Позволь описать тебе первую катастрофу, потому что мне ее перенести было проще, я только сочувствовала Мариусу.
Я уже говорила тебе, что вопрос о том, кто сейчас император, превратился в анекдот. Но в связи с событиями начала двухсотых годов этот анекдот перестал быть смешным.
В тот момент императором был Каракалла, обыкновенный убийца. В ходе паломничества в Александрию с целью увидеть останки Александра Великого он по никому не известным причинам устроил облаву на несколько тысяч молодых жителей города и совершил массовое избиение. Такой резни Александрия никогда не видывала.
Мариус обезумел от горя. Как и весь остальной мир.
Мариус заговорил о том, чтобы уехать из Антиохии, убраться как можно дальше от развалин Империи. Я готова была с ним согласиться.
Потом этот омерзительный император Каракалла повел войска в нашем направлении, намереваясь пойти войной на парфян – на север и на восток. Мы в Ан-тиохии к такому привыкли!
Его мать, чье имя тебе известно, Юлия Домна, поселилась в Антиохии. Она умирала от рака груди. Позволь добавить, что вместе со своим сыном Каракаллой эта женщина способствовала убийству своего второго сына, Геты, потому что оба брата имели равные права на титул императора, а это грозило гражданской войной.
Я продолжаю – и имена, которые собираюсь назвать, тебе тоже знакомы.
Для войны против двух восточных царей – Вологаса Пятого и Артабана Пятого – собирали войска. Каракалла объявил эту войну, добился победы и вернулся с триумфом. И тогда всего лишь в нескольких милях от Антиохии его убили собственные солдаты, пока он пытался облегчиться!
Все эти события повергли Мариуса в душевное смятение, им овладело ощущение безысходности. Он часами сидел в святилище, не сводя глаз с Матери и Отца. Я чувствовала, что понимаю его намерение уничтожить и нас, и себя, но не могла с такой мыслью смириться. Я не хотела умирать. Я не хотела лишиться жизни. Я не хотела лишиться Мариуса.
Меня не так уж заботила судьба Рима. Как бы то ни было, передо мной простиралась долгая жизнь, дарящая новые надежды на чудо.
Вернемся к комедии. Армия быстренько избрала императором провинциала Макриния – мавра, носящего серьгу в ухе.
Однажды он поссорился с матерью покойного императора Юлией Домной, потому что не позволял ей уехать из Антиохии и умереть в другом месте. В конце концов она уморила себя голодом.
Все происходило в непосредственной близости от нашего дома. Эти ненормальные явились к нам в город, не так далеко от оплакиваемой нами столицы.
Тем временем восточные цари, которых Каракалла когда-то застал врасплох, успели подготовиться. Разразилась новая война, и Макриний повел легионы в бой.
Я уже говорила, что легионы теперь контролировали буквально все. Нужно было объяснить это Макринию. Вместо битвы он подкупил врага. Войска едва ли могли этим гордиться. А он сломил их, лишив некоторых привилегий.
Видимо, он не понимал: чтобы выжить, ему требовалось сохранить их расположение. Хотя, конечно, это не принесло пользы их любимому Каракалле.
Так или иначе, сестра Юлии Домны по имени Юлия Меза, сирийка из семьи, поклонявшейся сирийскому богу солнца, воспользовалась этим страшным моментом в жизни крепких легионов, чтобы возвести своего внука, сына Юлии Соэмии, на императорский престол! Это был, с какой стороны ни посмотри, план оскорбительный. Прежде всего – и это главное – все три Юлии были сирийками; самому мальчику было четырнадцать лет, к тому же он являлся наследным жрецом египетского бога солнца.
Но Юлии Мезе и любовнику ее дочери Ганнию удалось каким-то образом убедить группу солдат в палатке, что четырнадцатилетний сириец должен стать императоров Рима.
Армия бросила императора Макриния, его выследили и убили вместе с сыном.
