С КИСТЬЮ И АВТОМАТОМ
В музеях страны и на выставках экспонировались и экспонируются картины Александра Александровича Блинкова. Тема большинства полотен — минувшая война. Все они дороги художнику, как дети отцу. Но одна из них особенно близка его сердцу. И не потому, что лучше других. Картина «Засада» напоминает Блинкову о днях, проведенных на оккупированной врагом территории. Тогда, отложив в сторону кисть, частенько приходилось Александру Александровичу брать в руки автомат.
Художники Ленинграда с первых недель Великой Отечественной войны стали в боевой строй: рыли окопы, как бойцы истребительных батальонов охраняли военные объекты. Когда фронт приблизился к городу, их часто можно было видеть на огневых позициях артиллеристов, на кораблях Балтфлота. По горячим следам боев запечатляли они карандашом и кистью образы защитников Невской твердыни.
Студеные морозы, голод первой блокадной зимы не сломили волю художников. Работали в холодных и темных мастерских, отогревая кисти спичками. Пережил все это и Блинков.
Как-то секретарь обкома ВКП(б) Михаил Никитович Никитин сказал в штабе партизанского движения:
— А ведь нам, товарищи, история не простит, если о славных делах ленинградских партизан не останется полотен и рисунков художников.
— Нужно обмозговать, как и куда их переправить. Да и отрядов у нас за осень и зиму поубавилось. Может, подождать до лета? — предложил начальник оперативного отдела.
— Нет, — возразил Никитин, — ждать не будем. Посылать надо сейчас. А куда? Поначалу в Партизанский край. Оттуда много у них будет троп — и на диверсию и в налет на вражьи гарнизоны. Все посмотрят своими глазами.
На предложение отправиться в творческую командировку к партизанам Блинков ответил двумя словами:
— Конечно, поеду.
15 апреля 1942 года с колонной груженых автомашин художник выехал в Валдай, где находилась оперативная группа Ленинградского штаба партизанского движения на Северо-Западном фронте. Длинный и опасный рейс через Ладожское озеро, по фронтовым дорогам оставил в душе его неизгладимый след.
В Валдае автоколонну встретил командир полка 2-й Ленинградской партизанской бригады Леонид Васильевич Цинченко. Партизанский «полковник» еще полностью не поправился после тяжелого ранения. Познакомились, понравились друг другу.
Не останавливаясь, проехали дымящиеся развалины города Крестцы: обугленные бревна, горы битого кирпича, растерзанные конские трупы.
Привал.
Смертельно уставшие, голодные шоферы обливают бензином сырые сучья и ветки, греют затекшие, натруженные руки и варят из концентратов кашу. Начальник колонны долго ориентируется по истрепанной карте и озабоченно произносит:
— Поедем на Парфино к фанерному заводу!
Тронулись. Лихая регулировщица на перекрестке, размахивающая флажками, предложила:
— Держитесь вдоль линии фронта!
Но где она, эта линия?
Выехали к фанерному заводу через сосновый лес, наполненный урчанием машин и конским ржанием. Старая Русса в шестнадцати километрах. Из сумерек вырастают водокачка и поврежденная снарядом заводская труба.
В большой избе с сорванным воздушной волной крыльцом — база партизанской группы. Комиссар с рыжей окладистой бородой пригласил посланцев Ленинграда к столу.
Две женщины-хозяйки жадно расспрашивают о Ленинграде. Утирая слезы, угощают:
— Да вы ешьте больше, про запас!
Ранним сырым, туманным утром колонна машин вытягивается по разбитой извилистой дороге. Короткими лучами фары освещают медленно идущих раненых.
Шоферы сочувственно кричат:
— Откуда, ребята?
— С передка!
А где этот «передок»?
Минометный обстрел. Как только голова колонны въехала на гребень холма — прямое попадание в кузов задней машины. Люди, к счастью, не пострадали. Но до слез обидно было видеть растерзанные гитары и балалайки — подарки ленинградцев партизанам, беспорядочно валявшиеся на черных прогалинах и сером пористом снегу.
— Хорошо, что не в машину с толом, — успокаивает Блинков расстроенного Цинченко.
Наконец и Ловать. На льду вешняя вода. Река вздулась, вот-вот сломается лед и двинется к Ильмень-озеру. На другом берегу бесценный груз должен ждать санный обоз.
— Только бы успеть, только бы пришли разведчики, — твердит Цинченко.
Прибрежная деревня разрушена, уцелевшие три дома заняты медсанбатом. Сюда и ожидается приход разведчиков.
Они появились поздним вечером, а утром — санный обоз. Весь груз не разместился, — не хватило саней.
Линию фронта, о которой так много думали и которую с тревогой ожидали, перешли незаметно.
Партизанский край. Серболово, Семеновщина — деревни, где хозяева — народные мстители… Отдыхал Блинков после длинного и утомительного перехода недолго. На другой день он уже рисовал портреты разведчиков, связных, приходивших в штаб, бойцов комендантского взвода. А через неделю настоятельно доказывал командиру бригады Николаю Григорьевичу Васильеву необходимость поездки для «сбора натурных материалов».
— Так ведь самое распутье. Ни проехать ни пройти. Придется подождать, — возражал комбриг.
— Но распутье не мешает бойцам выполнять боевые задания? Меня не отсиживаться в штабе послали, — наступал художник.
— Ладно. Отпускаю, — согласился Васильев. — Только на рожон там не очень лезьте. Ведь и с меня товарищ Никитин в свое время спросит.
Александр Александрович Блинков и Лука Николаевич Барбаш, тоже появившийся в зоне действия 2-й бригады, отправились в путь. С утра до вечера пропадали они в разоренных деревнях, беседовали с жителями Партизанского края, с бойцами-подрывниками, разведчиками.
По ночам Блинков долго не мог уснуть. Мысленный взор его воссоздавал то, что должна была запечатлеть кисть… Вот в безысходном горе бьется тетя Марфа из деревни Беседки. У тусклой лампадки молит бога укрепить мужество партизан, помочь им «уничтожить ворога земли русской». Фашисты надругались и зверски замучили ее дочь Паню… Лютой ненавистью горят глаза четырнадцатилетнего партизанского разведчика Василька, даже когда видит он пленного врага. Гитлеровцы убили Васиного отца — колхозного бригадира Петра Орлова, сожгли в избе мать — синеглазую, веселую Елизавету Орлову.
Блинкову видится картина того страшного для Василька дня… Догорели стропила, рухнула кровля орловского дома. Гитлеровцы, как после удачно оконченной работы, расселись на сосновых бревнах завтракать. В это время брат Васи Егорка пригнал овец в дымившуюся деревню. Увидев пепелище родного дома, с криком бросился прочь.
Фашисты длинными очередями из автоматов положили на влажную дорогу и пастушка и овечек.
Были и радостные картины… Делегация партизан вернулась из Ленинграда. В деревнях, в лесных землянках слушают люди рассказы о мужестве ленинградцев. Внимательно рассматривают именные
