(род. в 1892 г. — ум. в 1974 г.)
Ее называли графиней Закревской, графиней Бенкендорф, баронессой Будберг; считали агентом трех разведок: английской, немецкой и советской; она является переводчицей более шестидесяти томов произведений русской литературы на английский язык. А еще подозревают, что она отравила А. М. Горького… Муру (так называли ее близкие) при жизни сопровождало такое количество всевозможных слухов и домыслов, что во все это трудно поверить. Причем она не только не старалась опровергнуть их, но и всячески поддерживала. Можно даже сказать, что львиная доля связанных с ее именем легенд возникновением своим была обязана самой Марии Игнатьевне, артистически перекраивавшей свое прошлое, свободно обращавшейся с фактами и окутывавшей туманом настоящее. То ли было что скрывать, то ли жизнь научила: чем меньше правды — тем больше уверенности в собственной безопасности. После ее смерти разгадок тоже не нашлось. Рукописи и личный архив Муры сгорели в 1974 г., а тех, кто мог бы пролить свет на ее тайны, в живых практически не осталось, да, пожалуй, и не было человека, знавшего о ней всю правду.
Современники считали ее правнучкой (или праправнучкой) Аграфены Федоровны Закревской, жены московского губернатора, которой Пушкин и Вяземский писали стихи. В действительности же она была младшей дочерью черниговского помещика и судебного деятеля Игнатия Платоновича Закревского, который вел свой род от малороссиянина Осипа Лукьяновича и не имел никакого отношения к губернатору графу Арсению Андреевичу, женатому на Аграфене. Впоследствии Игнатий Платонович перевез семью в Петербург и поступил служить в Сенат. Мария и ее старшие сестры — близнецы Анна и Александра (Алла) — начальное образование получили в Институте благородных девиц. Доучиваться Муру отправили в Англию, где в то время служащим русского посольства в Лондоне был ее сводный брат, Платон Игнатьевич (от первого брака И. П. Закревского). Эта поездка во многом определила дальнейшую судьбу девушки, так как здесь она встретилась с огромным количеством людей из лондонского высшего света: политиками, писателями, финансовыми магнатами. Здесь же состоялось ее знакомство с будущим мужем, начинающим дипломатом Иваном Александровичем Бенкендорфом — прибалтийским дворянином, потомком графского рода, титула, однако, не имевшим. Они обвенчались в 1911 г., а через год Иван Александрович был назначен секретарем русского посольства в Германии, и молодые переехали в Берлин. В 1913 г. в семье родился первенец, названный Павлом. Мария Игнатьевна ждала второго ребенка, когда началась война. В августе 1914 г. Бенкендорфы были вынуждены вернуться в Россию. Они сняли квартиру в Петербурге, где жили Закревские, ив 1915 г., родив девочку Таню, Мура, подобно другим дамам высшего круга и женам крупных чиновников, прошла ускоренные курсы сестер милосердия и начала работать в военном госпитале. Иван Александрович служил в военной цензуре в чине поручика, мечтая вернуться к дипломатической карьере. Но после Февральской революции 1917 г. стало ясно, что в ближайшее время мечты его вряд ли осуществятся, и Бенкендорф на все лето вывез жену и детей с гувернанткой в Эстонию, где под Ревелем (современный Таллинн) у него было родовое поместье.
Наступила осень, а возвращение все откладывалось. Тому причиной была тревога, буквально витавшая в воздухе. Многие из балтийской знати потянулись на юг России, некоторые уезжали в Швецию. В октябре Мура решилась на шаг, не сделай она которого, возможно, и говорить сейчас было бы не о чем. Несмотря на уговоры мужа и родственников, она вернулась в Петроград, намереваясь по возможности спасти квартиру, которой грозило уплотнение, и выяснить на месте, насколько плохи дела в столице. Она все еще раздумывала, остаться в городе или вернуться к семье, когда из Эстонии пришло страшное известие: перед самым Рождеством мужики из соседней деревни зверски убили Ивана Александровича и сожгли дом. Гувернантке Мисси с маленькими Павлом и Таней удалось сбежать и укрыться у соседей. Прошлая жизнь рухнула, отныне перед Мурой стояла одна задача: выжить! Очень скоро ее выселили из квартиры, возвращение в Ревель стало невозможным: поезда не ходили, где-то там, между нею и детьми пролегла линия фронта, причем никто не знал, где именно; кто друг, кто враг — все смешалось, и помощи просить было не у кого. Брат — за границей, сестры — на юге России, подруг и знакомых она не находила — кто уехал, кто умер. Одна, без денег и теплых вещей, без драгоценностей, которые можно было бы продать или обменять, в городе, где продукты стали неимоверно дорогими, а жизнь совершенно обесценилась, Мура не нашла для себя ничего лучше, как обратиться в английское посольство. Ей казалось, что это единственное место, где ее помнят, любят, где ее утешат и обласкают. Она нашла там нескольких друзей, которых встречала в Лондоне, и ей действительно были рады.
