а сама она — бесстрастной и измученной заботами.
Квинн остался со мной у двери. Он сжимал букет, который Мона просила подержать для нее.
Аромат цветов заполнял комнату. Тут были и маргаритки, и циннии, и лилии, и розы, и гладиолусы, и другие цветы, которых я не знаю, всевозможных раскрасок.
Тела лежали на отдельных носилках с колесиками. Конечности казались расслабленными, плоть выглядела зеленоватой, а лица — слегка осунувшимися. Ярко рыжие волосы Морриган лежали под ней, полностью открывая лицо таким образом, будто она была погружена в воду. Потому ли Мона еще больше думала об Офелии? Ресницы Эша были необычайно длинными, как и его пальцы. Его рост, должно быть, составлял футов семь. У него были жгуче-черные волосы, спускавшиеся почти до плеч, и обильная седина на висках. Красивый рот. Морриган была очень похожа на Мону. На пару было приятно смотреть.
Их головы покоились на подушках. Под ними были чистые простыни.
Их облачили во все свежее: простые белые хлопковые брюки и с V-образным вырезом футболки, то есть на них была почти такая же одежда, в какой мы их нашли, что случилось, казалось, вечность назад.
Их обнаженные ступни выглядели совсем как у трупов. Я не мог понять почему. Возможно, потому что они сильнее обесцветились и даже немного деформировались.
Я хотел увидеть глаза Эшлара. Я хотел знать, возможно ли это — поднять веко и увидеть глаз. Но я не хотел говорить или спрашивать о чем-либо.
Миравелль наконец подошла к Эшу и положила ему на лицо правую руку. Она наклонилась, чтобы поцеловать его в губы. Когда она ощутила их мягкость, она закрыла глаза, и поцелуй вышел долгим и пылким. Она протянула левую руку и Мона дала ей половину цветов.
Миравелль приняла цветы и всюду распределила их по Эшу — сверху и снизу, пока частично не покрыла его. Потом Мона дала ей оставшуюся часть, и цветочный покров оказался законченным, открытым осталось только лицо Эша. Перед тем, как отстраниться, Миравелль поцеловала Эша в лоб. Морриган же спровоцировала у нее всхлипы.
— Мать, — сказал она.
Прильнувшая к ней Мона не сказала ни слова. Но она положила свою руку на руку Морриган, и переплела свои пальцы с ее гибкими пальцами.
Квинн поднес Моне цветы. Мона отдала половину Миравелль. Вместе они распределили их по телу Морриган.
Оберон молча смотрел на действо, но в его глазах стояли слезы. Слезы намочили ему щеки. А тонкая морщинка перерезала лоб.
Судорожные всхлипы Миравелль наконец утихли. Мона медленно повела ее к двери. Потом Мона оглянулась назад.
— До свидания, Морриган, — прошептала она.
Все мы вышли из комнаты и проследовали за Ровен в короткий устланный толстым ковром коридор.
Мы вошли в весьма впечатляющий конференц-зал. Там были Михаэль и Стирлинг, оба в черных костюмах. Также были одеты и мы с Квинном.
Стулья в этой удивительной комнате оказались в подлинном стиле чиппендель, они окружали изысканно отделанный буйволовой кожей овальный стол. Стены были прохладного бледно-лилового цвета, их украшали восхитительные картины, произведения экспрессионистов, полные богатых, пульсирующих красок. Я бы хотел стащить их для своей квартиры. Окна распахивались в жгучую пылающую огнями ночь. Вверху углубления в стене размещался мраморный бар, в котором поблескивали бокалы и графины.
Михаэль большими глотками пил бурбон. Стирлинг взял себе стакан скотча.
Миравелль пыталась утереть слезы, но безуспешно. Ровен налила ей немного шерри, и Миравелль рассмеялась, подняв бокал за изящную ножку и взглянув сквозь него на свет, а потом она отпила немного шерри. Она нежно смеялась и в то же время негромко плакала. Ее розовая ночная сорочка выглядела очень уютной.