Итак, высоко-высоко на плечах гордых солдат в город въехал четырнадцатилетний мальчик! Но он не хотел, чтобы его называли по-римски. Он хотел, чтобы его называли именем бога, которому он поклонялся, – Элагабал. Само его присутствие в Антиохии действовало на нервы всем жителям. В результате он с тремя оставшимися Юлиями – теткой, матерью и бабкой, сирийскими жрицами, – уехал из Антиохии.
Неподалеку, в Никомедии, Элагабал убил любовника своей матери. И кто же остался? Он также раздобыл огромный священный черный камень и привез его в Рим, утверждая, что камень этот – святыня сирийского бога солнца, которому теперь будут поклоняться все.
Он уехал за море, но буйные слухи из Рима иногда доходили до Антиохии не больше чем за одиннадцать дней. Кто теперь узнает о нем правду?
Элагабал. Он выстроил для своего камня храм на Палатинском холме. Он заставлял римлян облачаться в финикийское платье и вставать в круг, в то время как сам приносил в жертву коров и овец.
Он умолял врачей попытаться превратить его в женщину, создав между ног соответствующее отверстие. От этого римляне приходили в ужас. По ночам он переодевался в женщину, не забывая о парике, и слонялся от одной таверны к другой.
По всей Империи начались армейские бунты. Элагабал начал утомлять даже трех Юлий – бабку Юлию Мезу, тетку Юлию Домну и свою собственную мать Юлию Соэмию. Через четыре года – четыре года правления этого маньяка! – солдаты убили его и бросили тело в Тибр.
Мариусу казалось, что от мира, раньше именуемого нами Римом, не осталось и следа. И он окончательно устал от христиан в Антиохии, от их споров по поводу доктрин. Теперь он считал, что все таинственные религии опасны. Он находил ненормального императора превосходным примером фанатизма, со временем набравшего силу. И был прав. Совершенно прав. Больше я ничего не могла сделать, чтобы удержать его от отчаяния. По правде говоря, он еще не столкнулся с тем мраком, о котором я говорила, – слишком много он волновался, раздражался и придирался. Но я за него очень боялась, переживала и не хотела, чтобы он, как я, увидел мир в еще более мрачных красках, еще больше отстранился от него, ничего не ждал и едва ли не с улыбкой наблюдал крушение Империи.
Потом случилось самое худшее – то, чего мы оба так или иначе боялись. Но это произошло, причем наиболее страшным образом.
Как-то ночью у наших вечно открытых дверей появились пять существ, пьющих кровь.
Никто из нас не слышал их приближения. Склонившись над своими книгами, мы в какой-то момент подняли глаза и увидели трех женщин, мужчину и мальчика – все они были одеты в черное. Внешне они напоминали отшельников-христиан, аскетов, отринувших плоть и голодающих до смерти. В окрестностях Антиохии, в пустыне, таких людей было полно.
Но это были не люди, а те, кто пьет кровь. Темноволосые и темноглазые, темнокожие, они стояли перед нами, сложив на груди руки.
Темнокожие, быстро подумала я. Молодые. Созданы после великого пожара. Так что с того, что их пятеро?
В целом их лица можно было назвать довольно привлекательными: хорошо вылепленные черты, красивой формы брови, серьезные темные глаза; и везде я видела отметины живого тела – крошечные морщинки у глаз, вокруг суставов пальцев.
Наш вид так же потряс их, как и они нас. Они уставились на ярко освещенную библиотеку, уставились на наши украшения – яркий контраст по сравнению с их скромными рясами.
«Ну, – спросил Мариус, – и кто вы такие?»
Закрыв свои мысли, я попробовала проникнуть в их разум. Заперто. Очень убежденные. От них веяло фанатизмом… У меня появилось ужасное предчувствие.
Они начали робко пробираться к открытой двери.
«Нет, остановитесь, пожалуйста, – сказал по-гречески Мариус. – Это мой дом. Скажите, кто вы, и тогда, возможно, я приглашу вас переступить порог».
«Вы христиане, да? – спросила я. – Вы по-христиански усердны».
«Да! – по-гречески сказал один из них, мужчина. – Мы – бич всего человечества во имя Господа Бога и сына Его Иисуса. Мы – Дети Тьмы».
