Марго, Кулешом, Конопаткиным — людьми, оставившими заметный след в истории народной войны против оккупантов. Отечески отнесся к юноше и новый начальник разведки Павел Никитович Петрович. Было Петровичу за пятьдесят, но его неутомимой следопытской энергии мог бы позавидовать и молодой. Коммунист с 1919 года, участник революционных событий и гражданской войны, Петрович долго жил у границы и хорошо знал край, где воевала бригада.
Какая бы обстановка ни складывалась, Павел Никитович всегда находил время, выслушав донесение Кардаша, поговорить с ним. То расскажет, как в лесу по поведению птиц и зверя можно определить присутствие человека. То порекомендует место на пути к новой явке, где в случае опасности следует укрыться. Или вдруг с грубоватой нежностью скажет:
— А стихи про свою Милу ты хорошие написал. Краем уха слышал, как ребятам читал их у костра. Береги такую любовь, парень…
Рэм иногда читал свои стихи у неярких партизанских костров. Чаще пел. Был у него приятный сильный голос. Товарищи всегда просили: «Начни-ка „Катюшу“». Подпевали нестройными голосами. Потом Рэм уже один исполнял ставшие близкими всем «Синий платочек», «В землянке»…
Весь 1943 год четко работала агентурная сеть в Опочке. Разведчики держали штаб бригады и армейское командование в курсе всего, что происходило вокруг них. Они снабжали бригаду также медикаментами, табаком, солью, которая ценилась на вес золота.
Во время одной из встреч в деревне Шаблавино Гаврилова познакомила Рэма с женщиной средних лет, сказала:
— Мой помощник Андреева. Работает в управе. Комбригу передай — ручаюсь за нее. — И, заметив, что Кардаш недоволен нарушением правил конспирации, смеясь, попросила: — Да улыбнись ты, Рэмка, раз говорю — ручаюсь, значит, порядок.
— От Петровича попадет за такой «порядок», — буркнул Рэм, но улыбнулся девушке, к которой относился всегда с восхищением, уважая ее умение смело рисковать и умно действовать в сложных обстоятельствах.
Так в бригаде появился агент по кличке «Олень». Беженка Мария Федоровна Андреева была женой советского генерала Оленина. Вскоре с ее помощью через Рэма партизаны узнали о составе и времени выхода из Опочки на операцию трех батальонов карателей. Отряды из бригад Марго и Гаврилова атаковали неожиданно их в районе деревень Говядово — Сляново и основательно потрепали.
После разгрома фашистов у стен Ленинграда командование немецких армий группы «Север» всячески усиливало оборонительный рубеж «Пантера». Обстановка в Опочке и вблизи города интересовала наши войска теперь как никогда. Не успевал Кардаш вернуться с явки, как приходилось собираться в новый поход.
В начале марта 1944 года на Большую землю были переданы точные координаты расположения вражеских частей в Опочке. Над городом появились советские самолеты. Взлетели на воздух орудия, танкетки, строительные материалы для «Пантеры».
А через неделю партизаны были потрясены гибелью отважного разведчика. Возвращаясь с явки 18 марта, Рэм Кардаш был предательски убит.
Вместе с документами погибшего Петрович передал комбригу ученическую тетрадь в клеенчатой обложке — дневник Рэма, черновики неоконченных рассказов и маленькую фотографию светловолосой девушки…
БОГДАНОВСКИЙ КОРЕНЬ
Разыскать Константина Яковлевича Богданова в Загорске нетрудно. Он — секретарь парткома самого крупного в городе строительного управления. В его кабинете только что закончилось совещание, люди расходятся по объектам.
Мое появление Богданов воспринял как должное. К нему нередко заглядывают журналисты. И Константин Яковлевич охотно рассказывает о стройках, о людях, занятых нелегким трудом. Но сейчас очень удивился моему вопросу:
— Скажите, в Загорске ваши коллеги по работе знают, что вы — воскресший из мертвых?
— Что вы! Да и вспоминать об этом не хочется. — Посмотрел на часы, заторопился: — Простите. Опаздываю на лекцию. Учусь заочно в Высшей партийной школе…
Так состоялось мое знакомство с человеком, расстрелянным фашистами в четырнадцать лет, одним из членов семьи, которую и сейчас называют на Псковщине не иначе как партизанской.
Теперь уже никто не помнит, когда в деревне Ручьевой поставил сруб первый из рода Богдановых. Дед Дмитрий всегда говаривал, что Богдановы в эту землю корнями вросли, как те столетние липы при въезде в деревню. И в памяти Кости, его братьев и сестер всегда, испокон века, стоял у края деревни добротный, пятистенный дом Богдановых.
Было у Дмитрия Ивановича два сына. Старший, Яков, в восемнадцатом уехал в город, вступил в Красную гвардию. А когда поспокойнее стало в стране, написал домой, что хочет приехать в Ручьевую вместе с молодой женой. И отец принял это известие как само собой разумеющееся — все Богдановы возвращались к земле.
Так стал хозяином в доме Яков Богданов со своей молодой женой Ксенией.
Ксана Никитина девчонкой приехала из-под Москвы в Питер. Жила в прислугах, потом на фабрику поступила ткачихой. В столице и познакомилась с красноармейцем Яковом Богдановым.
…В деревне Ксении понравилось. Летом — раздолье: в лесу грибов, ягод всяких полно. В ручье, что в Шелонь впадает (отсюда и название деревни), вода быстрая, прозрачная…
Зазвенели в доме Богдановых детские голоса. Не бедствовали. Но и трудились не покладая рук.
В Ленинградской области стали организовываться первые колхозы. Крестьяне из деревень, что ближе к городу, уже ездили в Дубки смотреть на «фордзоны» с «Красного путиловца». И в Ручьевую приехал однажды представитель обкома партии на первое колхозное собрание. Более сорока лет прошло с тех пор, а Иван Яковлевич, старший сын Богданова, помнит тот вечер — такие страсти бушевали, такой шум стоял. Ребятишкам отец велел на печь лезть и там затаиться. А внизу плавал сизый дым, и сквозь его пелену пробивались голоса ораторов.
Уже под утро приезжий из Ленинграда сказал:
— Теперь приступим к выборам председателя колхоза. Какие будут предложения, товарищи?
Встал Иван Егоров, коммунист:
— Мы посоветовались и предлагаем Якова Богданова. В партии он не состоит, но душой, мыслями своими нашего он склада, большевистского.
Нелегко было на первых порах. И в Ручьевой, и в соседних деревнях грозились кулаки и их пособники «красного петуха пустить коммунии». На людях, на улице они кланяются председателю. А что у них за пазухой? Камень или нож?
Никогда не говорил об этом с женой Яков Богданов. Лишь однажды сказал:
— Знаешь что, мать, пошей-ка темные занавески на окна. И вешай по вечерам. Мало ли что… Ребятишки ведь…
Он уходил, когда дети еще спали, и возвращался, когда спали. В редкие свободные вечера брал меньшого на руки и ходил с ним взад и вперед по горнице.
Все годы, когда колхоз «Дружные ребята» на ноги становился, силу набирал, добрым помощником во всех делах Якова Дмитриевича была его жена. Работала Ксения Павловна со всеми наравне: в поле — так в поле, на скотном дворе — так на скотном. А семья-то разрослась: сыновей одних шестеро — два Ивана, Симан, Николай, Костя, Петр — да дочерей трое.
Растили детей Богдановы так, чтобы «душой и мыслями склада большевистского» получились. Подрастали ребята. Вот уже Иван-старший на самостоятельную дорогу вышел — в военное училище поступил. А тут война началась.
