— Я сейчас объясню тебе, — продолжила Белинда. — Когда я впервые попала на улицу, то действительно думала, что это будет забавным приключением. То есть я думала, что окажусь в компании реально крутых ребят, а не лживых трусливых маменькиных сынков. Ужасная глупость, конечно. Уж можешь мне поверить. Я хочу сказать, что богатенькие детишки притворяются взрослыми ради своих родителей. А уличные детишки — это дети, притворяющиеся взрослыми ради себя самих. И каждый из них изгой. И каждый из них мошенник. — Белинда озабоченно обежала глазами комнату, а потом вдруг начала грызть ноготь, совсем как прошлой ночью. — Но я больше не уличная девчонка, какой недавно была. Я имею в виду парней, промышляющих кражей радиоприемников из машин, чтобы купить наркоты и еды; девочек, торгующих телом в злачном районе, и, конечно же, шлюх, считающих, что им крупно повезло, если какой- нибудь парень отвезет их на час в модный отель и угостит обедом. Можешь себе представить, для них это был целый мир: шестьдесят минут в отеле «Клифт»! То же, что и с богатыми ребятишками. Сплошная лажа. Полная туфта. А копы! На самом деле ты им на фиг не нужен. Им и поместить-то тебя некуда. Они только того и ждут, чтобы ты испарился.
— Или чтобы пришел папочка…
— Ага, папочка. Нет, все, чего я хочу, — поскорее стать взрослой. Хочу вернуть свое имя. Хочу начать жить. Хочу выбраться из дерьма.
— Ты из него уже выбралась.
Белинда недоумевающе посмотрела на меня.
— Потому что теперь ты со мной, — поспешил объяснить я. — И теперь у тебя все будет хорошо.
— Нет, — покачала головой Белинда. — Я из него не выбралась. Просто теперь мы оба преступники.
— Почему бы тебе не позволить мне позаботиться об этом? — спросил я, наклонившись, чтобы поцеловать ее.
— Ты чокнутый, — сказала она и, подняв бокал, добавила: — За твои картины в мастерской!
В пять утра, едва продрав глаза, я увидел светящийся циферблат часов на прикроватном столике. Потом пробили напольные часы, и в наступившей звенящей тишине я услышал где-то далеко голос Белинды. На первом этаже. Похоже, разговаривала с кем-то по телефону.
Я медленно прошел на лестничную площадку. Внизу, в холле, горел свет. И тут я услышал ее легкий, беззаботный смех.
«Прекрасный принц», — говорила она, а потом еще что-то, но неразборчиво. Мешал шум проезжавших машин, мешало даже тиканье напольных часов. «Только не позволяй им себя обижать», — сказала она. Сердито? Но потом ее голос вновь стал мурлыкающим. И я услышал, как она говорит: «Я тоже тебя люблю». А потом она повесила трубку.
Что же я делаю?! Неужто шпионю за ней! Может, лучше, пока не поздно, вернуться в спальню, словно ничего и не было?
Я увидел, как она прошла через холл внизу, а потом заметила меня.
— Все в порядке, моя девочка? — спросил я.
— Конечно! — Белинда протянула мне навстречу руки и обняла за талию. Лицо ее светилось любовью. — Я просто говорила с одним старым другом. Сказала, что я в порядке.
— В такую рань? — произнес я сонным голосом.
— Но не там, где он сейчас, — словно между прочим заметила Белинда. — Не волнуйся, я звонила за счет абонента, — добавила она и потащила меня обратно в постель.
Мы вместе забрались под одеяло, и она устроилась у меня в объятиях.
— А в Нью-Йорке сейчас идет дождь, — сонно прошептала Белинда.
— А мне стоит ревновать к твоему другу? — тихо спросил я.
— Нет. Никогда, — немного недовольно отозвалась Белинда. — Мой старый-престарый друг. Думаю, лучший друг в целом мире, — еле слышно произнесла Белинда.
В комнате стало совсем тихо.
Я чувствовал рядом с собой ее теплое тело, слышал ее глубокое, ровное дыхание.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Прекрасный принц, — будто во сне прошептала она.
8
К полудню следующего дня она развесила постеры по всем стенам гостевой комнаты. Бельмондо, Делон, Брандо, Гарбо, а также новые лица: Эйден Куинн, Ричард Гир, Мел Гибсон. Из приемника уже целый час истошно вопила Мадонна. Белинда разбирала купленные вещи, аккуратно складывала на полку свитера, гладила блузки, чистила старые туфли, экспериментировала с новыми баночками и скляночками дорогой косметики.
Я со своей стороны только время от времени заглядывал в ее комнату, когда спускался из мастерской на кухню к кофеварке. Три работы были практически закончены, и я занимался тем, что подписывал название внизу холста: «Белинда на карусельной лошадке № 1», «Белинда № 2», «Белинда № 3». Увидев все три картины, выставленные для просушки, я почувствовал легкое головокружение.
Около шести я приготовил нам обед — стейки и салат, — единственное, что я умел готовить, а также красное вино. Белинда спустилась вниз. Волосы у нее были заплетены в косички, а косички уложены короной на голове, а потому я не удержался и с удовольствием поцеловал ее перед тем, как сесть за стол.
— Почему бы тебе сегодня вечером не посмотреть свои видеофильмы? — предложил я.
Я сказал, что кабинет в ее полном распоряжении, поскольку сам практически им не пользуюсь. Может быть, улыбнулась она. Если я собираюсь работать, то она или посмотрит телик, или почитает одну из моих книг по искусству.
После того как мы прибрались на кухне, она пошла в библиотеку, расположенную в подвале, и я услышал стук бильярдных шаров. Я же сидел и пил кофе, чтобы хоть чуть-чуть протрезветь и привести себя в полную боевую готовность. Последние штрихи на заднем фоне — и все три картины будут закончены.
Дом, казалось, пропах ее духами.
Когда я спустился вниз, Белинда крепко спала в моей кровати. Она сняла фланелевую ночную рубашку и откинула одеяло. Она лежала на животе, слегка приоткрыв рот, а ее тонкая рука покоилась на подушке у лица.
Ее голая попка была совсем маленькой, почти мальчишеской, и я заметил тонкие золотистые волоски между ног. Я погладил шелковую кожу под коленом, тонкую складочку, такую чувствительную к прикосновениям. Потом я потрогал ее нежные стопы. Белинда даже не шелохнулась. Она спала здоровым, крепким детским сном.
— Кто же ты все-таки такая, — прошептал я, перебирая в уме все варианты ее ответов.
За обедом Белинда что-то такое говорила насчет поездки в Кашмир, когда она с двумя английскими студентами, ее компаньонами в то лето, пересекли на поезде всю Индию. «И все, о чем мы говорили, были Штаты. Представляешь, мы оказались в Кашмире — одном из красивейших уголков земли, а говорили исключительно о Лос-Анджелесе и Нью-Йорке!»
Я наклонился и поцеловал ее в шею, в тонкую полоску кожи под густыми волосами.
Шестнадцать.
Темный холл внизу.
Гостевая комната. Ее комната. Все эти новые лица, глядящие друг на друга в темноте, поблескивание
