выслушиваю его до конца, затем перехожу к вопросам. Это дело очень нелёгкое: я должен узнать некоторые незначительные подробности так, чтобы Савов не догадался, что меня интересует. Например, работает ли Раев дома со служебными бумагами, где находится его вилла, каково расположение комнат в ней и каков распорядок дня её хозяина.
— Хорошо, — вздыхаю я, когда игра в вопросы и ответы закончена. — Информация у вас довольно скудная, но я больше не буду вас беспокоить.
— Надеюсь, что вы сдержите слово, — замечает Савов, вставая.
— Можете не сомневаться. Если, конечно, и вы сдержите своё. Мы с вами никогда не виделись и не знакомы.
— Не бойтесь, я не самоубийца, — отвечает гость и покидает комнату.
Я выжидаю время, достаточное, чтобы выкурить полсигареты, и в свою очередь покидаю комнату, прохожу, в соответствии с указаниями, через соседний коридор и вхожу в зал с видом человека, отлучившегося в туалет.
Впрочем, общество в эту минуту столь оживлено, что никто не замечает моего появления. Как всегда на приёмах, все толпятся вокруг столов с закусками, занятые почти непосильной задачей — пить, жевать и говорить одновременно. Это, конечно, кощунство с точки зрения хорошего тона, но, как известно, те, кто знает, что такое хороший тон, не обязаны его придерживаться. Хватит того, что они его выдумали.
Сравнительно меньше народу возле мокрой стойки с напитками, и я пользуюсь этим обстоятельством, чтобы взять себе стакан, в котором больше содовой, чем виски.
— Вы и впрямь очень скромный человек, — слышу я над ухом приятный женский голос.
При звуке этого бархатного голоса я внутренне вздрагиваю, ведь при таких же обстоятельствах произошло моё знакомство с Элен. К счастью или к несчастью, в данном случае подобной опасности нет. Дама за моей спиной — прелестная госпожа Адамс в сопровождении супруга.
— Что вам подать? — спрашиваю я услужливо, поскольку я ближе их к стойке.
— По стаканчику того же, что пьёте вы, дорогой, только чтобы содовой было поменьше, — отвечает со своей обычной весёлостью Адамс.
Мы отходим в угол, чтобы освежиться ледяным напитком.
— Вы во всём так умеренны, господин Томас? — продолжает шутить очаровательная жена моего сослуживца.
— Трудно сказать, — отвечаю я. — Ведь что бы я ни сказал, всё прозвучит бахвальством.
Она бросает на меня лукавый взгляд и, смеясь, заключает:
— Ловко вы вывернулись.
А её супруг, который, пока мы обмениваемся этими глупыми репликами, оглядывает зал, замечает:
— Посольство капиталистической страны, как тут выражаются… А сколько народу!
— Что же в этом необычного? — отвечаю я.
— Вам не приходилось бывать на приёмах в нашем посольстве. У нас гостей всего пять-шесть официальных лиц среднего ранга и ещё столько же торговцев, если не считать представителей других посольств, с которыми нам надоело встречаться на приёмах у них.
— Жаль.
— И вправду жаль. Вот ещё один факт, который вы можете прибавить к тем выводам, к которым мы пришли во время нашего первого разговора.
Затем с помощью очаровательной госпожи Адамс мы переходим к более занятным темам, точнее, к сплетням о сослуживцах. В общем, они приятная компания; у госпожи Адамс чудесный бюст, на котором усталый от жизненной суеты человек может остановить свой взор для отдохновения, а господин Адамс любезен и остроумен. И всё-таки я продолжаю испытывать глухую ненависть к этому человеку, потому что знаю, что он будет злословить обо мне с такой же лёгкостью, с какой злословит о других, потому что я помню, что именно он первый распустил сплетни обо мне и что это ему я обязан ссорой с Элен, потому что угадываю за внешней его приветливостью презрение к моей профессии, к моему низкому происхождению. Органическое презрение господина к своему слуге.
О том, что на дворе конец апреля, вряд ли можно догадаться по восхитительному виду, открывающемуся из окна моего кабинета. Вероятно, Бенет приходит к тому же заключению, потому что, посозерцав некоторое время облупившуюся штукатурку стены, он отходит от этого наблюдательного пункта и встаёт возле моего стола.
— Садитесь, дорогой, не переутомляйтесь, — замечаю я, поскольку не люблю, когда у меня стоят над душой.
Он послушно садится и сидит, пока я изучаю очередной список лиц, приехавших в страну или ожидающих виз для выезда.
— Этот вот, который хочет поехать, чтобы получить наследство, возможно, представляет известный интерес. Пошлите его ко мне, когда он придёт.
Я возвращаю список Бенету и спрашиваю:
— Вы помните две задачи, о которых мы не так давно говорили: выявление объекта и нахождение подхода к нему. Одна уже выполнена — лицо налицо. Что касается второго, то рассчитываю на вашу помощь.
— Легко сказать, — недовольно отвечает Бенет. — Агентуры у нас почти не осталось. А кого не раскрыли, то спрашивается: почему?
Он смотрит на меня с откровенной досадой и выпаливает:
— Ненавижу работать в такой стране, вот что я вам скажу! Я работал в тяжёлых условиях в Южной Африке и снова бы с радостью поехал в какую-нибудь тамошнюю республику, где тебя каждую минуту могут похитить или обокрасть. Вообще я уже на всё готов, лишь бы не прозябать здесь…
— А вы прозябаете?
— А вы что, блаженствуете? Сначала тебя всего загипсуют, а потом говорят: «Теперь посмотрим, как ты танцуешь!»
— В этом есть доля правды, — киваю я. — Но давайте не тратить время на сентиментальные излияния. Давайте сначала я объясню вам, как я решил первую задачу, а вы мне объясните, как вы думаете решить вторую. Итак, объект — Борис Раев…
Достаю из ящика стола небольшую любительскую фотографию и протягиваю её моему помощнику.
— Физиономия эта мне незнакома, — заявляет Бенет, разглядывая фото. — Но имя мне, конечно, известно.
— В таком случае, думаю, вам известно, и какой пост он занимает… а также то, что у него в руках документы, которые нас особенно интересуют.
— Нетрудно догадаться. Что дальше?
— Дальше то, что он работает над этими документами или, по крайней мере, над своими замечаниями по ним — дома. Вообще в определённые дни в его вилле находится часть того, что нас интересует. А часть, как известно, может дать представление о целом.
— Действительно, важное обстоятельство, — признаёт Бенет.
Он прикрывает веки, и лицо его приобретает то немного сонное выражение, которое бывает у него, когда он глубоко задумался.
— Я не спрашиваю о явных пороках, потому что у человека, занимающего такой пост, не может быть явных пороков. Но какие есть у него скрытые? Пьёт тайком? Ему снятся девушки в бесстыдных позах?
— Не знаю, что ему там снится, но бессмысленно идти по этому пути.
— Болезненно честолюбив? Корыстолюбив?
— Оставьте, дорогой! Не напрягайтесь напрасно! Раев лично вообще не фигурирует в моих планах.
— Тогда о каком «объекте» вы говорите? — хмуро рычит Бенет. — Или вы планируете кражу на вилле?
