Очевидно, что из всех многочисленных любовных связей именно с Орловым императрицу связывало самое горячее чувство. Недаром время их близости составило около 13 лет, с 1759 по 1772 гг., несмотря на то что фаворит, как свидетельствуют очевидцы, позволял себе даже бить свою государыню.
Григорий считался не только одним из самых красивых мужчин при российском дворе, но также отличался искренностью, скромностью, добротой и изяществом манер. Братьев Орловых Екатерина задарила сверх меры. Однако в отличие от других фаворитов, Григорий, получивший титул князя, продолжал жить достаточно скромно, не удосужившись сменить в своем не слишком роскошном доме даже мебель. Скорее всего, он был начисто лишен какого-либо честолюбия, а это среди придворных и даже родных братьев создало фавориту репутацию глупого человека.
Возможно, на дипломатическом поприще и при дворе на фоне корыстолюбивых придворных, которыми славился блестящий век Екатерины, он выглядел действительно глупо. Однако Григорию хватило ума и мужества в 1771 г. быстро и успешно справиться с чумным бунтом. Недаром на закате их любви проницательная Екатерина писала, что «природа наделила его [Григория] всем, как со стороны внешности, так и со стороны сердца и ума. Это — баловень природы, который, получив все без труда, сделался ленивцем».
Несомненно, в длительности этого романа большое значение имела и чувственность обоих. Иностранные послы и соотечественники ставили Орлову в вину «любострастие». К интимным отношениям с женщинами он, видимо, относился, как к еде и питью, не делая разницы между финками, калмычками и фрейлинами. В результате Орлов влюбился в свою тринадцатилетнюю двоюродную сестру, Екатерину Загряжскую, склонил ее к физической близости и, в конце концов, женился на ней с согласия императрицы.
Вероятно, Екатерина навсегда сохранила нежные чувства к Орлову. Судя по письмам, она очень тяжело пережила сумасшествие и смерть своего бывшего фаворита, последовавшую в 1783 г., через 10 лет после разрыва. Однако в момент расставания ее самолюбию наверняка был нанесен существенный удар.
Судя по всему, оскорбленное самолюбие императрицы нашло выход в выборе следующего фаворита, Васильчикова. Он явно был сделан впопыхах — в отместку Орлову.
Васильчиков, конной гвардии поручик, ничем непримечательный, уже на первых порах вызывал у Екатерины раздражение. «Скучен и душен», — писала она про любовника и опасалась, что он либо «сделает ее навек бесгцастной», либо «укоротит ее век». Промучившись два года с этим человеком, Екатерина отделалась от него домом в Петербурге, подарком в 50 тыс. рублей, серебряным сервизом на 24 персоны, бельем к столу и набором кухонной посуды. На смену скучному Васильчикову в феврале 1774 г. пришел блистательный Потемкин — один из самых талантливых государственных деятелей екатерининской эпохи.
Без сомнения, скромный вахмистр, а потом светлейший князь Священной Римской империи, Григорий Александрович Потемкин-Таврический занимал в жизни Екатерина особое место. Иначе не написала бы она пронизанные глубоким чувством слова: «Ласка наша есть наичистейшая любовь, и любовь чрезвычайная». Но к нему она испытывала чувство, обусловленное не только страстью, но и глубоким уважением к личным качествам и талантам любовника. Недаром в 1785 г., через 10 лет после сближения, в письме Гримму императрица заметила: «Надо отдать ему справедливость — он умнее меня, и все, что он ни делал, было глубоко обдуманно». Несмотря на то что их физическая близость продолжалась неполных три года, в течение 16 лет, до самой смерти, князь был главной опорой императрицы и некоронованным королем Российской империи.
Ряд свидетельств, правда, до сих пор документально не подтвержденных, говорит о том, что в конце 1774 или в начале 1775 г. в небольшой церкви Св. Самсония на Выборгской стороне (Петербург) состоялось венчание российской императрицы Екатерины Алексеевны и Григория Александровича. Венцы над ними держали камер-фрау, горничная императрицы Мария Саввишна Перекусихина, племянник Потемкина граф А. Н. Самойлов и Е. А. Чертков.
