настоящий аромат мужчины. Хватило одного прикосновения, чтобы почувствовать: так скверно ему давно не приходилось.
— Идем, — промурлыкала я, едва сдерживаясь.
Я попробую его, пусть только чуть-чуть, но просто так ни за что не отпущу!
ГЛАВА 4
Первое, что я увидела, открыв дверь на лестницу, был песочного цвета конверт на полу.
Черт. Совсем забыла.
Тео заставил меня забыть обо всем. Выходит, я опять при деле.
Поддерживая спутника одной рукой, я подняла конверт и сунула в задний карман джинсов. Тео ничего не сказал. Можно было бы оставить конверт там, где он лежал, и понадеяться на двери из толстой стали. Но я не готова была рисковать тысячами баксов. Я не знала точной суммы, находящейся в конверте, и никогда этим не интересовалась. Такая информация только портила настроение.
Тео старался не наваливаться на меня, но безуспешно — подводила поврежденная нога. В одной руке я несла аптечку, другой поддерживала его. Он хватался за перила, чтобы лучше распределить вес и не усложнять задачу. Щекой он касался моих волос, и мне даже показалось, он вдохнул их аромат. Мы вынужденно прижимались друг к другу боками, от бедер до плеч. Под моей ладонью двигалось мускулистое гибкое тело.
Желание, на удивление человеческое и земное, вновь захлестнуло меня, напомнив о вещах, от которых я давно отказалась...
Тео с любопытством оглядел толстенную стальную дверь моей квартиры.
— Некоторые считают, что я богата, — объяснила я и закрыла дверь на оба замка. — Шок, у нас гости.
Я усадила Тео на виниловый стул, и он с мучительным выдохом откинулся на изогнутую спинку. Шок лежала на диване, прикрыв глаза.
Я бросилась к ней:
— Шок! Что с тобой?
Та пробормотала что-то несвязное и повернулась на бок. На миг мне показалось, что она умирает. Но, прикоснувшись, я осознала, что энергии в ней все еще хоть отбавляй, несмотря на рождение Петрифая. Мне пришлось легонько потрясти ее за плечо, чтобы добиться внятного ответа. Но, похоже, она была без сознания.
Вернее, находилась в ступоре, накатывавшем сразу после разделения. Мне приходилось слышать об этом опасном состоянии: любой демон мог напасть и забрать твое ядро, пока ты пребываешь в оцепенении и остаешься без защиты.
Шок доверяла мне, раз согласилась остаться. Я погладила ее по руке, передавая частичку нежной привязанности.
— Все в порядке? — донесся с кухни голос Тео.
— Теперь гораздо лучше. — Я быстро сунула «презент» от Сэйвора в ящик тумбочки, стоявшей рядом с диваном. На лицевой стороне конверта были написаны кодовые слова. — У сестры выдался тяжелый вечер.
— А что случилось? — Тео показался в дверном проеме.
Врать мне не хотелось.
— С ней все будет хорошо. Просто нужен отдых.
Я отвела гостя в спальню.
Подушка валялась на коврике, а кушетка была выдвинута на середину комнаты. Выпустив Петрифая, я не потрудилась поставить ее на место. Что ж, притворюсь, что так все и должно быть.
Проведя Тео к кушетке, я поправила опрокинутый светильник на столике и включила его. Между ломившимися от книг стеллажами стояло мягкое кресло, а у противоположной стены расположилась тахта, заваленная думочками. В трех оконных проемах были оборудованы ниши, в которых также нашлось место для книжных полок.
Тео поморщился, сев на край кушетки. Вытянув ноющую ногу, он осторожно ощупал колено:
— Похоже, просто потянул. — Он попытался согнуть ногу и вскрикнул от боли.
— Откинься и лежи спокойно.
Я поставила аптечку на столик и принялась рыться в ее содержимом, с трудом контролируя желание отведать «лакомый кусочек». И совесть меня совсем не мучила! Но, поверьте, она проснется. В свое время...
Я ничего не могла с собой поделать. Низкий уровень жизненной энергии влек за собой нестерпимый голод. Я привыкла себя сдерживать, и Шок часто жаловалась на бледность моей ауры. Однажды она призналась, что жаждет притащить ко мне кого-нибудь упитанного и злого и скомандовать: «Ешь!»
Разве у меня оставался выбор? Для голодного демона я слишком долго сопротивлялась искушению. Но это разумная мера предосторожности. Вот, разок нарушила «диету» с Петрифаем — и Пик не постеснялся явиться прямо на порог моего бара. Стоит мне «налопаться» как следует, и к «Логову» стекутся демоны с другого берега Атлантики, не говоря уже о местных.
Я вооружилась парой влажных салфеток:
— Нужно вытереть кровь, вдруг рана больше, чем кажется.
— Я сам.
Тео тщательно вытер лоб вокруг марлевого лоскута, потом щеки и подбородок.
Я заставила пациента лечь на спину и в мягком свете ночника тщательно осмотрела его лицо. Ну что ж, брился он вчера утром.
— Больше ссадин нет. — Повернула лицо за подбородок в одну сторону, в другую...
И смаковала его усталость, тянулась к пурпурным границам пульсирующей боли... Сочная, густая... От нее мой рот наполнился слюной.
Тео прикрыл глаза, покорно снося процедуру осмотра. Я вернулась к аптечке.
— Надо убрать марлю, чтобы промыть рану.
— Кровь же остановилась.
— Стоит промыть, а то может начаться воспаление. И марля прилипнет.
— Я не хочу, чтобы снова пошла кровь.
— Не будь ребенком, Тео. Ты же не хочешь, чтобы остался шрам.
Я откинула прядь волос с его лба, чтобы взглянуть на марлю, и вместе со свежим приливом боли ощутила укол раздражения. Тео, похоже, не привык выполнять чьи-то приказы или валяться бревном на кушетке. Мощная энергия подпитывала его эмоции.
— Рана уходит за линию волос. Постараюсь быть аккуратной.
Тео с неохотой сдался. Смочив ватный тампон в воде, я увлажнила края марлевой салфетки, осторожно сняла ее и промыла рану.
Пытаясь отвлечь его, я спросила:
— Ну и какая она, работа таксиста?
Мой вопрос заставил его нахмуриться, а приступ боли — поморщиться.
— Самая обычная. Бесконечные пробки и слишком много людей.
— В городе осталось не так уж много частных таксистов. Твой отец, должно быть, из тех старожилов, которые своими глазами видели другую жизнь.
Впервые слабый намек на улыбку.
— Я начал ездить с ним после школы, так что порой мне кажется, что я сам старожил. Но никогда не знаешь, где тебя ждет сюрприз.
— Так ты вырос в Нью-Йорке?
— Да, тут поблизости. Родители переехали в Миддл-Виллидж, когда сестры пошли в старшие классы, а я остался в старой квартире на Десятой улице. Отец работает по утрам, а я выезжаю в вечернюю смену. Я
