– Подожди до утра, – посоветовала Мэй. – Я настолько счастлива, что мы здесь, а ведь это была твоя идея.
– Моя?
– Да. – Мэй поцеловала дочь, пожелала ей доброй ночи, укрыла теплым зимним стеганым одеялом.
Мэй была измучена длинной дорогой. Она хотела посидеть, вдохнуть запах хвои и ощутить покой их дома, но глаза слипались.
Мартин и Гром сидели внизу в гостиной.
– Кого здесь нет? – Мартин спросил, услышав, что она вошла. – О чем это говорила Кайли?
– Видение, которое у нее было на прошлой неделе. Из старых призраков, – объяснила Мэй.
– Ну, призраков здесь предостаточно, – горько посетовал Мартин. – Нам не стоило приезжать сюда.
– Может, ты будешь чувствовать по-другому завтра.
Он проворчал что-то в ответ. Возможно, все еще пытался оттолкнуть от себя Мэй, а может, просто устал от длинной дороги. Крепко поцеловав мужа в губы, Мэй хотела верить последнему.
– Не сиди долго, ложись, хорошо? – попросила она.
Он не отвечал, и Мэй не настаивала.
Мартин не знал, сколько времени прошло. Он заснул? Если так, что пробудило его? Часы его матери отстукивали время у стены напротив. Его локоть опирался на маленький сосновый стол, подарок бабушки его отца из Альберты. Что-то случилось с Мэй или Кайли?
Кайли видела старые призраки… Сам он видел прошлое. Другие рождественские ночи, давно, в этом же самом доме. Стук вязальных спиц матери, ребенок у него на руках.
– Натали, – произнес он вслух имя умершей дочери.
Что-то переместилось по комнате. То ли прошуршала юбка, то ли пес зашевелился под столом. Вздрогнув, он наклонился вперед. Прислушавшись, уловил только звук своего собственного сердцебиения. Или это хвост Грома бился об пол?
– Кто там? – спросил он.
Гром тихо захныкал. Он явно чего-то испугался, и когда хныканье повторилось, Мартин знал наверняка, что кто-то еще находился в комнате.
– Кто это? – спросил Мартин снова.
– Посмотри на меня, – послышался голос.
Мартин явно заснул. Он потряс головой, снова подумал о призраках. Он не слышал этот голос уже много лет. Он не обладал даром Кайли видеть умерших, и Мартин напряг слух. Легкость, сладость и радость. Он узнал ее голос, словно голос этот не затихал все эти годы, словно она никогда не умирала.
– Я сплю, – сказал он, желая никогда не пробуждаться от этого сна.
– Нет, не спишь, – прошептала Натали.
– Но все-таки я сплю…это не может быть наяву.
– Но это так. Ну что ты?.. Посмотри же на меня.
– Я слеп.
– Папа, – позвала она.
– Я не могу видеть тебя, – сказал он. – Даже в моем сне.
Тут он почувствовал ее пальцы на своем лице. Как часто она прикасалась к его лицу за свою короткую жизнь, хватала за нос или уши, щекотала подбородок, скребла щетину своими крошечными пальчиками, и он узнал бы это прикосновение, где бы ни оказался.
– Открой глаза, – сказала она.
И Мартин открыл, и он увидел. Его дочь стояла перед ним, вся в белом, пристально глядя на него.
– О, моя любимая дочурка. – Слезы заволокли ему глаза.
Ее платье напоминало платье для первого причастия, и у нее были крылья, которые мерцали, когда она передвигалась. Ее лицо сияло от счастья, что они снова вместе. Протягивая руки, она сделала шаг вперед.
– Как я жил без тебя? – Он потянулся к ней, но она отступила.
– Так же, как я без тебя, – ответила она.
– Я так сильно по тебе тоскую, – шептал он надтреснувшим голосом.
– Слишком сильно, я думаю.
– Это невозможно, – сказал он. – Ты – моя красавица. Моя жизнь изменилась навсегда в тот день, когда я потерял тебя.
– Папа, жизнь меняется каждый день. Это жизнь. Миллион изменений, одно за другим.
Гром залаял, вперевалку подошел к Натали. Поглядев на собаку, Мартин снова поднял глаза на девочку. Она как будто знала, о чем он подумал.
