с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все духа святаго и начали говорить на иных языках, как дух давал им провещавать» (гл. 2, ст. 2—4).
Так апостолы якобы оказались чудесно вооружены для проповеди евангельского учения в мире не только духовно, но и знанием различных языков.
Образец такой проповеди тут же якобы дал апостол Петр, выступивший перед собравшейся на шум толпой и сумевший сразу обратить в христианство «около трех тысяч душ».
Трудно, конечно, человеку здравомыслящему поверить этому фантастическому рассказу. Тем более если сравнить его с изложением этих же «событий» у других новозаветных авторов.
Так, автор Евангелия от Матфея рассказывает, что после воскресения Христа 11 учеников его пошли в Галилею, на гору, как повелел их учитель. На горе они увидели Христа, и он якобы сказал им: «Идите, научите все народы, крестя их во имя отца и сына и святаго духа, уча их соблюдать все, что я повелел вам» (гл. 28, ст. 19—20). Здесь уже нет ни слова об обещании послать духа святого, ни о сошествии этого духа на апостолов, ни о приобретении ими дара говорить на разных языках.
В Евангелии от Марка также не говорится о сошествии святого духа на апостолов. Там сказано лишь, что воскресший Христос заявил ученикам своим: «Идите по всему миру и проповедуйте евангелие всей твари» (гл. 16, ст. 15).
В Евангелии от Иоанна рассказывается о святом духе совершенно по-иному, чем у Матфея. Когда Иисус явился собравшимся ученикам, то сказал им: «Мир вам! как послал меня отец, так и я посылаю вас» (гл. 20, ст. 21). И дальше евангелист продолжает: «Сказав это, дунул и говорит им: Примите духа святаго» (ст. 22).Все это произошло без шума, без огненных языков, без говорения на чужих языках. Здесь Иисус самостоятельно распорядился третьим лицом троицы и «ниспослал» его в своих учеников.
Итак, по свидетельству всех четырех евангелистов, в событиях, послуживших основанием к празднованию троицы (духова дня), бог-отец не принимал никакого участия. Христос однажды только упомянул о своем отце, заявив ученикам: «Я пошлю обетование Отца моего на вас» (Лука, гл. 24, ст. 49). Выходит, что Христос самостоятельно распоряжается волей «первого» члена троицы, волей своего отца.
Таковы противоречия и нелепости евангельских рассказов о сошествии святого духа. Они еще раз Доказывают, что «священное писание» — не что иное, как собрание мифов, заимствованных из более древних религий и приспособленных для нужд и целей христианской церкви.
Так, для создания мифа о сошествии святого духа автор Деяний апостолов использовал целый ряд источников. Из ветхозаветного пророчества Иоиля взято предсказание бога, якобы говорившего: «Изолию от духа моего на всякую плоть; и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши». Мотив сошествия святого духа автор дополнил материалами из других литературных произведений. Многие детали, в частности, заимствованы из произведения еврейского философа Филона, жившего в первой половине I в. В произведении Филона «О десяти заповедях» приводится древнееврейское сказание о чуде на горе Синайской во время передачи пророку Моисею заповедей божьих. Автор Деяний, используя это сказание, не просто переработал его в христианский миф о сошествии святого духа на апостолов. Он стремился показать, что старые, иудейские, синайские законы, в свое время данные богом, уже устарели, потеряли свое значение и силу. И вот теперь бог через сына своего Иисуса Христа дал новое учение, новые законы — евангелие. Это новое учение имеет мировую значимость, и для распространения его нужна проповедь апостолов на разных языках, обращенная ко всем народам мира.
Отметим кстати, что современная секта пятидесятников, особенно ее так называемое крайнее направление, этот библейский миф о сошествии святого духа и о говорении при его помощи на разных языках сделала краеугольным камнем своего вероучения. На длительных, изнуряющих молениях секты создается обстановка религиозного экстаза, своеобразного коллективного психоза. В этой обстановке некоторые сектанты впадают в полуистерическое состояние и начинают бормотать что-то нечленораздельное. Такое состояние верующего расценивается членами секты как сошествие на него святого духа, а несвязное бормотание выдается за «говорение» на «иностранном» языке.
