попочка натружена. Катя еще раз удостоверила меня про ОК и сказала, что ей очень понравился мой толстячок. А Максим признался, что от моей девочки он просто потерял голову, но вынул практически сразу. Я его понимаю. В итоге все закончилось без эксцессов.
Как-то на озере в грозу. Случай, романтика
Жаркий летний день, городской парк...
Мы с Олей решили покататься на лодке. К тому времени, когда мы, отстояв приличную очередь, получили свой номерок, небо уже изрядно затянуло тучами. Это, однако, никак не поубавило нашего желания. На причале, однако, лодок не оказалось - только катамараны. Скрепя сердце мы согласились на предложение взять катамаран вместо лодки. Подул легкий ветерок, небо еще больше нахмурилось. Все лодки и катамараны начали разворачиваться и плыть к причалу. Мы единственные гребли в центр озера, подшучивая над боязливым народом. Гром грянул так неожиданно, что мы оба подскочили. И вслед за этим полило как из ведра. Такого ливня не помнят даже старожилы нашего городка - ветром выворачивало с корнем деревья, а центральные улицы залило так, что невозможно было проехать. В это время мы с Олей находились в центре городского озера, за 300 метров от ближайшего берега. Дождь лил так, что невозможно было не только определить направление, но и даже рассмотреть циферблат часов.
Молнии ударяли почти каждые 10 секунд, а за ними незамедлительно следовал сильнейший раскат грома. Надеясь, что нас не развернуло, я греб в предварительно выбранном направлении к мостику, под которым мы надеялись найти хотя бы временное пристанище. Я мысленно поблагодарил Бога, что судьба дала нам катамаран, а не лодку, которую залило бы в считанные минуты. Легенькое ситцевой платье Оли промокло насквозь, соблазнительно очерчивая упругие бугорки. Когда мы, наконец то из последних сил, догребли до моста ветер был такой что приходилось одной рукой держаться за стальные балки, чтобы не снесло катамаран. Кругом бушевала стихия. Страшно было настолько, что казалось сердце, выскочит из груди. Когда ветер немного стих, мой взгляд опять упал на четко очерченные под платьем груди. Оля поймала мой взгляд и зарделась - но в ее глазах я прочитал такое же сильное желание.
Она села ко мне на колени, и мы начали целоваться - под шум дождя и грохот грома. Одной рукой мне приходилось удерживать катамаран, поскольку порывы ветра так и норовили вырвать его из нашего убежища. Такого дикого, безудержного и неконтролируемого желания, сравнимого разве что с животной похотью мы до этого не испытывали. Наши движения были резкими и сумбурными. С 'надцатой' попытки мне удалось одной рукой расстегнуть молнию сзади на платье, и тогда я зубами потянул бретельку вниз. Моя мокрая щека касалась ее кожи на шее, слегка подрагивающей от возбуждения. Я стянул платье настолько, что оголился ее сосок - мокрый и твердый, в капельках влаги. Я нежно слизнул эту влагу, ощущая языком эту непередаваемую словами нежность, пытаясь губами согреть его. Оля застонала от наслаждения и уже сама оголила вторую грудь. Мир вокруг вдруг перестал существовать - исчезли гром и молнии, и даже не ощущалось что мы насквозь промокли.
Я покрывал ее груди страстными поцелуями, а она расстегнув мне рубашку, прижалась сосками к моей мокрой груди. 'Войди в меня прямо сейчас' - прошептала она мне на ухо, и я понял, что мы уже не в силах себя сдерживать. Моя рука скользнула ей под платье и оттянула в сторону трусики. Мой палец ощутил горячий и влажный бугорок и начал его нежно массировать. Оле это доставляло невиданное удовольствие - она немножко приподнялась и прогнулась назад, дав моей руке большую свободу действий и одновременно подставляя под мои поцелуи то один, то другой сосок. Продолжая массировать ее бугорок большим пальцем, я осторожно ввел указательный и средний в ее лоно и начал ими ритмично двигать. Оля вскрикнула и вцепилась мне в волосы. Спустя мгновение, я ощутил, что ее руки расстегивают мне ширинку и выпускают на волю мой член, который уже невыносимо болел от таких безумных игр. Оля вдруг с усилием оторвалась от меня и присела, стараясь удержать равновесие на мокром корпусе катамарана.
Ее губы нежно обняли головку моего члена, и я заметил, как ее рука скользнула в трусики. Продолжая себя возбуждать, Оля облизывала его, с усилием засасывая внутрь, или нежно облизывая по всей длине. Я ощутил знакомое ощущение горячей сладостной волны внизу живота и в последний момент отстранился. Мы оба балансировали на грани оргазма. Спустя минуту Оля приподнялась и села вновь ко мне на колени, но на этот раз сдвинув трусики в сторону и позволив моему члену медленно войти в ее, изнывающее от желания, лоно. Моя постоянно напряженная левая рука, которой я удерживал катамаран ныла от боли, но я казалось этого не замечал. Мы начали волшебный танец любви. Я немножко приподнялся на сиденье, дав Оле возможность опускаться до самого конца и ощущать его по всей длине - я знал что это ей очень нравится. Каждой движение вверх-вниз сопровождалось поцелуем то одного то другого соска. Мы кончили так бурно и одновременно, что забыли обо всем на свете, и я отпустил катамаран.
Порыв ветра сразу же вынес нас, обессиленных и вздрагивающих от пережитого ощущения на открытую воду. Я слабо помню, как мы догребли до берега. Бредя босиком по городу, и наблюдая за залитыми водой улицами и поваленными деревьями мы смеялись как дети - над своим безрассудством, но смех этот был счастливым...
Секс в летнюю ночь. Миньет, наблюдатели, случай, традиционно
Теплая июльская ночь бережно, словно заботливая мама, окутала уставшие за день улицы. Порыв легкого ветра коснулся моего лица и, всколыхнув листья тополей, помчался прочь, по каким-то только ему известным маршрутам и делам. Мысль о том, что ветер тоже спешит на свидание, почему-то развеселила меня, и, улыбаясь сонным фонарям, я прибавил ходу. Старые сталинские дома, с облупившейся от времени штукатуркой, строго смотрели мне вслед, с молчаливым осуждением. Шум редких проезжающих мимо машин оставался в ушах едва уловимым эхом, принося умиротворение, и постепенно растворяясь в глухих ударах, отбивающего парадный марш сердца.
Где-то вдалеке жалобно заплакала милицейская сирена и хрипло надрывающиеся, на манер эскимосов Аляски, алкаши, прервали свое горловое пение, недоуменно уставившись друг на друга свинячьими глазками.
Не знаю, за что я люблю этот город. Точно не за этих певцов. И наверняка не за его мрачный вид, с тысячами пустых глазниц-окон. И не за молчаливых угрюмых людей, согнувшихся под тяжестью своей трудной небогатой жизни. И, конечно же, не за пустые улицы, что не видели ярких витрин и дорогих магазинов. Только подобно свету, что так уютно загорается в этих окнах по вечерам, на дне уставших людских глаз горит огонек человечности и доброты, а улицы, дававшие пристанище холодным ветрам, утопают в зелени и запахе цветов. Юные девушки невесомыми шагами порхают над землей, озаряя