В ту пору в Петроград вернулся Роберт Брюс Локкарт, в прошлом генеральный консул Великобритании в Москве, ныне прибывший как специальный агент, как осведомитель, как глава особой миссии для установления неофициальных отношений с большевиками, а попросту — разведчик, шпион. Он получил известные дипломатические привилегии, в том числе мог пользоваться шифрами и дипкурьерами. Локкарту шел тридцать второй год. «Он был веселый, общительный и умный человек, без чопорности, с теплыми чувствами товарищества, с легким налетом иронии и открытого, никому не обидного честолюбия», — пишет Нина Берберова, автор книги о жизни Марии Бенкендорф «Железная женщина». В Лондоне Локкарт оставил жену и маленького сына, но его семейная жизнь не удалась. Встреча с Мурой в британском посольстве значила для него гораздо больше, чем простое увлечение. Впоследствии в «Мемуарах британского агента» (1932 г.) Локкарт отмечал: «Что-то вошло в мою жизнь, что было сильней, чем сама жизнь. С той минуты она уже не покидала меня, пока не разлучила нас военная сила большевиков». Пытаясь разобраться в своих чувствах, он записал в дневнике: «Руссейшая из русских, к мелочам жизни она относится с пренебрежением и со стойкостью, которая есть доказательством полного отсутствия всякого страха. <…> Ее жизнеспособность, быть может, связанная с ее железным здоровьем, была невероятна и заражала всех, с кем она общалась. Ее жизнь, ее мир были там, где были люди, ей дорогие, и ее жизненная философия сделала ее хозяйкой своей собственной судьбы. Она была аристократкой. Она могла бы быть и коммунисткой. Она никогда бы не могла быть мещанкой. <…> Я видел в ней женщину большого очарования, чей разговор мог озарить мой день». Для Муры Локкарт стал первой и единственной любовью, так суждено было случиться, что в годы всеобщего крушения она испытала самое сильное и глубокое чувство в своей жизни.
15 марта 1918 г. вслед за советским правительством Локкарт переехал в Москву, ставшую столицей Советской России. В апреле к нему присоединилась Мура — отныне они жили вместе на квартире в Хлебном переулке, около Арбата. Недолгое счастье закончилось в ночь с 31 августа на 1 сентября, когда отряд чекистов под руководством коменданта Кремля Малькова провел в квартире обыск и арест всех, кто там находился, в том числе и Марии Игнатьевны. Дело в том, что, испугавшись распространения большевистской угрозы, американские, французские и английские дипломаты объединились с российскими контрреволюционерами и организовали заговор, известный теперь как «заговор трех послов», номинальным руководителем которого считался Локкарт. Как позже выяснилось, оперативное руководство осуществлял известный ас шпионажа Сидней Рейли, но в историю заговор вошел все-таки под названием «Заговор Локкарта». По некоторым российским источникам, Локкарта арестовали в ту же ночь и после установления личности отпустили, британские же авторы пишут, что в квартире в момент ареста госпожи Бенкендорф его не было. Через три дня разведчик обратился в Комиссариат по иностранным делам с просьбой об освобождении Муры и получил отказ, после чего пошел прямо на Лубянку к грозному заместителю председателя ВЧК Якову Петерсу, чтобы заявить о непричастности Марии к заговору, где и был арестован. Трудно представить, что опытный разведчик не предполагал подобного развития событий, а значит, жизнью он рисковал ради свободы любимой женщины. Вскоре Закревская была освобождена, а 22 сентября Мура и Петерс, к удивлению Локкарта, появились у него в камере, причем держались вполне дружески. Надо сказать, что камерой место заключения дипломата можно назвать с большой натяжкой: его содержали в небольшой уютной квартире бывшей фрейлины императрицы в Кремле. Он свободно читал газеты, из которых узнал, что в Лондоне в ответ на его арест посажен в тюрьму первый советский посланник в Англии Максим Литвинов. Заключение Локкарта длилось ровно месяц. Мура приходила ежедневно, приносила еду, книги, по распоряжению начальства их оставляли вдвоем. Похоже, с Петерсом у нее уже существовала некая тайная договоренность, и Закревской многое дозволялось. В конце сентября Локкарт был освобожден и выслан из страны «в обмен на освобождение российских официальных лиц, задержанных в Лондоне», и
