Покуда Бродов читал про гнусные происки пришельцев, пришельцы эти в лице дессита и ануннака нажрались. Изрядно. Нынче урожай черной альдебаранской квачи и впрямь задался.
– А все-таки ты, дессит, падла, – кинуло вдруг в тоску Потрошителя. – И ты, и Гирд этот твой, и кабсдохи эти гребаные, и брательник трижды долбаный его, – глянул он недобро на Данилу. – Всем скопом, суки, на меня тогда, всем кагалом, гады, всей толпой. Один-то на один слабо? Что, пидоры гнойные, взяли? Вот я вас, и так, и сяк, и эдак. И не так, и не этак, и не в мать…
И Потрошитель, вытащив свой нож, принялся махать им, пускать слезу и виртуознейше ругаться, причем сугубо по-русски. Сказать по правде, он был не очень-то похож на внепланетную форму жизни, во всей его манере, движениях и повадке остро чувствовалось наше, родное, знакомое до жути.
– Да ладно тебе, анунникянин, ладно, – моментом разрулил ситуацию дессит. – Все претензии к Космополу. А мы гуманоиды маленькие, к тому же служивые, под богом, под прицелом и под приказом ходим. Поверь, ничего личного. Давай-ка мы лучше зачавкаем квачи. Хотя нет, давай-ка мы лучше вначале поцелуемся.
Ладно, облобызались троекратно, на христианский манер, с чувством хватанули квачи, и Потрошитель подобрел. А подобрев, заговорил о главном, о насущном, о бабах:
– Да, дессит, а ведь это преступление пользовать квачу-то без баб. Переводим, считай, вхолостую продукт, с низким КПД, без полета фантазии. Никакой романтики, этакого шарма, свежих ощущений. Гуманоиды мы, сука, бля, или нет?
– Гуманоиды, гуманоиды, еще какие гуманоиды, – поднял голову на крик, ухмыляясь, Бродов. – Может, вам, ребята, хватит? Все одно баб нет. Как же вы без полета-то фантазии? С низким КПД, без шарма?
– Не ссы, земеля, мы тебе оставим квачи, – понял его по-своему Кнорр, а Потрошитель сладострастно чмокнул и начал посвящать Данилу в подробности. Волнующие, экзотические, до жути пикантные. Квачу, оказывается, в приличном обществе принято употреблять сугубо ректально, трепетно вверяя хмельное содержимое в слизистые объятия прямой кишки. Чтобы добро не пропадало и КПД был выше. Ну и понятно дело, что присутствие дам обычно направляет процесс в новое русло. Собственно, как новое – параллельное… Со всеми вытекающими, вернее, втекающими особенностями. Волнующими, интригующими и зело приятными.
– Ну, а в мужской компании правильных гуманоидов квачу употребляют через тонкую кишку, – строго, как отрубил, резюмировал Потрошитель, мощно, не без гордости, рыгнул и сделал резкое, но очень дружественное движение. – Все, Даня, хорош читать, пора давить и глотать. Иди сюда, Десса проставляется. А квача, я тебе доложу, хороша-а-а.
– Нет, нет, нет, ему нельзя, – резко поднял голову с груди Кнорр. – Как же это я сразу-то не допер? Ему еще говорить с Большим Собаком. По душам. А у того что слух, что нюх. Да и глаз алмаз. Унюхает квачу, поднимет вой. Нет, нет, земеля, вначале чтение, квача потом. Мы тебе оставим.
Он уже был хорош – в дупель, однако держался молодцом. Вернее, крепко держался за ручку холодильника, дабы не спикировать со стула на пол. Впрочем, даже если и спикировать, то орлом…
– С Собаком? С Большим? И по душам? – не то чтобы удивился – развеселился Бродов. – Не с тем ли, что наверху у камина сидит? Без строгого ошейника?
Лично у него с собачками разговор был один. Весьма короткий.
– Да ты, земеля, чего? – глянул на него, как на маленького, Кнорр. – Наверху сидит обыкновенный Рвач, третьей или пятой категории, сторожевую службу несет. А Большой Собак – это Большой Собак, он службы не несет и гуляет сам по себе. Сволочь. Потому как чрезвычайный и полномочный представитель Галактсовета в квадрате «ГЭ». Наш прямой и непосредственный начальник, надежа и опора, отец родной. А там что, об этом разве не написано? – зыркнул он на красную папку, тяжело поднялся, подошел. – Да это же не те корки. Вот дерьмо, ну и бардак. Пардон, земеля, ошибочка вышла. А впрочем, ладно, может, так и лучше, я тебе на пальцах объясню. Это нам не сложнее, чем два пальца обоссать, все просто, как трижды три – единство и борьба противоположностей. Есть хорошие разумные существа, а есть подонки, отщепенцы и засранцы. В масштабах вашей замечательной планеты это резко положительные конфедераты и всякий прочий межгалактический сброд – злобный, низкий, непредсказуемый и опасный. Авантюристы, воры, пираты, всякая космическая шелупонь. В то время как конфедераты платят квоту, руководствуются законом и не нарушают договор, эти горе-колонизаторы ведут себя по-хамски, не ведают, что творят, и вызывающе чихают на все декреты Галактсовета. А потому…
– Ведут себя по-хамски, говоришь? – не вовремя проснулся Серафим, рыгнул и вдруг стремительно, с завидной легкостью схватил рассказчика за горло. – Так, значит, я, по-твоему, подонок? И еще горе- колонизатор и засранец? А эти твои лицензированные конфедераты блюдут закон, не нарушают порядок… Ах ты падла, – врезал он десситу коленом, зарычал, мастерски прижал к стене и вытащил свой ножик- режик. – А кто проводит опыты на людях? Насилует женщин? Похищает детей? Кто извратил все мировые религии, покупает сильных мира сего, медленно и верно толкает человечество к погибели, а? Что же ты заткнулся, гад?
Ножик-режик в его руке блеснул, дернулся, описал сложную кривую и начал потихоньку приближаться прямо к промежности дессита. Дело принимало мокрый оборот – Кнорр от полноты эмоций обмочился.
– Сима, ша, хорош, амба, быстренько врубай задний ход, – сразу же вмешался Бродов. – Нам еще восемнадцать метров наверх. Строго по вертикали. Так что все, ребята, брейк. Мир, дружба, балалайка. А квача и вправду хороша-а-а-а, вишь, как шибает-то по мозгам.
– Ваши конфедераты гребаные и лицензированные и есть самые главные засранцы! – рявкнул Потрошитель и убрал нож. – И друга моего, правильного гуманоида, ты, падла, перестань крестить земелей. Какой он тебе, на хрен, земеля? Он ассур, такую твою мать, ассур. Ты меня понял? Ты меня понял, так твою растак, или нет?
Со стороны посмотреть – натуральный ларек, а если глянуть в корень – инопланетяне.
