Вирмблейд шагал через пустые лаборатории телотворцов, едва замечая металлические столы, где лежали тела. После такой долгой задержки в Клыктане, он чувствовал необходимость вернуться в эти стерильные помещения, еще раз окунуться в резкий свет медицинских светосфер, отражающийся от стен из белого кафеля.
Волчий жрец подошел к внутреннему святилищу, месту, где там много лет тайно проводилась программа Укрощения. Противовзрывные двери были закрыты, какими он их и оставил. Он приготовился ввести активируемую голосом разблокировку, снижая свой пульс, как он обычно делал. Волнение только помешает механизму.
И в этот момент он остановился. Он оглянулся на длинные ряды безмолвных механизмов, чистые операционные столы.
Не было тел. Серый Охотник Фрар, принесенный сюда Мореком, исчез. Все остальные исчезли. Как будто их следов никогда не было. И в этот момент он осознал истину.
Он пришел в лабораториум не первым.
Медленно повернувшись, зная о последствиях того, что делает, он открыл двери.
За ними лежали комнаты Укрощения. Там царил хаос. Родильные трубы были разбиты, их содержимое медленно растекалось по кафельному полу. Тела экспериментальных Сынов Русса лежали на полу, растоптанные и разорванные. Все пробирки были уничтожены, разбиты на блестящие осколки стекла. В дальних комнатах потрескивали когитаторы, уничтожаемые пламенем. Незаменимое оборудование, некоторое со времен Объединения Терры, было полностью уничтожено, а бесценные внутренние механизмы выпотрошены, как кишки.
Оно погибло. Все погибло.
Вирмблейд мгновенье потрясенно смотрел на крушении работы его жизни. Затем его янтарные глаза сверкнули. Большая часть его внимания переместилось на человека, стоящего в центре разрушения.
Нет, не человека. Он был ниже ростом, чем на ступенях Клыктана, но все еще выше любого космодесантника. Его золотая мантия свисала с трехметровой высоты плеч, покрывая бронзовый нагрудник. Амнионовая жидкость стекала с его пальцев. Его единственный глаз сверкал триумфом.
Вирмблейд потянул свой меч, и драконье лезвие выскользнуло из ножен с голодным шипением.
— Ты действительно намереваешься сразиться со мной, Тар Хралдир? — невозмутимо спросил Магнус.
— Всеми своими сердцами, — сказал Вирмблейд, воспламеняя разрушительное поле клинка.
Примарх кивнул.
— Конечно собираешься. Но сначала знай, старик. Будущее, которое ты себе представлял, стоило стремления предотвратить его, и поэтому то, что осталось от моего Легиона, было принесено в жертву этому. Вторжения на Фенрис не состоялось бы без твоего вмешательства, волчий жрец. В последние мгновения своей жизни, подумай над этим.
Затем Вирмблейд заревел со всей своей старой, горькой яростью, и бросился к гигантскому примарху, направив клинок к его шее. Драконий меч, с вырезанным на нем извивающимся образом змея, завыл в свою очередь, метнувшись над бронзовым нагрудником к своей цели.
Магнус мгновенно извлек свое оружие. Его движения казались небрежными, неторопливыми, но каким-то образом дали незамедлительный результат. В одно мгновенье он был невооруженным и расслабленным, в другое он снова стал огненным ангелом, каким был в Клыктане.
Мечи столкнулись, и звон металлических лезвий отразился от стен.
Вирмблейд двигался так, словно был Кровавым Когтем в лучших кондициях, вращая свой клинок умелыми, резкими движениями, громко крича с каждым ударом. Усталость от долгой битвы прошла, заставив двигаться его конечности со старой сокрушительной и удивительной скоростью.
За все столетия службы он не сражался лучше, не направлял настолько всецело свое желание убивать. Вирмблейд кружился, нырял и колол с впечатляющей энергией, ведомый гневом и утратой, которые полностью его поглотили. Жгучая, ужасная скорбь подняла на несколько мгновений его мастерство за пределы даже Волков Фенриса, в категорию легенд.
