«Я взяла камеи, не думая ни о чем плохом, – заявила тетушка, – о Ревекке мне было ничего не известно, а ее историю я услышала лишь много лет спустя.
К тому времени я уже начала коллекционировать камеи, и у меня собралось их около десятка, когда я наконец рассказала отцу о том, как Манфред положил начало моей коллекции. Но историю Ревекки я услышала вовсе не от отца. Мне рассказала ее Ора Ли – знаешь, как это бывает: языки развязались за кухонным столом. По правде говоря, Ора Ли испытывала симпатию к Ревекке, ибо понимала бедную ирландскую девушку, которая захотела для себя лучшей доли, которая боялась своего жестокого отца- ирландца и мамаши, наполовину немки, наполовину ирландки, и которая побывала на далеком итальянском берегу вместе с Манфредом, когда он во время обеда при свечах собственноручно приколол к ее кружевной блузе первую камею на сюжет «Ревекка у колодца».
К тому же Ора Ли уверяла, что Ревекка с самого начала не была жестока к детям или кому-нибудь другому, а изменилась постепенно, со временем, по причине недовольства своей жизнью. На самом деле во всем виноват был Манфред, закоренелый тиран.
И, как говорила Ора Ли, к старости она начала лучше понимать Ревекку. Ора Ли полагала, что Ревекка была убита на болотах – можешь в этом не сомневаться, – но я хочу сказать о другом: к старости Ора Ли начала оправдывать все поступки Ревекки, но одного не простила никогда: жестокости по отношению к Камилле.
Рассказывая мне все это, Ора Ли умоляла никогда, ни при каких обстоятельствах не упоминать имя Ревекки при отце или моей тете Камилле.
«Твоя тетушка Камилла к тому времени уже была погублена, – рассказывала мне Ора Ли. – Бедная девочка всегда была болезненной, а тут она вообще замкнулась в своей скорлупке и никогда больше оттуда не показывалась».
Но вернемся к истории твоего знаменитого предка, – спохватилась тетушка Куин, – я и без Оры Ли знала, что он еще много лет продолжал привозить в этот дом ирландских девушек и каждый раз селил несчастную в своей спальне наверху. Мне исполнилось двадцать или около того, когда мама рассказала, как незадолго до моего рождения отец умолял старого тирана оставить свои дурные привычки, хотя бы ради внучки, которая вот-вот должна была появиться на свет.
Старик расшумелся, выругался, ударил кулаком по столу так, что загремело серебро, но в конце концов согласился. Ради невестки он бы и пальцем не пошевелил, но ради внучки – что ж, он готов. Вот так и получилось, что Манфред освободил лучшую комнату наверху, в которой обитаешь теперь ты, мой дорогой племянник, и переехал сюда, в заднюю половину дома. Но даже первые годы моей жизни – когда я была еще совсем маленькой и ничего не могла запомнить – он потихоньку приводил сюда женщин через заднюю дверь.
Смена комнат имела огромное значение для всех. Местный священник, отец Фларети, перестал захаживать к Манфреду из-за его нечестивого поведения, а к тому времени, когда мне исполнилось десять и старик подарил мне камеи, он превратился в жалкую слюнявую развалину, беснуясь в одиночестве и стуком своей клюки стараясь привлечь внимание каждого, кому случалось пройти мимо двери.
Моя мама стала официальной хозяйкой Блэквуд-Мэнор, потому что тетя Камилла была сломленным созданием и никогда бы не сумела занять это место.
Что касается сундука, то, наверное, я забыла о нем, и он превратился в один из многочисленных чердачных сундуков, в которых хранят старую одежду. Разумеется, я всегда собиралась подняться и исследовать чердак, но как только, бывало, подумаю, с каким беспорядком придется там столкнуться, так весь пыл проходит, да и у других его тоже не было.
Вот сейчас, Квинн, ты знаешь, что случилось с Ревеккой Станфорд, больше кого бы то ни было, даже больше меня. Ее призрак опасен для тебя, Квинн. И для всех, кто тебя окружает».
«Но я ничего не знаю, – ответил я. – Нашел цепи в том доме. Ржавые цепи. Но ведь на самом деле я не знаю, что с ней случилось!»
«Квинн, самое важное, чтобы ты больше не призывал этого призрака!»
«Да я и не думал звать. И не звал».
