Обри заколебалась, чувствуя, что этот человек ей больше, чем друг. То, что Остин сделал для него, то и Адриан может сделать для Остина. Но ей действительно нечего сказать ему. Только время может помочь Остину вернуть богатство и репутацию, но именно времени у нее и не было.
– Его нога заживет и будет лучше, чем раньше, – успокоила она. – Я мало, что знаю о поместье, но не думаю, что Остину грозит опасность его потерять. У него есть друзья, и все они с радостью помогут, чтобы малейшая опасность, нависшая над землями аббатства, была устранена. Вам, правда, не о чем беспокоиться.
– Возможно, вы правы…
Однако Адриан не выглядел полностью успокоенным, когда отпустил ее.
Этой ночью Обри отправилась в постель, недовольная тем, что не способна сама решить свои проблемы. Если бы удалось убедить Остина примириться с ролью мужа, доход от наследства легко бы покрыл все финансовые издержки поместья. Но Остин слишком горд, чтобы принять это. И она не была уверена, что сама обрадуется, если он примет ее на таких условиях. Она хотела, чтобы он хотел ее ради нее самой, а не ради ее денег.
Ничего не поделать. Она долго лежала без сна, когда мужчина рядом с ней уже давно заснул. Страдая от одиночества, она прильнула к его теплу, мечтая, чтобы его крепкие руки еще хоть раз обняли ее. Но, конечно, это невозможно. Повернуться на бок для него значило вызвать острую боль, хотя он проделывал это, когда ее не было рядом. Обри улыбнулась мысли о его извращенном упрямстве и незаметно уснула, успокоенная близостью мужа.
К рассвету в спальне стало холодно, и Остин инстинктивно прижался к источнику тепла, согревавшему его постель. Его тут же разбудило щекотание золотистых прядей, и он обнаружил круглые ягодицы, прикасавшиеся к его бедру. Тонкий шелк, отделявший от него ее плоть, был препятствием, которое он решил устранить. Без всякой задней мысли он тихо приподнял шелковый наряд, пока его пальцы не коснулись теплого тела.
Обри беспокойно зашевелилась во сне, и Остин поспешил набросить ей на ноги одеяло. Затем повернулся набок, поудобнее уложил раненую ногу, и в конце концов жена оказалась в пределах его досягаемости. С удовлетворением он обнял рукой ее талию, прижал ее к себе, и между ними пробежал легкий ток.
Когда возникшее пламя разгорелось, Обри чувственно изогнулась рядом с ним. Ободренный этим ответом, Остин позволил своей руке подняться выше, скользя под тесным шелком и изучая полные мягкие изгибы. Обри слегка застонала и прижалась к нему там, где он хотел.
Остин понимал, что мог сейчас ее взять, и она не смогла бы его остановить. Он хотел этого и когда- нибудь собирался получить право последовать своему влечению, но этот день еще не настал. Все, чего он хотел сейчас, было ее согласие. Он хотел его больше, чем хотел облегчить чресла. Остин поцеловал ее ухо и нежно поиграл с набухшим соском на торчащей груди. Обри застонала и прильнула к нему, прежде чем достаточно проснулась, чтобы осознать свою любопытную позу.
Ее глаза, широко распахнувшись, обнаружили Остина, склонившегося над ней. Голубые глаза потемнели от желания, его рука побуждала ее к готовности. Мимолетная паника исчезла, когда она почувствовала жаждущую пустоту внутри себя, ожидающую, когда ее заполнят. Она нырнула в его объятия, и он прижал ее спину к подушкам.
Обри выпивала его возбуждение и радовалась жизни, вливающейся в ее тело. Впервые за много недель она чувствовала, что живет, и жадно встретила его ласки. Она почувствовала его естество меж бедер, но не знала, как до него добраться.
– Остин, это безумие, – прошептала она. – Ваша нога… Он оторвал свои губы от приятной задачи поглощения мочки ее уха и улыбнулся порочной улыбкой.
– Если все, что вас беспокоит – моя нога, это легко поправить.
С неожиданной энергией, захватившей Обри врасплох, Остин перекатился на спину и увлек ее за собой. Она обнаружила себя распростертой на его груди и плоском животе в самой несдержанной позе и потеряла голову от смущения, спрятавшись в потоке жестких кудрей и уткнув лицо в его плечо.
– Остин, что…
Но прежде чем она успела сформулировать вопрос, он прильнул к ее губам и заставил умолкнуть. Когда она погрузилась в восхитительное наслаждение его поцелуя, Остин крепко взял ее бедра и показал, чего он хочет.
Слегка испугавшись вначале, Обри инстинктивно поняла, что он хочет. За вздохом удивления, когда Остин быстро достиг желаемого, вскоре последовали крики удовлетворения, когда она поймала его ритм и поняла, что в этот раз боли не будет.
Смеясь и вскрикивая, пока Остин нес ее на волнах своего желания, Обри сделала первый шаг на пути осознания того, что же значит быть женщиной. Их желания были подавлены слишком долго, чтобы откладывать удовольствие, и когда Остин глубже погрузился в нее, Обри ощутила мощь, которую обретала, и которую он сдерживал. Она обмякла на нем, соль ее слез смешались с дыханием, вырывавшимся из ее груди.
Остин крепче обнял ее, не понимая ее слез, понимая только, что еще не научил ее всему удовольствию этой игры. Это со временем придет, когда она станет принимать и его любовь.
Остин перекатился на бок и опустил ее на кровать, но Обри воспротивилась его попытке откатиться в сторону. Она прильнула к нему, ее слезы смешались с поцелуями, которыми она покрывала его лицо, и он вновь набрался силы внутри нее.
Его медленные движения раздували пламя желания до непереносимой силы, пока все краски и звуки не исчезли и не померкли, а все, что осталось – пульсирующий рев страсти, соединившей их в одно целое. Они достигли крещендо вместе, и последние движения Остина привели к головокружительному финалу. Обри задрожала, когда он излил семя глубоко внутри нее, и в ее сердце застыла молитва.
Они какое-то время ласкались в молчании, позволяя утренней прохладе остудить уголья их страсти, пока биение сердец не смешалось и не замедлилось, и они не стали стучать в такт. Остин нежно погладил полные изгибы укрытых шелком грудей, проверил узость ее талии и принялся за роскошные округлые бедра. Обри занялась изучением жесткой дорожки волос, спускавшейся по сильной бронзовой груди, вздыхая от удовольствия, что ей, наконец, позволили эту вольность.
В конце концов, Остин признался:
