нежным лицом и ласковыми речами и Авикусом с Маэлом лежит пропасть».
Она действительно казалась мне существом благородным, добрым и разумным.
– Если хочешь, Мариус, я расскажу свою историю. Я всегда вела жизнь мирскую и не поклонялась кровавым богам Египта. Когда ты родился, мне уже минуло триста лет во Крови. Но я расскажу все, что хочешь. Вижу, что ты живешь ради того, чтобы получить ответы на свои вопросы.
– Да, – ответил я. – В самом деле, моя жизнь – это поиск ответов на вопросы, и слишком часто мне приходится, задавая их, довольствоваться безмолвием. Несколько веков назад со мной делились обрывками знаний, мне приходилось собирать их воедино, как обрывки древнего папируса. Я жажду знаний. Жажду услышать все, что ты захочешь рассказать.
Она кивнула, и видно было, что мои слова доставили ей неописуемое удовольствие.
– Не каждому необходимо, чтобы его по-настоящему понимали, – заметила она. – А тебе, Мариус? Я хорошо читаю твои мысли, но это остается для меня загадкой. Тебе нужно, чтобы тебя понимали?
Я смутился.
– Нужно ли мне, чтобы меня понимали? – повторил я, обдумывая вопрос: «Понимают ли меня Авикус или Маэл? Нет, не понимают. Но однажды, давным-давно, меня поняла Мать. Или нет? Быть может, это я понял ее, когда влюбился?» – У меня нет ответа, – тихо сказал я. – Наверное, я научился наслаждаться одиночеством. Думаю, в смертной жизни мне нравилось быть одному. Я по натуре скиталец. Но к чему твой вопрос?
– Потому что мне понимание не требуется, – ответила она, и впервые в ее тоне прозвучала ледяная нотка. – Но, если хочешь, я готова поведать тебе историю своей жизни.
– Очень хочу, – ответил я, теряя голову.
Мне снова вспомнилась Пандора. Я встретил еще одну бесподобную женщину, одаренную не менее щедро. Мне очень хотелось послушать ее – в конце концов, от этого зависела наша безопасность. Но как справиться со вспыльчивостью Маэла, с внезапной страстью Авикуса?
Она тотчас уловила мою мысль, одарила Авикуса нежным взглядом и отрезвляюще посмотрела на разъяренного Маэла.
– В Галлии ты был жрецом, – спокойно промолвила она, – а ведешь себя как свирепый воин. Дай тебе волю, ты бы меня уничтожил. Почему?
– Я не признаю твоего права командовать нами, – ответил Маэл, подстраиваясь под ее сдержанный тон. – Ты мне никто. Ты говоришь, что не испытывала почтения к древней религии. А я служил ей. И Авикус тоже. Мы гордимся этим.
– Нам всем нужно одно и то же, – улыбнулась она, обнажая клыки. – Место, где можно свободно охотиться. Нам нужно, чтобы поклонники сатаны держались подальше, ибо они размножаются как безумные и вызывают переполох среди смертных. А право командовать мне дают победы прошлого. Это лишь привычка. Если мы заключим мир...
Она замолчала, по-мужски пожала плечами и развела руками.
– Мариус говорит от нашего имени, – внезапно вмешался в разговор Авикус и повернулся ко мне: – Прошу тебя, заключи мир с Эвдоксией.
– Мы будем верны тебе, поскольку ты права: желания наши совпадают. Но я очень хочу поговорить с тобой. Мне нужно знать, сколько здесь тех, кто пьет кровь. Что до твоей истории, повторю еще раз: с удовольствием ее выслушаю.
Единственное, что мы можем дать друг другу, это наше прошлое. Да. Мне очень интересно.
Эвдоксия очень грациозно поднялась с ложа. Она оказалась выше, чем я предполагал, с чуть широковатыми для женщины плечами.
– Пройдемте в библиотеку. – Она провела нас в соседнюю комнату. – Здесь удобнее разговаривать.
При ходьбе она держалась прямо, шаги были неслышными. Волосы – пышная масса черных кудрей – свободно падали на спину; тяжелые, расшитые бусами одежды ничуть не стесняли изящных движений.
