После последнего медосмотра Лэнтри медсестра искренне восхитилась.
— Для человека ваших лет — не хочу сказать, что вы стары, вам всего пятьдесят, — вы в великолепной форме. Должно быть, вы спортсмен.
— Да, так и есть. Почти каждую ночь я поднимаю тяжести.
— Я должна была догадаться по вашим мускулам. И что за тяжести вы поднимаете?
— Стакан виски со льдом.
17. Ехать или не ехать?
Падал мокрый снег. Бойл шел по улицам мимо сверкающих витрин магазинов, прокладывая путь в толпе людей, спешивших сделать покупки к Рождеству. То и дело ему попадались одетые в униформу музыканты — трубачи и волынщики из Армии спасения. Точно так же они стояли на своих местах и в 30-е годы, когда Моррис пытался у них учиться. Они оглушительно дудели мелодии рождественских песен, возмещая недостаток мастерства темпераментом исполнения. Этот шум перекрывал грохот огромного барабана, в который била щуплая дама лет шестидесяти. Бойл подумал о Моррисе 30-х годов и опустил несколько долларов в ящичек для денег.
Через десять минут после того как Бойл вошел в офис, следивший за ним молодой агент позвонил и доложил, что хвоста не обнаружено. Бойлу нравился этот парень, он вообще благоволил ко всем агентам ФБР, воевавшим прежде в Корее и Вьетнаме. Не надо быть профессором в области управления персоналом, чтобы понять, что опасности и лишения в прошлом готовят людей к опасностям и лишениям в будущем. Время было позднее, приближалось Рождество, и Бойл велел агенту идти домой, к своей семье, а не слоняться вокруг, провожая его во все офисы ФБР.
Ева с Моррисом принесли подарки для детей Бойла, которые Ева сама выбрала и упаковала. Все собрались в потайной комнате. Моррис, как обычно, уселся в высокое кожаное кресло возле большого письменного стола — кресло, предназначенное для председателя, капитана, босса. Во время одной конференции в Нью-Йорке Моррис заметил, что у каждого есть свое «маленькое тщеславие», и всем стало ясно, что он потакал своему «маленькому тщеславию», занимая это кресло — своеобразный символ власти.
Спустя годы, предаваясь на девятом десятке лет воспоминаниям, Ева предложила свою версию того, почему Моррис так странно вел себя в потайной комнате.
— Мне кажется, там он чувствовал себя более раскованно, чем где-нибудь еще. Нужно понять, что в Чикаго мы всегда были настороже, как и в Москве. Дойти до офиса — не то же самое, что пойти на рынок или еще куда-нибудь. ФБР следило за нами, чтобы узнать, не следит ли за нами кто-то еще. Моррис говорил мне, что они сопровождали даже Уолта, когда он приходил на встречу с нами. Уолт и Моррис заставляли охранников, уборщиц и рабочих думать, что мы — пенсионеры-профессора и консультанты. Мы дарили им подарки на Рождество, любезничали с ними, и они были на нашей стороне. Ребята из ФБР проверяли офис на предмет «жучков», чтобы нас не подслушали. А Уолт всегда носил с собой пистолет, даже в самолете, с ним шутки были плохи. Если мы хотели пообедать или поужинать, то просто заказывали какой-нибудь деликатес, и нам его тут же приносили. Так что мы были самими собой и могли без страха говорить все, что вздумается. Дома у Морриса был кабинет, а на его «липовой» работе — офис, но настоящим своим офисом он считал потайную комнату.
В тот день, ранним вечером накануне Рождества 1975 года, Моррис дал оценку операции «Соло». Время и здравый смысл приглушили чувство негодования и страха, которое преследовало его в Нью-Йорке, и он мог спокойно предаваться размышлениям, за чем его частенько заставал Бойл.
Моррис опасался, что разоблачение деятельности «Соло» перед Черчем и членами комитета означало начало конца. Вопрос был в том, каким и когда будет этот конец? С тех пор, как он повстречал Карла Фреймана и согласился работать на ФБР, прошло двадцать три года. За это время случались разные казусы, включая и утечку информации, которые могли стоить ему и Джеку жизни, но ФБР удавалось держать «Соло» в секрете от посторонних, так как все следовали правилам. Чуть улыбнувшись, он сказал:
— Возможно, Уолт, Эл и Джон временами устанавливали свои новые правила но мы всегда следовали одному основному: если хочешь хранить секрет, не говори о нем никому.
