А какие удивительные задачи они (святейшие) нам ставят! Да это ж надо ещё додуматься. Вот, например, в 3.15 ночи дорожки подметать. (Чтобы святейшие стопы командующего не запачкались). А время на сон сколько выделяется? Целых 4 часа!!! Да Ленин столько же спал, а то и меньше. А вы тут про еду, да про еду… И вправду стоит задуматься над своим поведением недостойным, после таких нотаций. Почему это я до сих пор всемогущим не стал?! Не спать, не есть, не умываться, не ходить в туалет до тех пор, пока не станешь Всемогущим! Даёшь!!! Ура-а-а-а!!!
Вот так мы тут и живём. Так что скоро прилечу в отпуск (как только стану всемогущим) на своих волевых усилиях. Ждите!
Крепко целую и обнимаю! Очень вас люблю!!!
Искренне ваш
боевой офицер Антон из «Единения»
Маленькая революция
Когда я попал в армию, то был немного шокирован непривычной обстановкой и поведением окружающих.
Во-первых, меня поразила речь: каждый первый «не стеснялся в выражениях», а каждый второй крыл трёхэтажным матом!.. Это резало мой музыкальный слух, привыкший исключительно к высокоинтеллектуальным беседам и поэтическим эпитетам.
Во-вторых, отношение тех, кто был выше по званию, к тем, кто был ниже по званию, было приказательным, т. е. безо всяких там спасибо-пожалуйста или «подождите немного — я сейчас». Всё было как в анекдоте: копаем отсюда и до обеда (от меня и до следующего дуба).
В-третьих, мы столкнулись с таким интересным явлением, как дедовщина (или «годковщина»), о чём и пойдёт речь далее.
Попав после полутора месяцев подготовки в учебной роте и принятия воинской Присяги в подразделение для прохождения дальнейшей службы, мы стали иметь дело со «старослужащими», т. е. теми военнослужащими, чей срок службы уже превышал наш на один или несколько призывов.
В нашем пока ещё не очень дружном коллективе новобранцев, состоящем из 15-ти человек, в первые три дня произошёл раскол на два, можно сказать, враждующих лагеря в пропорции 5 к 10. Дело в том, что нам практически сразу по прибытию в подразделение старослужащими был предъявлен список неписаных правил и предписаний, регламентирующих все стороны жизни и быта военнослужащих, проходящих срочную службу в данной части. Права и обязанности военнослужащего-срочника полностью определялись его сроком службы и «рангом», который присваивался ему после прохождения определённых ритуалов посвящения в этот ранг, когда для этого наступало время. Этот своеобразный «кодекс» регулировал, как я уже сказал, буквально все стороны жизни военнослужащего — от посещения туалета до убытия в отпуск. Это целая наука: кому что положено, а кому — «не положено»; кому
Принятие данного кодекса к исполнению из призыва в призыв считалось обязательным и само собой разумеющимся, а несогласных либо подвергали коллективному морально-физическому насилию, либо объявляли изгоями и всячески пытались задавить большинством, дабы либо склонить на свою сторону, либо спровоцировать дезертирство (самовольное оставление части) или (побочный эффект) самоубийство или попытку самоубийства. Итак, 10 человек — за и 5 — против.
Таким образом, нас (изгоев, «уставных», «стукачей» — не «нормальных пацанов») стало всего 9, потому что кроме пятерых новобранцев в подразделении оказалось ещё четыре человека, которые в своё время не приняли тех самых как бы обязательных неписаных правил и жили не «как все». Ребята, с которыми мы неделю назад в учебке были в хороших, если не сказать больше, отношениях, теперь стали нашими злейшими врагами. Старослужащие настраивали их против нас, а те покорно исполняли всё, что им скажут.
Система взяла своё — людей не стало, остались только имена, которые впоследствии были заменены на клички, и позорным считалось, когда нас (повстанцев) называли по фамилиям!.. Это считалось позорным — твоё имя!.. Осознайте этот абсурд!..
Поначалу нам было нелегко. Физических расправ было мало, но психологическое давление было постоянным и чувствовалось хорошо. Командный состав и начальство формально выполняли свою работу по профилактике и выявлению неуставных взаимоотношений, но, по сути, не вмешивались в жизнь подразделения, и неуставные отношения процветали и совсем не были бичом российской армии!.. Наоборот, они были нормальным явлением, а любое отклонение было ненужным затруднением. Всё же мы держались вместе и готовили переворот!
Всё началось с того, что вскрылся факт вымогания денег, и на этой почве было возбуждено уголовное дело по ст. 335 ч. 1 УК РФ (неуставные взаимоотношения), и одному «перцу» из нашего подразделения дали 8 месяцев дисциплинарного батальона условно и «сослали» на корабль, где, как потом стало известно, он уже не был таким «перцем», каким считал себя. После этого эпизода начальство обратило пристальное внимание на нездоровую ситуацию в подразделении и стало активнее проводить воспитательную работу, однако круговая порука последователей дедовщины обеспечивала надёжное прикрытие.
Когда в подразделение через полгода привели очередных новобранцев, началась «вербовка»: мы рассказывали им о чувстве собственного достоинства, а наши «враги» — о прелестях жизни по годковщине. В результате очередной призыв поделился пополам — 4 на 4. При этом в запас уволились наиболее «идейные» негодяи. Однако уволился также и наш лидер и наставник — первый революционер и борец за справедливость в нашей части — Дениска (пусть его имя узнают все!).
Стало намного легче. Во-первых, в наши ряды прибыло подкрепление, а во-вторых, главные «авторитеты» разъехались по домам. Первый этап нашего стратегического плана — найти в следующем призыве своих людей — удался, и теперь мы почувствовали себя уверенней!
Война продолжалась:
Состоялся не один бой, прежде чем мы добились того, чтобы каждый мог подойти к любому умывальнику, сесть в столовой за любой стол или носить на головном уборе так называемого «краба», которого новичкам «не положено». По нескольким позициям мы добились упорядочивания.
В следующем призыве семь человек из 10 присоединилось к нашему революционному блоку, однако лишь трое из них оказались по-настоящему идеологически мощными союзниками, остальные были ненадёжны. Но с увольнением в запас очередной партии дембелей хватка «большинства» ослабла, а границы дозволенного и недозволенного (по кодексу «срока службы») стали размываться. На этом этапе
