их.
— Тут ничего не поделаешь! Вот так! Вы удовлетворены? Ни вы, ни кто-либо другой не может мне ничем помочь. Уйдите и оставьте меня одного!
Ее глаза наполнились слезами.
— О, Лис. — Вид ее пробудившихся, столь болезненных чувств привел его в ярость.
— Что, черт возьми, вы от меня хотите? — невыразительно спросил он. — Это? — Он прижал ее к себе и покрыл ее губы своими, целуя ее до тех пор, пока не заставил ее ответить.
— Вы этого хотели?
Сколько же часов пролежала она без сна, мечтая о его поцелуях и прикосновениях его рук? Мэдди не умела заниматься любовью, но ей и не надо знать, что за этим последует. Она подняла руки к его плечам и раздвинула губы, как он и учил ее тогда в гостиной.
Да, на этот раз все было иначе. Лис поднял ее на руки, и через несколько мгновений они смотрели друг другу в лицо, стоя на коленях на мягкой подстилке его постели. Мэдди казалось, что каждый дюйм ее тела болит от желания, а голову переполнял звук ее бьющегося сердца.
Руки Лиса почти обхватили ее талию, и он крепко прижал ее к своему телу. Она никогда не чувствовала себя более хрупкой, не испытывала большего трепета от контраста между мужчиной и женщиной.
Ей так хотелось, чтобы он говорил с ней нежно, но он не говорил. Она страстно желала, чтобы он медленно ласкал ее, так чтобы она смогла осознать каждое новое ощущение, но он и этого не делал. Вместо этого он был груб. Его рот был горяч, давление его губ и рук — настойчивым и грубым. Когда он наклонил ее, целуя затылок, Мэдди невольно задохнулась от невинного возбуждения. От него пахло потом, но и этот запах действовал на нее возбуждающе. Ей хотелось дотронуться до его груди, поцеловать его лицо, изучить его черты и почувствовать их вкус. Мэдди пыталась пошевелиться в объятиях Лиса, но ей это не удалось. В момент наибольшего напряжения страсти по ней пробежали первые искры смущения и паники.
— Лис, — удалось ей произнести с тяжелым вздохом.
Он ловко работал над идущей вниз застежкой ее крепового корсажа персикового цвета. Высокий ворот открылся без сопротивления. Двигаясь как худая, голодная пантера, он стянул с Мэдди платье и отступил, глядя на ее грудь, покрытую тонкой, батистовой рубашкой. Господи, какая же у нее красивая грудь — полная, упругая, с ярко-розовыми сосками, просвечивающими сквозь тонкую ткань. Он быстро развязал завязки рубашки и обнажил ее грудь. Мэдди застонала, когда он взял ее грудь в свои руки, но Лис, обхватив ее руками, сжал ее ягодицы и прижал к себе, бедро к бедру, покрывая ее хищными поцелуями. Он мог поглотить ее, пробуя бледную, мягкую сладость ее шеи, плеч, выпуклости ее груди, нежного, сморщенного соска.
Лицо Мэдди пылало. Слезы текли по щекам, а когда он наконец поднял голову, чтобы поцеловать ее, она ощутила угрожающее давление тяжести на ее плотно сомкнутые ноги и начала бороться всерьез.
Лис почувствовал соль на своих губах. Сквозь туман бешеной страсти до него смутно дошло, что Мэдди кричит, сопротивляясь ему. Она яростно колотила его крохотными кулачками, и он отступил.
— Какого черта?.. — Стыд, как темное облако, охватил его, но он не мог ей показать это.
Волосы ее растрепались, щеки были залиты слезами… Она кое-как поднялась на ноги, споткнувшись о подол юбки.
— Вы совершили надо мной насилие! — рыдала она. — Как вы смели? А я думала, вы честный человек!
— Только не упрекайте меня в том, что произошло. Вы разве только что не требовали этого от меня!
Лис встал, и ему пришлось сдержаться, чтобы не прийти ей на помощь, видя, как она дрожащими руками пытается завязать рубашку. Когда дело было сделано, Мэдди распрямила плечи, подняла свой изысканный подбородок и повернулась к нему спиной.
— Вам придется исправить то, что вы натворили, — чопорно произнесла она. — Я не могу дотянуться до застежки!
