соглашения, подписанный Румянцевым и Коленкуром, о том, что королевство Польское никогда не будет восстановлено.
Для урегулирования разногласий в польском вопросе в Париж был послан князь Алексей Борисович Куракин, имевший официальное поручение поздравить французского императора с женитьбой на австрийской эрцгерцогине Марии Луизе.
Брачные торжества кончились ужасным пожаром во время бала. Танцевальная зала, обшитая досками, загорелась и, мгновенно охваченная огнем, рухнула в две минуты. Люди, давясь, пробирались к выходу по телам упавших, многие выбегали на улицу, словно живые факелы. Погибло и обгорело множество людей. Среди них был и Куракин, который едва не погиб в огне: его вытащили из-под горящих обломков полуживым; волосы на его голове и ресницы сгорели, руки и ноги сильно пострадали от ушибов и ожогов, кожу на левой руке можно было снять, как перчатку. Князя спас его костюм из золотого сукна, который нагрелся, но не воспламенился; люди, вытащившие его из огня, долго не решались поднять его, так как обжигались от прикосновения к его одежде.
На прощальной аудиенции поправившемуся послу, 7 августа 1810 года, Наполеон сказал:
— Еще раз повторяю: я не желаю и не могу желать разрыва между Францией и Россией. Одним словом, все требует продолжения нашего союза, и я никогда не изменю ему, если меня не принудят к этому.
Между тем он уже вел тайные переговоры с австрийским послом Меттернихом о франко-австрийском союзе, направленном против России.
Клеменс Венцель Непомук Лотар, князь Меттерних-Виннебург, происходил из древней и богатой дворянской семьи. Его отец, офицер-бонвиван, и мать, красавица кокетка, снабдили его внешностью лощеного светского красавца (светлые волосы, голубые глаза и холодная улыбка), знатным именем и сильными страстями. Меттерних был человек увлекающийся. Им владели три страсти: к политике, к женщинам и к собственности. Политикой он начал заниматься по воле случая, так как в молодости, будучи студентом Страсбургского университета (где обучался и Талейран, его будущий союзник и единомышленник), отдавал предпочтение химии и медицине, однако с легкостью баловня фортуны оставил университетские занятия. Благодаря его страсти к политике, владеющей им на протяжении тридцати восьми лет, европейская дипломатия стала использовать понятия 'политика союзов', 'политика европейского равновесия', 'политика европейской безопасности'. Женщинами он занимался несколько дольше; он пережил трех жен и дал отставку множеству любовниц. Что касается собственности, то о ней Меттерних не забывал никогда.
Его превращение из приятного салонного молодого человека в одного из самых известных политиков Европы произошло под влиянием французской революции. В 1794 году двадцатилетним юношей он издал брошюру 'О необходимости вооружить весь народ вдоль французской границы' — это был единственный случай, когда Меттерних допустил мысль о вмешательстве народа в политическую борьбу.
Император Франц I, терпевший изо всех нововведений только новые оперы, обратил внимание на молодого человека, который во всеуслышание заявлял: 'Я ненавижу все, что является неожиданным образом'. Революция грозила превзойти в неприятности все прежние неожиданности, поэтому Меттерних ополчился против нее, нашив на свой плащ белый крест контрреволюционера. Впрочем, политические и нравственные принципы его мало беспокоили; единственным его пожизненным убеждением был последовательный легитимизм. Он вообще отлично проникал в людей, а не в принципы. Революция была непонятна ему, поскольку за нацией он не мог разглядеть людей. Однако именно эта невосприимчивость к новым идеям, как ни странно, и возвеличила его над современными ему политиками, которые то объявляли крестовый поход против Французской республики, то заключали с ней договоры. 'Все движется и меняется вокруг меня, — писал он, — но я остаюсь неподвижным. Я думаю, что моя душа имеет цену, потому что она неподвижна'. Душевная неподвижность Меттерниха сделала его оплотом монархического порядка в Европе.
