после изменения. Необычного изменения, очень необычного. Мне, охваченному истинным безумием, показалось, что страх в его душе перешел в панику и она лишь усилила аромат крови.
Интересно, слышат ли псы запах страха? Вампиры слышат его. Вампиры рассчитывают на него. Вампиры считают его изысканным. Вампиры не в силах перед ним устоять.
– Ты не прав, – сказал он тоже шепотом, словно один мой взгляд лишил его последних сил. Так происходило практически со всеми смертными, и Стирлинг понимал, что бесполезно сопротивляться. – Не поступай так, мальчик мой, – едва слышно проговорил он.
Плохо сознавая, что делаю, я потянулся к Стирлингу, но, едва пальцы коснулись его плеча, меня словно ударило током.
«Раздави его. Раздроби ему кости, но сначала, что самое важное, поглоти его душу вместе с кровью».
– Разве ты не понимаешь?..
Он умолк, и остальное я извлек из его сознания: Таламаска не останется в стороне, и тогда пострадают все. Вампиры, Охотники за Кровью, Дети Тысячелетий покинули Новый Орлеан. Растворились во тьме. Наступило перемирие. А теперь я намерен его нарушить!
– В Таламаске меня не знают, – сказал я, – а если и знают, то не в этом качестве. То, каким я стал, известно только тебе, мой старый друг, и в этом-то весь ужас. Ты знаешь, во что я превратился, поэтому то, что сейчас произойдет, неминуемо.
Я склонился к нему и тронул губами его шею. Мой друг, мой самый дорогой друг во всем мире... Так когда-то было. А теперь у нас с ним будет другое единение. Вожделение старое и новое. Мальчишкой я любил его. Кровь пульсировала в его артерии. Моя левая рука скользнула под его правый локоть. Только не надо делать ему больно. Он все равно не сможет убежать. И даже не попытается.
– Больно не будет, Стирлинг, – прошептал я и осторожно пронзил зубами кожу.
Кровь медленно наполнила мой рот, а вместе с ней в меня влились его мечты, его жизнь.
«Безвинен!..» Слово обожгло, затмив собою наслаждение. Передо мной поплыли фигуры, я услышал голоса. Стирлинг проталкивался сквозь толпу, с мольбой обращаясь ко мне в этом видении, произнося одно только слово: «Безвинен». Я снова превратился в мальчишку из прошлого, а Стирлинг все повторял и повторял: «Безвинен». Но я не мог прервать начатого.
За меня это сделал кто-то другой.
Я почувствовал, как в плечо вцепилась железная рука и оторвала меня от Стирлинга, а тот зашатался, чуть не упал, потом тяжело рухнул боком на стул возле письменного стола.
Меня отшвырнули к книжному шкафу. Я слизнул кровь с губы и попытался справиться с головокружением. Мне показалось, что люстра закачалась и картины на стенах вспыхнули яркими красками.
Твердая рука легла мне на грудь, чтобы поддержать и отодвинуть назад.
И только тогда я осознал, что вижу перед собой Лестата.
3
Я быстро пришел в себя. Его взгляд был прикован ко мне, и у меня не было ни малейшего намерения отводить глаза. Тем не менее я не смог удержаться и оглядел его с головы до ног. Он выглядел потрясающе – именно так, как себя и описывал. Я должен был его внимательно разглядеть, изучить каждую черточку, пусть даже это будет последнее, что я увижу, прежде чем кану в небытие.
Его бледно-золотистая кожа чудесным образом оттеняла фиалково-голубые глаза, светлая спутанная грива вьющихся волос достигала плеч. Очки с цветными стеклами, почти такого же фиолетового оттенка, как и глаза, он сдвинул на макушку и рассматривал меня, слегка хмуря светлые брови, – возможно, ждал, когда ко мне вернется самообладание. Впрочем, это всего лишь мои догадки.
