старое.
По толпе пробежал ропот одобрения. Матильда скрыла раздражение и пробралась вперед. Ее ни в чем нельзя обвинить, если господа вмешаются, но она сможет скрыть как можно больше от их взглядов своей мощной фигурой.
Один храбрый джентльмен схватился за ручку и рывком распахнул дверь, открыв на всеобщее обозрение графа Хитмонта, стоящего в чем мать родила и безуспешно пытающегося защититься похудевшей подушкой от ударов разъяренной графини. У всех на глазах подушка Обри разорвалась, обрушив снежную бурю на голову ее мужа.
В сквозняке от разбитого окна по полу потек ручей из пушинок, и Остин обернулся к зрителям, приподняв бровь. Он беспечно приветствовал служанку и ее спутников.
– Доброе утро, Мэгги, – без тени смущения произнес Остин в ответ на ее изумленный взгляд. – Скажете остальным, что мы скоро спустимся вниз, и закройте за собой дверь, будьте добры.
При появлении Мэгги Обри уронила подушку. Она оцепенела, глядя на тщательно прикрытую дверь, пока не почувствовала, что ее разбирает смех. Она мельком взглянула на долговязую обнаженную фигуру Остина, и смех рванулся, как брызги шампанского.
Этот звук был бальзамом для его души, и Остин наслаждался его красотой.
– Значит ли это, что мы поцелуемся и помиримся? – с надеждой осведомился он.
Обри продолжала смеяться, но нашла время ответить:
– Конечно, нет!
– Правильно, – согласился Остин. Обернувшись простыней, он постучал в дверь, – Мэгги, если вы еще здесь, можете войти.
Ошеломленная служанка нерешительно переступила порог. Казалось, что в комнате выпал ранний снег, но граф хотя бы прикрылся чем-то существенным, а к Обри вернулось ее обычное хорошее настроение. Матильда осторожно вошла, ожидая распоряжений и предоставив толпе разочарованно расходиться.
– Джон уже прибыл, Мэгги? – проревел Остин с другого конца комнаты, натягивая раскиданную одежду.
– Час назад, милорд, – сообщила Мэгги.
– Скажите ему, чтобы достал для меня чистую сорочку и ложился спать. Мы увидимся позже. И посмотрите, можно ли сделать что-нибудь с одеждой. Я одет не для светского визита.
Он передал ей истрепавшуюся в дороге одежду.
– Да, милорд.
Мэгги сделала реверанс и поспешила с поручением.
Обри в замешательстве уставилась на свою вероломную служанку.
– Кто-то мог бы подумать, что она служит у вас, а не у меня.
– Разве не так? – загадочно спросил Остин, изучая умывальник в поисках чего-либо, что могло бы сойти за бритвенные принадлежности.
– За мои деньги! – возмущенно ответила Обри.
Остин лукаво взглянул на нее, приподняв бровь.
– Это значит, что вы против лжи?
– Вы знаете, что это только часть ее.
Разъяренная, она распахнула гардероб, чтобы рассмотреть платья, которые Мэгги так заботливо уложила для нее вчера.
– Вам лучше выбрать дорожный наряд, – предупредил он. – Мы выедем в Саутридж, как только позавтракаем.
Обри упрямо решила выбрать изысканное платье из шелка и кружев цвета примулы, но здравый смысл победил. Она не решилась мешкать в этом отвратительном доме. Остин может заставить ее ехать в том, что она наденет, и она замерзнет до смерти. Она могла бы убить его, но такой смерти себе не желала. Она выбрала дорожный костюм из шерсти мериноса насыщенного золотого цвета, к которому могла одеть кокетливый шотландский чепец с перьями. На ее фоне он будет выглядеть сельским сквайром.
Мэгги вернулась вовремя, чтобы помочь хозяйке одеться. Остину она принесла свежую полотняную сорочку и вычищенные и отглаженные бриджи и сюртук. Челядь способна творить чудеса, а умение Джона раздобыть чистую одежду восходило ко времени похода в Португалию с Веллингтоном. Именно за эту исключительную способность он и произвел Джона из грумов в камердинеры.
Наконец-то одевшись респектабельно, Остин оглядел жену. Корсаж из мягкой шерсти подчеркивал крутые, четкие изгибы, но высокий воротник надежно защищал их от нескромного взгляда. Он удовлетворенно подумал, что уж если он не может к ним прикоснуться, то никто другой их даже не увидит. Золотые пряди обрамляли ее личико и шею, подчеркивая невинность черт, но во взгляде, которым она на него посмотрела, не было и тени наивности.
Улыбнувшись, Остин коснулся ее волос.
– Мне нравится ваша новая прическа. Ваше лицо стало лучше видно, а глаза кажутся еще больше.
Взбешенная, Обри встала как вкопанная, пока Остин открывал дверь, чтобы сопровождать ее. Она хотела разозлить, его, уязвить так, как он уязвил ее, но он переносил все ее колкости и шпильки с терпением и даже восхищением. Она не знала, злиться ей или перетерпеть.
Остин подал ей руку, и она осторожно приняла ее. Они играли на публику, и таким образом это было легче сделать. Рядом с Остином она могла пройти мимо перешептываний и взглядов гордо и с достоинством. Его сильная рука под ее пальцами придавала ей уверенности.