Магнус парировал с непринужденной легкостью, двигаясь плавно и орудуя клинком со всем беспощадным искусством его наследия. Он словно предоставил волчьему жрецу его последний миг совершенства, подарил последние фанфары воинственной величественности перед наступлением конца.
Вирмблейд при всей его яростной энергии и самообладании был для примарха тем же, что и смертный для космодесантника. Когда даже его закаленные временем мышцы устали от свирепой атаки, драконий клинок на мгновенье опустился, открыв брешь в защите. Мечу Магнуса понадобился один удар, всего единственный укол, направленный прямо в грудь Вирмблейда. Жуткий клинок примарха беспрепятственно прошел сквозь доспех.
Пронзенный металлом Вирмблейд задергался. Он боролся еще немного, отчаянно пытаясь вырвать из себя меч. Его собственный клинок выпал из пальцев, его энергетическое поле все еще яростно шипело.
Волчий жрец закашлял кровью, горячей и черной, и она разбрызгалась внутри шлема.
В последний раз к нему пришла его мечта. Космические Волки, многочисленные как звезды, приносят войну в темнейшие уголки галактики, преобразуя Империум по представлению Волчьего Короля и делая его таким же полным жизни и могущественным, каким был Русс.
— Это было… сделано… ради Русса, — задыхаясь, произнес он, чувствуя, как холодная хватка смерти овладевает им.
Затем он обмяк, тяжело повиснув на вражеском мече.
Магнус мрачно вытащил клинок, позволив телу Вирмблейда рухнуть на пол.
— Если это так, значит, ты подвел его, — заметил примарх, бесстрастно взирая на истерзанное тело. — Эта борьба закончена.
— Нет, пока ты жив, предатель!
Магнус резко поднял взгляд. Поразительно, к нему неслись воины. Гигант, облаченный в терминаторский доспех, его волчьи клыки сверкали грозовой молнией. Рунический жрец в окружении двух телохранителей, с потрескивающим эфирной энергией посохом. И позади них и медленнее двигалось нечто массивное и громоздкое. Что-то знакомое ему с далеких, далеких времен.
«Руссвангум» ворвался в зону орбитальной бомбардировки, его лэнс-излучатели пылали. Эскортные корабли энергично следовали за ним, открыв огонь из всего оружия, которым обладали. Прибытие боевого флота Волков было опустошающим, окутанное огнем и яростью.
Флот Тысячи Сынов не атаковал их, но начал отходить от Фенриса маневром, который, несомненно, был спланирован. «Херумон», единственный корабль в армаде, способный бросить вызов флагману Железного шлема, плавно уходил от опасности, развернувшись на 180 градусов и направляясь прямо к точкам прыжка.
Фрегаты и истребители Космических Волков направились прямо в гущу врага, отдавая бортовые залпы по корпусам неповоротливых транспортных судов. Золотые суда начали пылать, их щиты рассыпались под яростью обстрела.
Но Железный Шлем прибыл не ради орбитальной войны. Он видел темный круг разрушения вокруг Клыка даже через перископы реального пространства. Многокилометровой ширины, он пятнал древний отражающий простор Асахейма, как рана на бледной коже.
Когда он смотрел на него, его разум вернулся к рядам Волчьих Братьев, воющих в насмешке и муке, даже когда их убивали. Воздух пирамиды Гангавы был пагубным, пропитанным безумием и ужасом. Прекращение этой битвы было самым тяжелым решением, принятым им за всю жизнь. Растворившись в ярости, он едва узнал Къярлскара, когда Волчий Лорд пробился к нему. Даже тогда, даже после того как он услышал, что случилось на Фенрисе, часть него сопротивлялась призыву вернуться.
Глубина его безрассудности открылась мгновенно. Было бы менее болезненно продолжать сражаться, забыться в желании убивать, упиваясь праведным порывом стереть грязь из бытия.
Он по-прежнему видел лица тех, кого убил. Искаженные лица. Лица, которые скрывали чудовищное сознание. Где-то глубоко внутри Волчьи Братья знали, во что они превратились.
