— Были.
Минуту-другую он молча курил.
— Я размышляю над этим с тех пор, как мы вскрыли эту коробку, — сказал он. — Мне представляется так: едва она узнала, что он попал в беду, как спешно бросилась к нему домой— где бы он там ни жил— и смела там все подчистую. Может, у нее было мало времени. Как я уже вам говорил, в коробке есть принадлежащие ему бумаги, которые к ней не имели ни малейшего отношения. Но она явно была зла на него и попортила ему немало крови. Когда-то он потерял из-за нее голову. Когда у него это прошло, он написал и сообщил ей об этом, но она не желала выпускать его из рук. Ни в коем разе— ведь у него были деньги. Обо всем этом там написано, — добавил он. — Вопрос вот в чем: настолько ли сильно он ее ненавидел, чтобы выжидать три года, а затем убить ее? Едва ли существует в мире чувство, которое длится так долго, если только не…
Он вдруг резко переменил тему разговора. Среди прочих вещей он нашел там ее свидетельство о разводе с Фредом Мартином, полученное во Флориде.
— Так что с Дороти все в порядке, — сказал он. — И с малышом тоже. Это уже кое-что. Но все остальное складывается для Пейджа не слишком хорошо, Марша. И мы должны взглянуть правде в глаза. Не стоит обманываться.
Было там и над чем посмеяться, продолжал он. Там лежали, как он выразился, чертовски пылкие письма от нескольких мужчин, и, как я поняла, кое-кто из ее поклонников принадлежал к колонии дачников на острове.
— Должно быть, им пришлось несладко, — заметил шериф. Называть имен он не стал. Некоторое время он сидел, задумчиво созерцая рыбок в пруду. Затем снова вернулся к жемчугу. Видно, это ожерелье не давало ему покоя. Местный ювелир посчитал, что оно может стоить где-то от тридцати до пятидесяти тысяч долларов. Конечно, она могла приехать сюда из-за жемчуга. Ей нужны были деньги, чтобы уехать из Америки, а ожерелье было здесь, в жестяной коробке, замурованной в стене.
— Что меня озадачивает, — признался он, — так это зачем ей понадобилось уезжать из страны? Кого она боялась? Пейджа? Но мужчина не убивает женщину из-за того, что он напился и влип в историю. Что же касается этих местных парнишек, то она, возможно, пыталась выбить из них деньги, обменять их письма на наличные, так сказать. Возможно, она даже рассказала кому-нибудь, где они находятся. Вот вам и человек на крыше, за которым погнался Артур, — а может, и на Мэгги он тоже напал. Но я тут прикинул насчет всей этой компании, и если среди них есть убийца, тогда мне следует заняться продажей галстуков в галантерейном магазинчике Милт Андерсон. А что вы думаете насчет этого ожерелья, Марша? Могла ли она украсть такую штуковину?
Я замялась в нерешительности.
— Право, не знаю, — призналась я. — Не думаю. Да и, в конце концов, жемчуг можно идентифицировать. Ювелир, собравший действительно хорошее ожерелье, всегда его узнает.
Он отложил свою трубку и посмотрел на меня.
— Вот это уже интересно. В самом деле узнает, а?
— Думаю, да.
Шериф тяжело поднялся. В тот день он двигался как смертельно уставший человек— да так оно и было. Взяв свою шляпу и держа ее в руках, стоял и задумчиво смотрел через невысокую изгородь на залив.
— Было бы интересно узнать, — сказал он, — находилось ли это ожерелье в столе Пейджа или же еще где-то у него дома, когда она учинила там обыск. Возможно, оно было куплено в подарок той девушке, на которой он собирался жениться. Если миссис Рэнсом именно за этим туда отправилась… Только вот сдается мне почему-то, что это не так. Не за тем она туда пошла. Но вот зачем?.. — Он глубоко вздохнул. — Времени даром она там не теряла, — добавил он. — Если она охотилась не за ожерельем, то за чем? В той коробочке много вещей, о которых можно сказать: попадись они на глаза полиции или кому бы то ни было еще— ей бы это не понравилось. Только сдается мне—либо она не нашла того, что искала, либо же нашла и уничтожила.
