Ты должен быть им любящим хозяином. Но если ты пожелаешь лечь под моей крышей в постель к какой- нибудь женщине, советую тебе выбрать мою постель. Я из плоти и крови!»
Он кивнул, не зная, что и сказать. Я вытащила кошель и достала сумму, которую готова была заплатить, – разумную, по римским понятиям, сумму, ибо в Риме рабы всегда хвастались тем, как дорого они стоили. Я выложила деньги, не обращая внимания на чеканку, только примерно догадываясь об их истинной ценности.
Раб уставился на меня с возрастающим восхищением, потом бросил взгляд на торговца.
Скользкий, безжалостный работорговец раздулся как жаба и заявил, что этот весьма достойный греческий ученый пойдет с аукциона по высокой цене. Им уже интересовались несколько богатых людей. Через час сюда придет целый школьный класс, чтобы расспросить его. Римские офицеры присылали для осмотра своих управляющих.
«Сил моих больше нет!» – простонала я и снова полезла в кошель.
Мой новый раб Флавий сразу же мягко протянул руку, чтобы остановить меня.
Он окинул торговца взглядом, полным бесстрашного презрения.
«За одноногого! – процедил Флавий сквозь зубы. – Ах ты, вор! Ты столько берешь с моей госпожи? И где? Здесь, в Антиохии, где рабы водятся в таком изобилии, что их везут в Рим на кораблях, потому что иначе нельзя сократить расходы!»
Это произвело на меня впечатление. Все прошло так хорошо. Темнота отхлынула от меня, и на миг мне показалось, что солнечное тепло исполнено глубокого смысла.
«Ты хитришь с моей госпожой, и ты знаешь это! Ты – отбросы земли! – продолжал он. – Госпожа, станем ли мы еще делать покупки у этого подлеца? Мой совет – никогда!»
Работорговец расплылся в бессмысленной улыбке, в чудовищной гримасе трусости и глупости, поклонился и вернул мне треть суммы.
Я с трудом удержалась от нового взрыва смеха. Пришлось еще раз поднять с земли накидку. Флавий подал ее мне. На сей раз я завязала ее спереди, как полагается.
Я посмотрела на вернувшееся ко мне золото, сгребла его, передала Флавию, и мы пошли прочь.
Когда мы влились в густую толпу в центре Форума, я все-таки посмеялась от души над всей этой историй.
«Что ж, Флавий, ты уже меня защищаешь, экономишь мои деньги, даешь отличные советы. Если бы в Риме было больше таких, как ты, мир стал бы лучше».
Он задыхался от переполнявших его чувств и не мог говорить. Лишь с трудом прошептал:
«Госпожа, я навеки вверяю вам свое тело и душу».
Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. До меня дошло, как бесчестила его нагота, как заставляла мучиться от стыда грязная набедренная повязка, а он сносил это без слова протеста.
«Держи, – сказала я, вручая ему деньги. – Отведи девушек домой, приставь к работе, а потом отправляйся в бани. Вымойся. Вымойся как римлянин. Найди себе мальчика, если хочешь. Или двух мальчиков. Потом купи себе красивую одежду, только смотри – не одежду для раба, а такую, какую ты купил бы для богатого молодого римского господина!»
«Госпожа, прошу вас, спрячьте кошель! – прошептал он, принимая монеты. – А как зовут мою хозяйку? Что мне отвечать, если спросят, кому я принадлежу?»
«Пандоре Афинской, – сказала я. – Однако тебе придется просветить меня относительно текущего положения дел в моем родном городе, так как я никогда там не была. Но греческое имя сослужит мне хорошую службу. Смотри, девушки на нас глазеют!»
На нас многие глазели. Ах, красный шелк! А Флавий был таким потрясающим мужчиной!
Я еще раз поцеловала его и с дальним прицелом, будучи настоящей дьяволицей, прошептала:
«Флавий, ты мне нужен».
Он посмотрел на меня с благоговением.
«Госпожа, я принадлежу вам навеки», – прошептал он.
«Ты уверен, что у тебя не получится в постели?»