«Нет, звал, Квинн. Ты не только обнаружил ее вещи, ты захотел узнать ее историю».
«Если именно так я вызвал ее призрак, тетушка Куин, тогда почему она не появилась перед тобою много лет тому назад, когда тебе о ней рассказала Ора Ли? Почему она не возникла перед тобою, когда ты была маленькой девочкой и Манфред подарил тебе камеи?»
«Я не обладаю твоим даром видеть призраков, Квинн, – тут же парировала тетушка. – Я в жизни не встретила ни одного, зато ты – немало».
Я почувствовал в ее голосе неуверенность и, мне показалось, догадался, чем она была вызвана.
«Ты ведь видела Гоблина, правда, тетушка?» – спросил я.
Не успел я произнести эти слова, как Гоблин пристроился на ручке ее кресла и вперил в тетушку пристальный взгляд. Он казался абсолютно реальным. Меня потрясло, что он так близко к ней подобрался. Мне это очень не понравилось. А тетушка тем временем определенно смотрела на него.
«Отодвинься подальше, Гоблин!» – строго велел я.
Гоблин сразу послушался. Вид у него был печальный и недоуменный. Видимо, он так и не понял, чем меня рассердил. Он слез с подлокотника кресла, умоляюще взглянул на меня и тут же исчез.
«Что ты сейчас видел?» – спросила тетушка.
«То, что вижу всегда, – ответил я. – Своего двойника. На нем такие же джинсы, как у меня, чистые и выглаженные, и такая же, как на мне, спортивная рубашка с коротким рукавом, и выглядит он в точности как я».
Тетушка откинулась назад, медленно потягивая шампанское.
«А ты что видела, тетушка Куин?» – задал я ей тот же вопрос.
«Что-то вижу, Квинн, но не совсем то, что видишь ты. Вижу рябь в воздухе, словно движение или завихрение, как случается в разгар лета, если едешь на машине по раскаленной дороге. Я вижу это, а иногда возникает смутный человеческий образ, но каждый раз с тебя ростом. Он появляется не больше чем на мгновение. Да, все явление длится, наверное, не больше секунды. А потом остается чувство, будто рядом находится что-то невидимое».
Впервые в жизни я разозлился на тетушку Куин.
«Почему ты ни разу мне об этом не сказала! – возмутился я. – Как ты могла из года в год умалчивать, что видишь Гоблина, что знаешь...»
Расстроенный, я не мог продолжать.
«Но я вижу только это, – безмятежно сказала тетушка, словно я только что не возмущался с пеной у рта, – к тому же видение возникает не слишком часто. Лишь изредка, когда твой дух, как я подозреваю, хочет, чтобы я его увидела».
Я не только рассвирепел – настолько, что меня было впору связать, – но несказанно изумился. Изумление не покидало меня с тех пор, как мне явилась Ревекка и передо мной начало раскрываться одно откровение за другим. А теперь еще и это: оказывается, все эти годы тетушка Куин видела Гоблина.
«Больше ничего? – спросил я с изрядной долей сарказма. – Или можешь еще в чем-то признаться?»
«Квинн, – серьезно сказала она, – возможно, теперь это и смешно прозвучит, но я всегда поступала так, чтобы тебе было лучше. Я никогда не отрицала существование Гоблина. Путь, который я намеренно выбрала, был другим, более осторожным. Я вовсе не собиралась одобрять Гоблина или укреплять его позиции, можно и так сказать, потому что никогда не знала, хорош он или плох. Но раз у нас сегодня такой откровенный разговор, то, так и быть, скажу, что Большая Рамона видит Гоблина почти так же, как я, – неким завихрением в воздухе. Ни больше ни меньше. И Жасмин это тоже видит».
Я был сражен и вдруг почувствовал себя очень одиноким. Ближайшие друзья и родня, как оказалось, всю жизнь мне лгали, и я всем сердцем пожалел, что Линелль умерла. Я молился, чтобы ко мне пришел призрак Линелль – раз у меня такой дар общаться с привидениями и призраками, – я молился тихо, неслышно, пребывая в уверенности, что Линелль сможет объяснить мне все то, что теперь обнаружилось.
«Дорогой племянник, – произнесла тетушка Куин (чем я становился старше, тем чаще она ко мне так обращалась, и теперь произнесла эти слова как-то очень мило: с одной стороны, официально, а с другой –