Вскоре шериф уехал, отправился обратно в Клинтон. Исходя из собственных соображений, он не стал рассказывать о коробочке ни Булларду, ни детективам. Зато в тот же вечер принес ее в камеру к Лэнгдону Пейджу, и когда показал ему жемчуг, заметил, как тот побледнел.
— Это ваше? — поинтересовался шериф.
— Нет. На что мне это?
— Когда-нибудь раньше вы видели это ожерелье?
— Если вы не против, шериф, можно, я не буду отвечать на этот вопрос?
Тем не менее он заметно разволновался. До жемчужин не дотронулся. Судя по всему, он и смотреть- то на них не желал. Единственный проблеск интереса он продемонстрировал, когда шериф сказал, что можно установить происхождение ожерелья. Но лишь когда шериф вручил ему газетную вырезку, найденную под кроватью Хелен Джордан, Пейдж впервые по-настоящему разозлился. Он вскочил на ноги и яростно скомкал вырезку, лицо его при этом побагровело от злости.
— Лучше бы, черт возьми, вы перестали совать нос в чужие дела! — воскликнул он. — Я здесь. У вас в руках. Что вам еще нужно? Какое значение имеет расторжение моей помолвки? Ведь я был в тюрьме. Осужден на восемь лет. При чем здесь все это?
— За подобные вещи мужчины убивали женщин, — мрачно изрек Рассел Шенд.
— Значит, я убил Джульетту Рэнсом из-за расторгнутой три года назад помолвки? Эмили тогда о ней и знать не знала. Брак не состоялся, потому что просто не мог состояться. Вбейте это в свою тупую голову и оставьте меня в покое.
— Вы не покупали это ожерелье для мисс Форрестер? — Нет. Это совершенно точно. Шерифу пришлось этим удовлетвориться. С письмами же все было по-другому. Аллен— для меня он по-прежнему был Алленом — просмотрел их — сначала бегло, а затем более внимательно. Если он что-то хотел отыскать там, то не нашел. Положил их рядом с собой на кровать — в камере имелся всего один стул и на нем сидел шериф— и презрительно расхохотался.
— Каким же дураком может быть мужчина! — сказал он. — Полагаю, она отправилась за ними, как только… как только в газетах появилась та история. Похоже, она опередила полицию. Они бы наверняка забрали этот жемчуг и упрятали его для надежности куда-нибудь.
И тут-то, как позднее признался шериф, он впервые ощутил реальный просвет в этом деле.
Из этой встречи он вынес, по его словам, две догадки. Первая— что Аллен надеялся что-то найти среди тех бумаг— и не нашел; и вторая— что он знал о жемчуге больше, чем признавался. Однако шериф прочел материалы того судебного процесса в Нью-Йорке от начала до конца, и одно обстоятельство не давало ему покоя. Единственным из обитателей острова, принимавшим участие в том уик-энде на Лонг- Айленде, был Говард Брукс. На следующее же утро шериф добыл лодочку и подплыл к «Морской ведьме». Флаг командира корабля был поднят, так что он понял—Говард там; и после недолгих переговоров его впустили на борт.
Говарда он нашел на палубе, тот с унылым видом потягивал виски с содовой и, увидев шерифа, заметно смутился.
— Утро доброе, шериф, — сказал он. — Чем могу быть полезен? Выпить желаете?
— Я лучше покурю, — отозвался шериф. — Полагаю, вам известно, зачем я пришел.
— Понятия не имею! — резко бросил Говард. — Если только ваши ребята в Клинтоне не свихнулись окончательно.
Начало было не слишком обещающим. Однако это отнюдь не обескуражило шерифа. Он присел на покрашенную блестящей краской палубу, где были расставлены обитые вощеным ситцем кресла, и обдуманно, не спеша выложил на стол все свои карты.
— Вот такая история, Брукс, — резюмировал он. — Буллард и те, другие парни считают, что Пейдж безусловно виновен. Может, оно и так. Но лично я в этом не уверен. Вот и все.
Говард вновь прихлебнул из своего стакана.
— Что-то я вас не пойму… От меня-то вы чего хотите, шериф?
— Кто живет в нью-йоркской квартире Пейджа?
— Не имею представления. Ее забросили, а его барахло сдали на хранение.
