слишком свежей, и ей не хотелось видеть свою сестру. Напротив, Кейт даже хотела, чтобы Вилла исчезла из ее жизни. Она возненавидела свою маленькую сестренку, которая раньше была ей дороже всего на свете.
Бонни опять заскулила. Кейт поморгала глазами, чтобы сбросить с себя оцепенение. На улице уже темнело. Ветер, дующий с моря, усилился, и вспышки маяка уже освещали темное небо.
Однако время все расставило по своим местам.
Ненависть отступила, словно унесенная водой во время отлива, и осталась только любовь, вытеснившая из ее сердца все остальные чувства. Все плохое схлынуло, как волна, и остались только хорошие, светлые воспоминания: прогулки у моря, где плескались дикие пони, рождественская елка, увешанная устричными раковинами и морскими ежами…
Глядя на белевший в полумраке дом адвоката, Кейт увидела, как ровно в шесть часов в одном из окон зажегся свет. Она попыталась представить себе жизнь Джона в те времена, когда была еще жива его жена. Что она делала в этот час – занималась приготовлением ужина для своей семьи или пропадала… бог знает где? Что чувствовал в это время Джон? Об этом Кейт оставалось только догадываться, но она прекрасно помнила, что некогда чувствовала в это время сама: в шесть вечера для нее начиналась настоящая мука, потому что она знала, что Эндрю в этот час уже уехал из офиса и должен быть дома, но его еще не было…
Кейт встряхнула головой, стараясь вернуться к реальности. «Куда уехал Джон вместе с детьми?» – размышляла она. Этот вопрос чрезвычайно ее интересовал – и не только потому, что она твердо решила во что бы то ни стало еще раз встретиться с адвокатом и убедить его спросить Меррилла о Вилле, но и потому, что ей просто хотелось увидеть Мэгги и Тедди.
Милые, чудесные дети. Если бы она действительно была няней, она бы с удовольствием поступила на работу в семью О'Рурк. Мэгги и Тедди были просто очаровательны. Было видно, что они очень любят друг друга и своего отца. Думая о них, Кейт вспоминала себя с Виллой. Тедди был во многом похож на нее саму: как и Кейт, он должен был заботиться о своей младшей сестре. Наверняка, он тоже не раз помогал Мэгги писать сочинение по какой-нибудь книге…
Кейт очень хотелось знать, куда делось семейство О'Рурк. Скорее всего, в их внезапном исчезновении не было ничего загадочного. Вероятно, Джон просто решил уехать куда-то на время вместе с детьми, однако Кейт чувствовала, что не успокоится, пока не узнает, что с Мэгги и Тедди все в порядке. Она беспокоилась за детей, независимо от того, готов ли был их отец помочь ей в поисках сестры.
По пути в гостиницу, Кейт подумала о том, что это была ее пятая, но далеко не последняя поездка к дому О'Рурков.
В пятницу утром Тедди проснулся рано. Это был очень важный для него день: его команде предстояла игра с их главными соперниками – Ривердейл Каннонз, прозванными за особую беспощадность к противникам «Каннибалами». В прошлый раз младшая школьная команда Шорлайн, в которой играл Тедди, проиграла им, пропустив мяч в дополнительное время, и теперь «Каннибалы» хвалились, что «сделают их опять».
Прошлепав босиком по коридору, Тедди вошел в комнату для стирки белья. В отличие от сестры, скучавшей по своей комнате, ему нравилось в доме деда. Здесь все сияло чистотой, как было когда-то и в их доме, пока была жива мама. Кроме того, Мэв замечательно стирала: у себя на родине, в Ирландии, откуда она давным-давно приехала в Штаты, она работала прачкой, и поэтому судья Патрик О'Рурк всегда ходил в безукоризненно белых рубашках.
Увидев свою спортивную форму, выстиранную накануне Мэв, Тедди ахнул: она никогда еще не была такой чистой и отутюженной. Надпись и номер на футболке просто ослепляли своей белизной. Однако, начав складывать форму, Тедди обнаружил, что нейлоновая ткань была накрахмалена до хруста. Кое-как затолкав форму в мешок, он снова вышел в коридор, где к нему радостно бросился вилявший хвостом Брейнер.
На кухне хлопотала Мэв, колдовавшая над ирландской овсянкой, приготовление которой требовало невероятно много времени. В тот момент, когда Тедди вошел, старушка стояла у плиты и старательно помешивала кашу длинной деревянной ложкой.
– Доброе утро, Мэв, – сказал Тедди.
– Доброе утро, Люк, малыш, – пропела она со своим ирландским акцентом, расплывшись в улыбке и поцеловав Тедди.
В ее объятиях он почувствовал себя очень уютно.
Мэв почему-то назвала его Люком, но Тедди не стал ее поправлять: в последнее время она стала забывать его имя. Волосы у нее совсем поседели и стали такими редкими на макушке, что сквозь них просвечивала розовая кожа – совсем, как у деда. Они казались мужем и женой, состарившимися вместе, и Тедди, не знавший свою бабушку Лейлу, любил Мэв, как родную, и часто с беспокойством думал о том, что будет с ней, когда ей придется оставить работу.
Джон читал за столом газету. Патрик сидел напротив него, разгадывая кроссворд. Тедди принялся за свою овсянку, глядя то на отца, то на деда: они оба сосредоточенно пили кофе из больших белых чашек, словно готовясь к важному судебному заседанию.
– Послушай, папа, – сказал Тедди.
По утрам Джон всегда пребывал в полусонном состоянии до тех пор, пока не просмотрит футбольные новости и не выпьет две чашки кофе, поэтому сейчас, даже не подняв глаз от газеты, он невнятно пробормотал:
– Что?
– Наша команда сегодня играет. Против Ривердейл.
– А, ваши злейшие противники, – заметил Патрик.
– Они самые, – усмехнулся Тедди.
– Да, схватка с главными соперниками – дело серьезное. Хоть в лепешку разбейтесь, но вы должны победить. Иначе – позор на всю жизнь.
– Да ладно, дедушка, это всего лишь встреча младших школьных команд.