Я сразу обратил внимание, что на нем тот самый черный бархатный сюртук с пуговицами-камеями, который упомянут в той части Вампирских хроник, что названа «Меррик»: каждая маленькая камея, я мог бы с уверенностью утверждать, была из сардоникса, а сам сюртук выглядел очень причудливо – приталенный и расклешенный книзу. Льняная рубашка с распахнутым воротом, простые серые брюки и непримечательные черные ботинки.
Что отпечаталось в моем сознании, так это его лицо: широкое и напряженное, с огромными глазами, точеным чувственным ртом и несколько тяжеловатым подбородком, – в целом оно выглядело гораздо притягательнее, чем он сам считал.
Описывая свою внешность, он не отдавал ей должное, потому что не подозревал об одной немаловажной детали: все его черты были прекрасны, но самое главное – озарены мощным внутренним огнем.
В его взгляде не было ненависти. И он уже не поддерживал меня рукой.
В душе я проклинал собственный рост, заставлявший Лестата смотреть на меня снизу вверх. Возможно, только по одной этой причине он с радостью сотрет меня с лица земли.
– Письмо, – язык едва повиновался мне. – Письмо!
Я полез было в карман, теряясь в мыслях, но так и не смог достать конверт. Меня трясло от страха.
Лестат сам сунул руку во внутренний карман моего пиджака и, сверкнув сияющими ногтями, вытянул конверт.
– Это мне, правда, Тарквиний Блэквуд? – спросил он с едва заметным французским акцентом и неожиданно улыбнулся.
Мне показалось, что такое существо не способно причинить вред никому на свете. Он был слишком красив, слишком доброжелателен, слишком молод. Но улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
– Да, – запинаясь, ответил я. – Письмо, прошу, прочти. – Я замялся, но продолжил: – Прежде чем... примешь решение.
Лестат сунул письмо во внутренний карман сюртука, а затем повернулся к Стирлингу.
Тот сидел молча, с затуманенным взором, вцепившись в спинку стула. Когда он падал, спинка оказалась впереди, и теперь он защищался ею как щитом, хотя я хорошо знал, что это совершенно бесполезно.
Лестат снова пригвоздил меня взглядом.
– Мы не охотимся на агентов Таламаски, братишка, – произнес он. – Но вы... – Он перевел взгляд на Стирлинга. – Вы чуть было не получили по заслугам.
Стирлинг смотрел прямо перед собой, явно не в силах ответить, и лишь покачал головой.
– Зачем вы вообще сюда явились, мистер Оливер? – спросил Лестат.
Стирлинг вновь только покачал головой. Я разглядел крошечные капельки крови на его накрахмаленном белом воротничке и почувствовал стыд, глубокий болезненный стыд, заполнивший все мое существо настолько, что я даже перестал ощущать послевкусие выпитой крови.
Я утратил дар речи и едва не сошел с ума.
Стирлинг мог погибнуть! И виной всему моя жажда. Но Стирлинг остался жив. Однако теперь ему вновь грозит опасность – на этот раз от Лестата. Вот он, Лестат, словно яркое пламя, передо мной. Да, он мог бы сойти за человека, но какого! Притягательного, сильного, заряженного энергией и очень властного.
– Мистер Оливер, я к вам обращаюсь, – тихо, но тем не менее повелительно вновь заговорил Лестат.
Схватив Стирлинга за грудки, он неловко перетащил его в дальний угол гостиной и швырнул в большое, обшитое атласом кресло.
Стирлинг обмяк и совсем скис – да и кто бы не скис на его месте? – и по-прежнему не мог сфокусировать взгляд.
Лестат опустился рядом на бархатный диванчик. Обо мне в эту минуту он совсем забыл – так, во всяком случае, мне показалось.
– Мистер Оливер, я вас спрашиваю. – Голос Лестата звучал ровно, но требовательно. – Зачем вы пришли в мой дом?
– Не знаю...
Стирлинг взглянул на меня, потом на того, кто его допрашивал, и я невольно попытался представить, что же он видит: вампира со светящейся, хотя и загорелой кожей и пронзительным яростным взглядом.
Легендарная красота Лестата, видимо, действовала как наркотик. А свет от люстры был безжалостным или великолепным в зависимости от точки зрения.