«О, поверьте мне, я пробовал!» – признался он и снова покраснел.
Я сжала руку в кулак и ткнула им в мускулистую руку.
«Отлично».
По моему знаку девушки встали. Они поняли, что я посылаю его за ними. Я отдала ему ключ, объяснила, где расположен дом, описала приметы ворот и старый бронзовый фонтан со львом прямо за воротами.
«А вы, госпожа? – спросил он. – Вы пойдете в толпе без сопровождения? Госпожа, у вас огромный кошель! Он полон золота».
«Подожди, и увидишь, сколько золота в доме, – сказала я. – Распорядись, чтобы никто, кроме тебя, не смел открывать сундуки, и спрячь их в подходящих местах. Замени всю мебель, которую я разбила в своем… в своем уединении. В комнатах наверху много всяких вещей».
«Золото в доме?! – Он встревожился. – Сундуки золота?!»
«Ты за меня не беспокойся, – сказала я. – Я знаю, где искать помощи. А если ты меня предашь, если ты похитишь мое наследство, а по возвращении я найду дом в руинах, то, полагаю, это будет заслуженно. Прикрой сундуки с золотом коврами. Там целые кипы персидских ковриков. Загляни наверх. И позаботься о святилище!»
«Я сделаю все, что вы просите, и не только это».
«Так я и думала. Тот, кто не умеет врать, не сумеет и украсть. Ладно, здесь невыносимо жарко. Иди к девушкам. Они тебя ждут».
Я повернулась, чтобы отправиться дальше.
Он преградил мне путь.
«Госпожа, я должен вам кое-что рассказать».
«Что? – спросила я с угрожающим видом. – Только не говори, что ты евнух. У евнухов не бывает таких мускулов на руках и ногах».
«Нет, – сказал он и внезапно посерьезнел. – Овидий. Вы говорили об Овидии. Овидий умер. Овидий умер два года назад в жалком городке Томы на северном побережье Черного моря. Ужасный выбор места для ссылки – застава варваров».
«Мне ни слова никто не сказал. Что за отвратительная скрытность! – Я закрыла лицо руками Накидка упала, и он вновь укутал ею мои плечи, хотя я едва обратила на это внимание. – Я так молилась, что Тиберий позволит Овидию вернуться в Рим! – Я сказала себе, что у меня нет времени задерживаться. – Овидий… Сейчас нет времени его оплакивать…»
«Его книги здесь, без сомнения, в изобилии, – заметил Флавий. – В Афинах их найти очень легко».
«Хорошо, может быть, у тебя будет время их поискать. Ладно, я ухожу; шпильки, развалившиеся косы, упавшая накидка – мне все равно. И не беспокойся так. Когда будешь уходить из дома, запри девушек и золото».
Когда я обернулась, он уже грациозно пробирался через толпу к девушкам. На мускулистой спине приятно играло солнце. У него были вьющиеся темные волосы, почти как у меня. Он остановился на минуту, когда его атаковал продавец дешевых туник, плащей и всякой всячины; его товары больше походили на краденое добро, раскрашенное красками, которые потекут при первом же дожде, – но кто знает? Он поспешно приобрел тунику и натянул ее через голову, купил красный пояс и обернул его вокруг талии.
Какое превращение. Туника не доходила ему до колен. Должно быть, он испытал большое облегчение, надев чистую одежду. Нужно было подумать об этом до ухода. Вот дура!
Я им восхищалась. В одежде или без таковой, нельзя сохранять такую красоту и достоинство, если тебя не любили. Он носил на себе одеяния любви, и любовь вдохновляла мастера, столь искусно сделавшего ногу из слоновой кости.
Наша краткая встреча навеки связала нас прочными оковами.
Он поздоровался с девушками и, обняв обеих, вывел их из толпы.
Я отправилась прямиком в храм Изиды и таким образом, сама того не зная, сделала первый твердый шаг к ворованному бессмертию, бесславной, незаслуженной противоестественности, к бесконечному и совершенно бесполезному существованию.
Глава 5