Против революции протестовал не его разум, не его чувства, а все его существо — существо консерватора. 'Я твердо решил бороться с революцией до последнего дыхания', — как-то заявил Меттерних и сдержал свое слово. Он видел революцию повсюду и во всем, даже в распространении библейских обществ, и подозревал в революционности самих государей, в частности Александра и Фридриха Вильгельма. На одном из конгрессов он долго не мог успокоиться после того, как французской делегации вздумалось угостить его печеньем с трехцветным кремом.
С презрением наблюдая колебания политики монархических государств и позорные капитуляции и сделки с Наполеоном, он замечал: 'Мне известен сегодня лишь один человек, который знает, чего он хочет: это я сам'. В 1805 году, несколькими месяцами позже Талейрана, он пришел к мысли, что Европе необходим мир на основе равновесия сил. Его миролюбие было основано исключительно на практических соображениях: он видел, что утомленным и растерявшимся монархиям необходим длительный покой.
В следующем году он получил назначение послом в Париж. Наполеон встретил его словами:
— Вы слишком молоды, чтобы быть представителем самой древней монархии.
На это Меттерних нагло ответил:
— Сир, я в том же возрасте, в котором вы были при Аустерлице.
Высокий, стройный, одетый в романтический плащ мальтийского рыцаря — с красным верхом и черной подкладкой, он не оставил равнодушными парижских дам. Он обольстил Каролину Мюрат, сестру Наполеона, и в знак своей победы носил на пальце кольцо из ее волос. Одновременно у него был короткий, но бурный роман с актрисой Жорж Вайнер, любовницей императора. Но, преуспев в салонах, Меттерних потерпел поражение в Тюильри. Накануне войны с Австрией Наполеон через министра полиции Фуше ловко дурачил красавчика посла ложными сведениями о состоянии своих военных сил. Об уровне осведомленности Меттерниха говорит то, что в 1808 году он передал в Вену 'абсолютно точную информацию', будто, согласно французским источникам, австрийская армия имеет некоторые преимущества перед французской.
В Эрфурте Меттерних и Талейран впервые протянули друг другу руки. 'Я смотрю на ваши интересы как на свои', — уверил австрийца его французский коллега. В доказательство своих слов Талейран после бурной сцены с Наполеоном в Париже предложил Меттерниху свои услуги. Франко-австрийский союз был скреплен ими за спинами их владык.
Разгром Австрии пошел Меттерниху на пользу — он стал министром иностранных дел. Самым крупным его (и Талейрана) дипломатическим успехом в эти годы было «разоружение» Наполеона перед Австрией — его брак с Марией Луизой. Уверенный в себе как никогда, Меттерних стал превращаться в спесивого политикана. Отныне он хотел стоять во главе событий. Наполеон отнесся к его притязаниям снисходительно: 'Меттерних — почти государственный муж, ибо он отлично врет'.
В июле 1810 года между Наполеоном и Меттернихом состоялся первый разговор на тему о совместных действиях против России. Меттерних прямо спросил императора, намерен ли он соблюдать эрфуртские соглашения и не согласится ли сделать совместное с Австрией заявление, чтобы спасти придунайские княжества от владычества России.
Наполеон ответил, что тяготится своими обязанностями по отношению к России.
— Но вы знаете, — продолжил он, — что вынудило меня к этому. Если вы хотите объявить войну России, то я не буду вам препятствовать. Я приму на себя обязательство оставаться нейтральным. Если русские потребуют от Турции больше, чем им предоставляет договор, то я сочту себя свободным от моих обязательств перед императором Александром, и Австрия сможет вполне рассчитывать на меня.
В секретной записке об отношениях Франции и России, составленной несколькими месяцами раньше, Наполеон был еще более откровенен: в ней говорилось, что ввиду неизбежного сближения России и Англии союз Франции и России подходит к концу и война против бывшего союзника становится настоятельной потребностью для упрочения первенствующего положения Франции в Европе.
Под влиянием этих мыслей Наполеон как-то раз во время охоты обронил, обращаясь к одному из своих генералов:
— Еще три года — и я буду владыкой вселенной.
В самом деле, когда Александр сравнивал свое приобретение Финляндии и незначительных областей в Молдавии, Галиции, Литве и Азии с огромным расширением Французской империи, он испытывал и зависть, и обиду, но главным образом — глубокую тревогу. Даря союзнику одно княжество, Наполеон клал в
