Вскоре на повороте показался трамвай, выходивший на Каменноостровский проспект.
— Догони вагон, — попросил Лещенко. — Вот тебе рубль.
Извозчик задёргал вожжами, и конь помчался.
На мосту через речку Карповку они поравнялись с трамваем, замедлявшим ход. Лещенко, не раздумывая, прямо с пролётки прыгнул на подножку последнего вагона и стал наблюдать, что будут делать шпики. Те поднялись, что-то кричали своему извозчику, но догнать трамвай уже не могли.
На одной из остановок Лещенко пересел в другой трамвай. Потом, уже за Невой, перебрался в третий. Часа три он ездил по городу, и домой сразу не пошёл, а отнёс аппарат с кассетами к товарищу.
Лишь вечером Лещенко перенёс домой кассеты, проявил негативы и отпечатал снимки.
Утром пришла Шура Маленькая. Передавая ей две фотокарточки, Дмитрий Ильич сказал:
— А недурно получилось, можете стать фотографом.
— Ну, какой из меня фотограф! — смущённо ответила Шура. — Это благодаря вашим наставлениям.
Когда Шура привезла снимки в Разлив, Владимир Ильич внимательно их разглядел и воскликнул:
— Вот, оказывается, какой я Иванов! Похож и не похож. Большущее спасибо. Сегодня же наклею фото на удостоверение… Поставим печать и… покину этот шалаш. Вам больше уже не придётся приезжать сюда. Осточертело, наверно, ведь так?
— Что вы, Владимир Ильич, для вас всегда рада…
Токарева привыкла ездить к Ильичу. Ей вдруг стало грустно оттого, что приходится расставаться, что теперь у него будут другие связные.
Г. Мишкевич
В. И. УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) И ИВАН БАБУШКИН
Много лет назад социализм был лишь мечтой. Её вынашивали в глубоком подполье люди лачуг и дымных мастерских, люди, поставившие целью своей жизни ниспровержение самодержавной власти. Это была на первых порах совсем маленькая горсточка борцов. На рабочих окраинах Петербурга рождалась новая и могущественная сила — именно она в Октябре 1917-го потрясла до основания не только старую Россию, но и весь мир! Именно здесь, в столице Российской империи — на Шлиссельбургском тракте, Старо-Петергофском шоссе, Заставской улице, Большом Сампсониевском проспекте, Кожевенной и Косой линиях Васильевского острова — впервые скрестились пути научного социализма и пролетарского движения, сошлись жизненные пути Владимира Ильича Ульянова и его друзей, соратников и единомышленников — питерских рабочих. В подпольных кружках, на тайных рабочих сходках закладывались в ту пору основы Коммунистической партии и занималась заря грядущей пролетарской революции…
В числе тогдашних учеников и соратников Ильича был и мастеровой Семянниковского завода (ныне Невский машиностроительный завод имени В. И. Ленина) Иван Васильевич Бабушкин. Это о нём писал В. И. Ленин: «Всё, что отвоёвано было у царского самодержавия, отвоёвано
Петербург для Бабушкина начался весной 1883 года с бакалейной лавчонки в Апраксином дворе, приказчичьих зуботычин и нелёгких четырёх лет жизни «в мальчиках». Потом была болезнь глаз (припухлость век осталась навсегда — она значилась в полицейских документах, как одна из примет «опасного государственного преступника»), тифозная горячка, сумрачная палата в Мариинской «больнице для призрения бедных»… Здесь Ваня Бабушкин познакомился с соседом по койке — бывшим балтийским матросом. Он многому научил «купецкого юнгу». По совету моряка Ваня весной 1887 года переехал в Кронштадт и здесь за четыре года ученичества в казённых торпедных мастерских Кронштадтского порта стал первоклассным слесарем.
Но опостылела Бабушкину казарменная обыденщина морской крепости. Летом 1891 года он вернулся в Питер. Как водится, чтобы поступить на работу, пришлось поставить мастеру угощение. И вот 19 июня 1891 года в табельной книге Семянниковского завода писарь вывел запись о поступлении слесаря Ивана Бабушкина, по рабочему нумеру 323, в паровозно-механическую мастерскую.
Заводская жизнь оказалась нерадостной. Приходилось работать по одиннадцать-двенадцать часов в день. Донимали и «экстры» — сверхурочные работы, за которые никакой платы не полагалось.
Идя после такой «экстры» по Шлиссельбургскому тракту с завода домой, Ваня от усталости засыпал на ходу.
Тракт, словно огромный грязный червяк, пересекал Стеклянный городок, село Смоленское, Фарфоровское, Александровское…
Спотыкаясь о булыжники, молодой слесарь брёл, не разбирая дороги. Двадцать минут, которые тратил Ваня, чтобы добраться домой, казались ему вечностью. Еле передвигая ноги, шёл он по разбитым дощатым мосткам, и чудилось ему, будто плывёт он в лодке по спокойной, заросшей ивняком речушке родного села. И вдруг лодка ударяется о корягу, Ваня приходит в себя. Перед ним фонарный столб. Потирая шишку на лбу, молодой слесарь растерянно оглядывается… Вот, наконец, и квартира. В полном изнеможении, наскоро умывшись и сняв одежду, валится он на койку, чтобы в пять утра, по гудку, снова подняться на работу…
Вскоре Ваня познакомился с товарищами по мастерской. Один из слесарей — Илья Костин, подружившись с Бабушкиным, однажды дал почитать ему листовку, в которой зло высмеивалось самодержавие. Особенно поразили Ваню стихи:
От Костина Бабушкин впервые услышал слово «нелегальная» и узнал о людях, которые сочиняют и тайком распространяют такие листовки.
Илья Костин познакомил Бабушкина с одним из таких людей. Это был токарь паровозно-механической мастерской Сергей Иванович Фунтиков. За большую начитанность, передовые взгляды, окладистую бороду рабочие прозвали его «Патриархом».
От «Патриарха» Бабушкин узнал о делении общества на классы, о классовой борьбе, от него же получил тайком запрещённые книги и листовки. Стремясь во всем подражать Фунтикову, Ваня приохотился к чтению, в нём пробудилось желание учиться. Он не пил, не курил, не принимал участия в драках «стенка на стенку». Вернувшись с работы, он занавешивал окошко, зажигал керосиновую лампу-семилинейку и садился читать. Хозяйке Ваня объяснял: «Рабочий, который не пьёт, не курит и не ходит в церковь, для полиции подозрителен. Вот почему приходится занавешивать окно».
Осенью 1894 года в мастерской разнеслась весть о приёме в вечернюю воскресную школу. Многие мастеровые потянулись на Шлиссельбургский тракт, к дому 65. Там, в трёхэтажном доме, принадлежавшем Корниловым, помещалась школа.
В ту пору в России появилось немало воскресных школ для рабочих, где реакционные учителя забивали головы своих учеников всякой казённой и религиозной дребеденью. Корниловская школа, формально не отличаясь от прочих подобных школ, на самом же деле была совершенно иной. Учителями в ней работали революционеры-марксисты: Надежда Константиновна Крупская, Лидия Михайловна Книпович, Зинаида Павловна Невзорова и другие. Все они были связаны с петербургским марксистским кружком «стариков», руководимым Владимиром Ильичём Ульяновым.