Вот до какой нелепости может довести в конце концов слепая вера в евангельский миф о сошествии святого духа.
Но вернемся к празднику троицы.
Исследуя историю этого праздника, нетрудно увидеть, что он ведет свое начало от древнееврейского праздника пятидесятницы. Этот праздник появился у евреев с переходом их от кочевого образа жизни и скотоводства к земледелию.
Для еврея-крестьянина того времени в его упорной и трудной борьбе с природой начало жатвы и возможность воспользоваться наконец плодами своего труда было большим событием. Первым в Палестине созревал ячмень, и жать его начинали в апреле. Начало жатвы отмечали особым праздником — праздником опресноков, в который пекли пресные хлебы из муки нового урожая. Первый сжатый сноп несли в святилище, где жрецы, перемолов зерно, приносили в жертву испеченные из этой муки лепешки.
Хлебные культуры созревали неодновременно. Поэтому жатва тянулась долго и заканчивалась специальным праздником. В народе этот праздник просто назывался жатвой, у жрецов «шабуст», т. е. семь седмиц (или недель), или праздником пятидесятницы. Именно в такой примерно срок и заканчивалась жатва. О сроке празднования в книге Второзаконие есть прямое указание: «Семь седмиц отсчитай себе; начинай считать семь седмиц с того времени, как появится серп на жатве. Тогда совершай праздник седмиц господу богу твоему... (Втор., гл. 16, ст. 9—10). Праздник окончания жатвы носил веселый, радостный характер.
Постепенно с усилением влияния жречества земледельческие праздники евреев были оторваны от их производственной основы и все больше превращались в чисто религиозные, храмовые. Жрецы стали проповедовать, что праздник этот установлен самим богом Яхве в память о даровании им пророку Моисею божественного закона на горе Синае. А к Синайской горе евреи якобы пришли через семь недель после своего «исхода из Египта».
Христианская церковь, восприняв у древних евреев праздник пятидесятницы, дала ему совершенно иную религиозную трактовку. Она связала его с мифическим Иисусом Христом. Сошествие святого духа на апостолов было, по этой христианской трактовке праздника, началом проповеди евангелия учениками Христа, началом широкого распространения христианства.
На Русь праздник пятидесятницы проник вместе с христианством и слился с широко распространенным древнеславянским весенне-летним праздником. Древнее название этого праздника не сохранилось, а в более позднее время его стали называть семиком, так как он праздновался в четверг седьмой недели после пасхи. И, несмотря на то что православная церковь не признавала этого праздника, он сохранялся в. народном быту. К семику люди нарубали берез и украшали ими как селения, так и свое жилье. Называлось это заламыванием, завиванием березки. Одну из срубленных берез украшали цветами, лентами и несли ее на место общественного гулянья. Под украшенной березой устраивалось общее угощение, люди пели, играли, плясали, водили хороводы. Иногда разукрашенную березку несли в поле, устанавливали на меже, здесь же угощались, а остатки пищи разбрасывали по полю, как бы символизируя этим приношение жертвы полевым и растительным духам.
Именно этот древнеславянский праздник семик и дал большинство обрядов и обычаев православному празднику троицы.
То, что праздник по времени приходился на период завершения весенних работ, на период, связанный с заботами о новом урожае, во многом определило его содержание. В православном празднике троицы — семике сохранились пережитки веры в духов растительности. Духи растительности, по поверьям славян, жили на деревьях, в цветах, в травах; они обладали колдовской, магической силой, способной повлиять на повышение урожая, на увеличение приплода скота.
Обладание этой колдовской силой приписывалось как самим духам, так и деревьям, как местопребыванию этих духов. А так как в наших русских лесах береза всегда занимала видное место, не удивительно, что она попала в праздничные обряды и что в празднике троицы ей отведена важная роль.
Значительное место в праздновании семика занимают элементы культа мертвых. К пережиткам этого культа относится сохранившееся и по настоящее время особое поминание умерших родителей и родственников в троицкую, так называемую «родительскую субботу». Это несомненный пережиток веры в