Бюро было вынуждено нарушить это правило, и операция «Соло» уже не являлась секретом, а опыт показал, что тайное, однажды себя обнаружив, разносится во все стороны и множится многократно. В стене безопасности возникла пробоина, и залатать ее было нельзя. А пробоина эта означала опасность для него и Евы. Он сомневался, стоит ли продолжать свою миссию в СССР, ведь в любой момент, когда они там находились, секретная информация о «Соло» могла попасть в газеты и стать известной партии и даже КГБ.
Моррис помолчал, вероятно, надеясь, что Бойл опровергнет его, как-то докажет его неправоту, но Бойл этого сделать не мог.
По мнению Бойла, в декабре 1975 года Соединенные Штаты переживали самый серьезный кризис после второй мировой войны. В результате разгрома американских войск в Юго-Восточной Азии сотни тысяч жителей Камбоджи, Лаоса и Южного Вьетнама были уничтожены или попали в плен к коммунистам- завоевателям. Если даже друзья Соединенных Штатов с тревогой смотрят на этот беспорядок, то что могут думать и планировать Советы? Сейчас США, как никогда, нуждались в том, чтобы прочесть их мысли с помощью «Соло». Однако чего можно ждать от пожилой пары? Молодых пилотов из ВВС, военно-морского флота и морской пехоты срочно отзывали после участия всего в нескольких военных операциях. А ФБР уже сорок пять раз посылало Морриса с заданиями на вражескую территорию, а с 1962 года его почти всегда сопровождала Ева. События в Вашингтоне только усугубили положение.
Бойл сказал:
— Моррис, я, право, не знаю, что тебе ответить.
— Спасибо за честность, Уолт.
Выйдя из офиса, Бойл машинально осмотрелся и сквозь снеговые вихри увидел агента, которому велел идти домой. У агента был приказ прикрывать Бойла, и он предпочел подчиниться именно ему. Бойл подумал: «Можно отозвать человека из морской пехоты, но нельзя вытравить из человека морского пехотинца».
В штаб-квартиру Бойл сообщил, что Моррис яростно спорит с самим собой о том, стоит ли ему отойти от дел и завершить таким образом операцию. Если ему предстоит присутствовать на XXV съезде партии, он должен будет уехать в Москву не позднее 16 февраля 1976 года. Поэтому решение следует принять раньше.
Хотя Уоннол и собирался удалиться от дел, он продолжал нести ответственность за «Соло» и потому решил обсудить с Келли эту дилемму, требовавшую фундаментального политического решения. Киссинджер не сомневался, что президент одобряет их действия, и приказал продолжать операцию «Соло», объявив ее крайне необходимой для внешней политики. Уоннол полагал, что комитет Черча сохранит секрет, но не мог гарантировать этого ни Келли, ни Моррису. Несомненно, при продолжении операции риск возрастал, и опасения Морриса были вполне обоснованны.
Келли заметил:
— Рэй, я же говорил, у тебя самая интересная работа в ФБР.
Восьмого февраля 1976 года ненастным воскресным вечером Уоннол вылетел в Чикаго на встречу с Моррисом и Бойлом, чтобы рано утром в понедельник обсудить с ними в офисе будущее операции «Соло». К ним присоединились начальник отдела Бранниган, инспектор Хаузер и спецагент Рональд Фрайз, который был тогда напарником Бойла. Позднее Бранниган вспоминал: «Разговор вели в основном Рэй и 58-й, остальные просто сидели и слушали, как решаются исторические вопросы».
Вместо того чтобы обсуждать важную проблему, собравшую их всех вместе, Уоннол пошел в обход и изложил Моррису взгляды «изнутри» на отношения ФБР и Конгресса.
— У данной работы две стороны: внешнеполитическая и внутренняя. Наши разведслужбы остались в одиночестве, да и со стороны внутренней политики у нас назревают проблемы. Дело в том, что некоторые члены Конгресса еще лет десять назад участвовали в студенческих бунтах на горящих улицах. Поэтому они
