и ничего не видит.
— Э—эх, други, — ощерился Мокша. — И тут мы опоздали.
— Ну что, может подождём? — сощурился Эрзя.
Мокша с сомнением качнул головой. Покусал сивый ус, качнул ещё.
— Как же, дождёшься их. Когда-то теперь наобнимаются. Потом, опять же, поцеловаться надоть, а там ещё и чешую возьмутся соскребать, от тины прополаскивать…
— Ага, — поддакнул Эрзя. — Тады поехали на пригорок, костёрчик запалим, пожрякать состряпаем, а там, когда молодые придут, мирком и за свадебку.
Мокша опасливо покосился на берег, скорчил знающую мину и убеждённо заключил:
— Ежели будем ждать молодых, то боюсь с голоду передохнем, кому тогда Русь защищать. Может свистнуть?
— Свисти! — кивнул Эрзя.
Однако, Ворон уже заметил троих всадников и, робко приблизившись к хозяину, ткнулся мордой в спину…
…К стоянке подъехали вечером. После того, как Мокша представил Русалке всех присутствующих, с радостью уселись ужинать. И Дарька, и дружинники с Микишкой изо всех сил старались не смущать Лельку любопытными взглядами, но глаза сами собой норовили вытаращиться на невиданное чудо. Не мудрено, живая русалка, в двух шагах, избранницей одного из них…
Мокша улучив момент, подмигнул Эрзе, кивнул головой на Извека с Лелькой и с гордостью показал большой палец, мол, так—то, знай наших, настоящую русалку, для своего невестой везём. Эрзя пожал плечами, как о само собой разумеющемся, однако, глаза таращил не меньше всех. Тем временем, Дарька