Двое из них получили на руки списки с брачной записи. Экземляр Перекусихиной попал к внуку Екатерины, Александру I, и хранился в царской семье. Список, хранившийся у Самойлова, был положен с ним в гроб. Третий список сначала находился у Потемкина, а после его смерти попал к племяннице и возлюбленной князя, Александре Васильевне Браницкой. Ее дочь, Елизавета Ксаверьевна Браницкая, в замужестве графиня Воронцова, свято хранила завещанную матерью шкатулку с бумагами. Когда графиню встревожило повышенное любопытство знакомых (среди них был и А. С. Пушкин) к документам, содержание которых должно было оставаться тайной, она попросила мужа по пути из Одессы в Крым бросить их в море, что и было выполнено. Таким образом, все три документа, скорее всего, погибли. Однако письма самой императрицы к Потемкину косвенно подтверждают факт венчания. Ну как еще можно расценить обращение: «Мой единственный, мой любимый, а я жена твоя, связанная с тобой святейшими узами»? Ни один из фаворитов, даже Орлов, никогда не удостаивался ничего подобного.
Несомненно, Потемкина Екатерина ценила более всех приближенных. Об этом свидетельствуют строки, написанные ею в 1791 г., уже после его смерти: «С прекрасным сердцем, он соединил необыкновенно верное понимание вещей и редкое развитие ума. Виды его всегда были широки и возвышенны. Он был чрезвычайно человеколюбив… а в голове его непрерывно возникали новые мысли».
Но Потемкин был ревнив и вспыльчив. Неуемный характер требовал такого же неуемного поля деятельности. Он часто покидал императрицу, чтобы положить к ее ногам Крым, возводил на юге дворцы, крепости и целые города — Екатеринослав (совр. Днепропетровск), Херсон, Николаев и гордость российского флота, Севастополь, — строил черноморский флот, с триумфом закончил русско-турецкую войну 1787–1791 гг.
В отсутствие князя Екатерина увлекалась другими мужчинами. Так же вел себя и Потемкин. Оба не ставили это друг другу в вину. Однако появление в покоях императрицы «молодого Аполлона» Платона Зубова сильно обеспокоило князя. Но тревожился он не за свое положение, а за императрицу. Недаром писал: «Грабят тебя братья Зубовы, матушка! Из разоренной Польши по 200 тыс. тянут!» Однако Екатерина, увлеченная 23-летним Зубовым, умиленная мнимой влюбленностью и преданностью нового фаворита, писала Потемкину: «Люблю очень это дитя. Он ко мне очень привязан и плачет, как ребенок, если его ко мне не пустят». Но тут же добавляет: «Воля твоя во всех распоряжениях, кроме тебя, никому не вверяюсь».
Внезапная смерть Потемкина от «гнилой горячки» в октябре 1791 г. потрясла Екатерину. Она плакала и отчаянно кричала. Врачи пустили кровь, а потом дали императрице снотворного. Но эти средства помогли мало. В дневнике ее секретаря появилась запись: «Теперь не на кого опереться». Сама она через ритуальные девять дней сказала: «Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал. Его не можно было купить».
Екатерина как будто разом состарилась, много молилась, часто повторяла: «Заменить его невозможно», а Зубова, которого очень интересовали бумаги и личная переписка князя, к бумагам покойного не допустила. Тем не менее «шустрый Платоша» продолжал оставаться возле императрицы все пять последних лет ее жизни.
Молодой человек сознательно шел на связь с женщиной, бывшей на 40 лет старше его. Весной 1789 г. он, будучи секунд-ротмистром Конного полка, уговорил своего покровителя Николая Салтыкова отправить его командовать конвоем, который должен был сопровождать Екатерину на отдых в Царское Село. Офицер был очень красив и понравился императрице. Она оставила его при себе.
К концу жизни Екатерина стала безобразно толстой. Ее одолевали многие болезни. Ножки, когда-то пленявшие современников, сильно отекали и превратились в безобразные тумбы. Она еле передвигалась. Готовясь к посещению императрицы, вельможи на лестницах делали специальные пологие скаты. Такой же скат был сделан и в личных покоях императрицы в Царском Селе. По нему ее в кресле-каталке вывозили в сад. Преодолеть ступеньки ей было не под силу. И все же даже в это время Екатерина могла сохранить своеобразную красоту, обаяние и умела, как свидетельствуют современники, держаться «пристойно и грациозно». Тем не менее при таком состоянии она вряд ли была способна на физическую близость с мужчинами. Так что в последние годы Зубов, видимо, стал просто привязанностью старой женщины, нашедшей утешение в возможности поставить на ноги своего любимца. Хитрости Зубову было не занимать.
