проигранной войны и спасти жизнь многим людям? Иллюзорная вера в победу? Фанатизм? Слепая преданность фюреру? Ничего подобного. Сам автор пишет: «Война практически была проиграна. Все жертвы были напрасными. Кровь, пролитая в России, смерть в Африке, во Франции. И все это из-за системы, которая тысячу раз заслужила гибель. Все, что произошло и что могло произойти теперь, должно было только оттянуть на несколько месяцев возмездие этой клике… В этой войне было невозможно служить Германии, не будучи на службе у Гитлера. Но я понял это поздно. Я уже стал врагом Гитлера, но никогда бы не смог стать врагом Германии!»
Вслед за этим выводом, совершенно явно противоречащим элементарному здравому смыслу, Гимпель отказывается от спасения и выбирает электрический стул. Романтично, героично и совсем невероятно. Как невероятны и еще пять-шесть других узловых ситуаций в книге, в которых проявляются не столько разведывательные способности автора, сколько особенности его воображения. Гимпель даже не отдает себе отчета в том, что нам очень трудно поверить в его. профессиональную исключительность, после того как мы узнали, что он даже не сообразил обезвредить своего помощника и будущего предателя, когда был почти убежден в возможности его измены. Выпустить из своих рук человека, который провалит тебя и порученную тебе операцию, — такое, конечно, случается в жизни. Только после этого уже трудно претендовать на исключительное место в своей профессии, как трудно и объявить себя небывалым идеалистом на основании непроверенных и совсем невероятных данных.
Вызывает сомнение, правда, несколько иного характера, и рассказ Э. Базны «Я был Цицероном». Операция «Цицерон», которая после опубликования книги Л. Мойзиша вызвала известную шумиху в западной печати, в сущности, представляет собой довольно элементарный, но и весьма результативный ход разведки: упомянутый Базна, будучи камердинером британского посла в Турции, сумел тайно переснять некоторые исключительно важные и строго секретные документы и передать их негативы нацистской разведке за солидную сумму— 300 тысяч фунтов стерлингов. То, что большая часть полученных Базной банкнот оказалась фальшивой, касается только потерпевшего. Гораздо важнее то обстоятельство, что уже в самой основе этой истории вроде бы есть какая-то фальшь. Трудно поверить в то, что английский посол был настолько неосторожным и наивным, чтобы дать возможность своему камердинеру получить доступ к секретным документам исключительной важности и даже переснять их. Операция «Цицерон» проводилась в 1943 году. Материалы, снятые Баз-ной, связаны с подготовкой сокрушительных ударов, которые должны были окончательно разгромить третий рейх. Следовательно, не исключено, что англичане сознательно допустили нацистскую разведку к этим документам с целью вынудить Гитлера к переговорам о капитуляции или о сепаратном мире. Во всяком случае, эта версия кажется нам более вероятной, чем версия, предложенная нам Мойзишем и Базной: сомнительно, чтобы дилетант шпион своими любительскими приемами сумел перехитрить столь опытного дипломата, как Г.-Н. Хьюгсон.
Мы не будем останавливаться на некоторых других мемуарах, в которых дезинформация не является результатом тщеславия и самомнения авторов, а связана с преднамеренным стремлением переиначить историческую правду в угоду определенным идеологическим целям. Важно здесь то, что буржуазная, и мемуарная, и научно-документальная литература, как правило, весьма далека от истины, раскрывающей реальную практическую деятельность и действительные задачи западной разведки.
Если и есть область, где истина вообще целиком выброшена из употребления, то это область беллетристики, посвященной разведке и обыкновенно называемой «шпионским романом». Разумеется, у этого жанра, как и у всякого другого, есть своя предыстория. Шпионская тема появляется еще в некоторых книгах Мориса Леблана и особенно Питера Чини, главный герой которого, Лемми Кошен, в качестве агента Федерального бюро справляется и с задачами из области контрразведки. Но шпионский роман получил характер самостоятельного жанра и развился лишь за последние два десятилетия. Это была исключительно быстрая, почти молниеносная эволюция, выразившаяся как в неимоверно быстром количественном росте продукции, так и в изменении ее качественной характеристики — от периода детства через возмужание к преждевременному самоистощению и старости.
Если рассмотреть шпионский роман под определенным углом зрения, может показаться, что это просто разновидность детективного романа. Основная тема произведения и здесь в большинстве случаев — тема преступления. При этом десятки и сотни западных образцов жанра построены по уже знакомым нам детективно-приключенческим схемам — тот же неизвестный злодей, те же преследование и обнаружение преступника, месть и убийства, кражи и взломы, шантаж и обогащение. А то, что преступника называют уже не гангстером, а шпионом, что представителем власти является не полицейский, а разведчик и цель грабежа не драгоценные ювелирные украшения, а драгоценные документы, — всего лишь простая формальность, слишком незначительная, чтобы можно было говорить о самостоятельном жанре. Но произведения такого типа характерны главным образом для детского периода шпионского романа или для ремесленнической массовой продукции, которая представляет собой побочное явление в развитии детективного жанра и совсем не может раскрыть нам его специфические особенности.
Тема разведки, действительно, почти всегда тесно связана с темой преступления. Но здесь преступление — реальное или мнимое — совершается уже не против отдельной личности, а против государства — своего или чужого. Деятельность героя-разведчика во многих случаях может представлять собой нарушение законов, однако немаловажное значение имеет вопрос: о каких, собственно, законах идет речь — о наших законах или о законах противника? Важно и то, чем руководствовался человек, нарушивший закон, — чувством патриотизма, политическими взглядами, служебными обязанностями или сугубо эгоистическими интересами. Буржуазия называет героем западного разведчика, проникшего в социалистическую страну, и считает своим человеком и ценным союзником предателя социалистической родины. Но чужой шпион и местный предатель для нас отнюдь не герои, и, попав в руки наших органов, они вряд ли могут рассчитывать на награды и почести. И наоборот, то, что буржуазия определяет как «предательство», для нас не предательство родины, а удар по интересам касты, захватившей власть в своей стране в целях ее эксплуатации.
Эта непримиримая враждебность взглядов и оценок в области разведки определяет и основные отличия так называемого «шпионского романа» от детективной литературы. Художественная литература, посвященная разведке, всегда в своей основе является
В зависимости от особенностей сюжета и проблематики жанр шпионского романа можно разделить на два поджанра: в одном используется материал разведки, в другом — контрразведки. Разумеется, обе стороны разведывательной деятельности могут быть отражены и в одном произведении, но это бывает, правда, сравнительно редко. Если считать возможным такое поджанровое разграничение, следует добавить, что оно связано не только с определенными тематическими различиями, но и со своеобразной трактовкой нравственных проблем, вытекающей из этих различий. С этой точки зрения роман контршпионажа очень близок к детективному роману. Борьба против шпиона — местного или заброшенного — во многих отношениях сходна с борьбой против любого преступника. Задача состоит в том, чтобы предотвратить готовящееся преступление или, если оно уже совершено, выявить и обезвредить виновного и его соучастников. Разумеется, эта задача падает на плечи главного героя, который с честью выполняет ее, несмотря на все затруднения, назначение которых— повысить до необходимой степени напряжения действия. Такова основная схема, которой придерживаются почти все авторы романов контршпионажа на Западе.
Если этот род беллетристики обычно представляют как второстепенный вариант детективной литературы, то шпионский роман напоминает не столько детективный, сколько классический