Оберон отмахнулся от всех предложений выпить. Он смотрел в ночь поверх голов собравшихся. Он не заботился о том, чтобы утереть слезы. Только теперь я заметил, что он смыл с ногтей лак.
Мона сказала:
— Что ты с ними сделаешь?
Ровен присела. Какое-то время она собиралась с мыслями, потом ответила:
— Что бы ты с ними сделала, если бы была мной?
— Я не могу представить, что значит быть тобой, — сказал Мона просто.
Ровен пожала плечами. Но ее лицо выражало печаль. Она не скрывала этого. Заговорил Оберон:
— Делай с ними, что пожелаешь, Ровен, — сказал он с тенью прежнего небрежения. — К черту, Отец сказал Родриго, чтобы тот сохранил их тела для тебя, ведь так? Все ясно. Родриго не был достаточно сообразительным или образованным, чтобы придумать такую речь или выдать подобные намерения за свои. Отец хотел, чтобы что-то было доведено до конца. Тела твои по его воле. Нечего тут обсуждать.
— Все так и есть, — сказала Миравелль, простодушно кивнув. — Ровен, Отец любил тебя. Действительно любил. Пожалуйста, делай так, как хотел Отец.
Ровен не ответила. Она только сидела и смотрела перед собой, как это было ей свойственно, а потом нажала на кнопку на столе.
Через несколько секунд открылась дверь, и в комнату вошла Лоркин.
Я вновь испытал полный шок при появлении этого существа, не только потому что ее никто не сопровождал, но еще и потому что на ней были белые докторские брюки и халат с именным жетоном на нем, где было заявлено, что ее имя — Лоркин Мэйфейр, а лицо ее было таким же непроницаемым, как и тогда, когда мы впервые столкнулись с ней на Секретном острове.
И была она все такая же, как котенок, сладенькая — маленький вздернутый носик, розовый ротик, большие глаза — даже лучше, благодаря чистейшей белизне одежды, и волосы ее оказались вновь закреплены на затылке и спускались по спине, рыжие, как у Моны, и как у Моны зелеными были ее глаза.
Она легко присела за стол, напротив меня, Оберона и Миравелль.
Мона взирала на нее холодно. Оберон же находился в полной боевой готовности. Миравелль едва смотрела на Лоркин, будто та была неким недоразумением. Казалось, только Ровен знала, почему она здесь.
Лоркин вызвалась все объяснить.
— Я объясню вам это как-нибудь, Оберон и Миравелль. Я не хотела быть подвергнутой безжалостному допросу. Это мое собственное желание, чтобы меня выслушали.
— Да, пусть в этом будет больше чувства, дорогая, — сказал Оберон горько.
— Так и есть, — заметила Ровен. — Пожалуйста, выслушайте Лоркин.
— Я переводила деньги Родриго на наши счета, — сказала Лоркин. — Я также держала в курсе его деятельности власти Майями Бич, так быстро выдавая им его новые контакты, как только могла. Поймите же, мне бы не удалось завладеть информацией о денежных делах, если бы я была недостаточно убедительна для Родриго. Я также отчаянно пыталась разузнать, кем были Отец и Мать в мире людей, кто был официальным хозяином Секретного острова. Но у меня не вышло. Я не знала фамилии Отца. Годы назад, когда Отец впервые заподозрил, что от Силаса исходит угроза, он уничтожил все бумаги, которые могли помочь Силасу взять под контроль финансы. Адвокаты Отца прибыли на самолете и все увезли в своих чемоданах.
— Если бы я знала, что значит Тэмплетон и что означает 'Потерянный рай', я бы связалась с адвокатами Отца в Нью-Йорке.
— Что касается Родриго, то мне не представлялось возможности убить его. Куда бы мы ни направились, нас сопровождали толпы вооруженных мужчин. Так было до ночи, в которую он погиб, когда белокурому архангелу удалось изничтожить всех его людей перед тем, как убить его самого. У меня никогда не было ни такой силы, ни такого преимущества.
— Но я выжидала и собирала деньги, и выясняла, как добраться до Родриго и его матери, чтобы