В огромной библиотеке полки ломились от свитков и рукописей, сшитых наподобие современных книг. Повсюду стояли стулья, имелись и два дивана для отдыха, и столы для письма. Массивные золотые лампы, должно быть, привезены из Персии.
Расстеленные на полу ковры совершенно точно были персидскими.
Конечно, при виде книг я пришел в восторг. Со мной всегда так. Я вспомнил древнюю египетскую библиотеку, где повстречал хранителя Матери и Отца, оставившего их на солнце. Рядом с книгами я чувствую себя в безопасности, а это когда-нибудь может плохо кончиться.
Я подумал о сокровищах, сгинувших во время первой осады Рима. Интересно, какие греческие и римские авторы сохранились здесь? Ведь христиане хоть и относились к древностям бережнее, чем принято считать, но не всегда спасали старые книги.
– Мне нет необходимости проникать в твои мысли – у тебя на лице написана непреодолимая жажда чтения. Я знаю, тебе хочется побыть здесь, наедине с книгами. Пожалуйста. Если хочешь, присылай писцов, пусть они сделают копии. Но, кажется, я забегаю вперед. Сначала мы должны все обсудить и понять, сможем ли прийти к соглашению. Я этого пока не знаю.
Она повернулась к Авикусу.
– А ты? Ведь ты прожил так долго, ты получил кровь еще в Египте – и только сейчас полюбил царство написанного слова. Странно, что тебе понадобилось столько времени!
Я почувствовал, какое невероятное возбуждение и смущение охватили Авикуса. Кровь прилила к его щекам.
– Я учусь, – ответил он. – Меня учит Мариус.
Я не мог не заметить безмолвной ярости Маэла. Мне пришло в голову, что если раньше его несчастья были по большей части надуманными, то теперь для его страданий появилась поистине веская причина.
Конечно, меня очень тревожила их неспособность скрывать свои мысли. Много лет назад в Риме, когда я пытался их найти, у них получалось значительно лучше.
– Давайте сядем, – предложила Эвдоксия, – и я расскажу о себе.
Мы выбрали стулья поближе друг к другу, и она негромким голосом поведала свою повесть.
Глава 10
– Моя смертная жизнь не представляет особенного интереса, – начала Эвдоксия, – на ней мы подробно останавливаться не будем. Я родом из благородной греческой семьи, принадлежавшей к первой волне переселенцев из Афин в Александрию. Благодаря нам, грекам, Александрия и стала тем великим городом, о котором мечтал Александр, основавший ее за триста лет до рождения Христа.
Меня воспитывали как любую девочку-гречанку: всячески оберегали и не позволяли выходить из дома. Однако обучили читать и писать, поскольку мой отец хотел, чтобы я, выйдя замуж, писала ему письма и читала детям стихи.
В отличие от остальных я была благодарна отцу за такое решение и отдалась учебе с подлинной страстью, забыв обо всем на свете.
Мне был уготован ранний брак. Мне не исполнилось и пятнадцати, когда я об этом узнала и, откровенно говоря, обрадовалась: будущий муж производил впечатление человека интересного и необычного. Я надеялась, что в замужестве мне откроется новая жизнь. Моя родная мать умерла, мачеха была мне чужой, и я мечтала поскорее оставить родительский дом.
Она сделала паузу, и я занялся подсчетами. Эвдоксия ясно дала понять, что намного старше меня – по меньшей мере вдвое, – вот почему ее внешность столь безупречна. Время стерло с ее лица все следы смертного существования. Когда-нибудь и со мной произойдет то же самое.
После минутного колебания Эвдоксия продолжила рассказ:
– За месяц до церемонии меня похитили – схватили ночью, прямо в постели, и, перетащив через стену, принесли в грязную темную комнату. Брошенная в угол, я съежилась на каменном полу, а несколько мужчин тем временем ругались и спорили, кто сколько получит за мое похищение.
Я приготовилась к смерти, ибо знала, что все это было сделано по наущению мачехи.
Но тут в комнате появился высокий худой человек с белой, словно лунный свет, кожей и нечесаными черными волосами. Он убил моих похитителей, расшвыряв их вокруг, словно пушинки, а к последнему надолго прижался ртом, будто пил его кровь или хотел съесть.