Они молчали, пока он трудился над застежкой, время от времени при случае касаясь кончиками пальцев ее кожи. Лису хотелось бы, чтобы все произошло иначе, но он не видел другого способа отпугнуть ее. Очевидный разрыв был лучшим исходом для них обоих.
Полностью одевшись, Мэдди пригладила свои волосы и заколола их в свободный шиньон. Затем, не оглянувшись, подошла к двери и открыла ее.
— Корзина, — хрипло подсказал он. Мэдди полностью развернулась, освещенная нимбом лучезарного солнечного света, заполняющего всю дверь.
— Сдобные булочки для вас и Титуса, — спокойно ответила она. — Хочу сказать, что, несмотря на все случившееся между нами, я знаю, что вы за человек на самом деле. Не могу понять, что вас так сильно ранило, но я также знаю, что слишком сильна, чтобы меня можно было так легко вспугнуть!
Слушая ее, он ошеломленно вскинул брови, а мгновением позже Мэдди исчезла. Лис стоял как парализованный, потом прошел через всю хижину, выглянул в дверь и крикнул вслед стройной, изысканной удаляющейся фигурке:
— Мисс Эвери, плевать мне на вас!
Мэдди продолжала свой путь, словно ничего не слышала.
На следующий день Стивен Эвери вернулся домой. Он не распространялся о том, где побывал, и, в самом деле, ему больше хотелось спать, чем говорить, но его возвращение занимало и отвлекало Мэдди — во всяком случае, Лис на это надеялся.
Он же избегал соседнего дома. Когда Титус проглотил последнюю булочку, Лис приказал ему вернуть корзину. Тот был счастлив исполнить приказание и насладиться в доме Эвери тушеной курочкой, а домой вернулся с целым ковшом ароматного сливового напитка.
— Прекрати таскать еду в этот дом из дома Эвери! — взорвался Лис, расхаживая так, точно Титус нанес ему оскорбление.
Корнуэллец был ошеломлен:
— Э? В чем дело, сэр?
— Мне надоели их еда, корзины и тарелки, загромождающие мой дом, вот и все! — Он угрожающе взглянул на ковш с напитком.
— Ничего, тогда я позабочусь об этом, — Титус защитным жестом взял ковш со стола.
— Тебе не нужно тесно общаться с мисс Эвери, если это тебя беспокоит.
— Зачем, черт подери, ты это говоришь? — На челюсти Лиса дрогнули мускулы.
— А ты считаешь меня идиотом? У меня есть глаза, сынок!
Лису было тошно дурачить всех, включая и Мэдди. Никто не поверил ему, когда он сказал, что не хочет ее. Так как открыть истину было невозможно, он решил попробовать другую тактику. Сегодня он спустился на Главную улицу, чтобы разыскать Грэхема Горацио Скоффилда Третьего.
Стивен Эвери, отдыхая в постели, поднял взгляд от тарелки с завтраком, когда в спальню украдкой вошла Мадлен.
— Здравствуй, дорогая! — Он слабо улыбнулся и похлопал по стеганому одеялу, которое терпеливо выстегала его покойная жена. — Посиди немного со мной.
Было уже позднее утро, почти одиннадцать, и Мэдди, подойдя поближе, с тревогой всмотрелась в его лицо. С тех пор как отец вернулся в Дидвуд, он спал с каждым днем все больше и больше. Что-то не так. И что еще хуже, он не сказал им, куда и почему ездил. Сначала Мэдди принимала на веру его истории о деловых поездках в Кастер или Хилл-Сити, но сейчас ее одолевали сомнения и тревога. Бабушка Сьюзен много не говорила, но проницательно наблюдала из-под своих очков в золотой оправе.
Рассматривая покрасневшее лицо отца, Мэдди решила, что неважно, где он был и каковы его секреты. Он имеет право на личную жизнь и имеет полное право иметь свои секреты. У нее самой есть кое-какие секреты.
— Ты хорошеешь с каждым днем, — сказал Стивен, с гордостью глядя на нее. На ней было платье из тафты в фиолетовую и кремовую полоски с сердцеобразным вырезом и облегающим лифом. Оно было пристойно, но несколько кокетливо, как и ее прическа с локонами, спускавшимися по спине. Для отца Мэдди была глотком свежего воздуха, и его глаза сияли от любви к ней.
— Спасибо, отец. — Она, улыбнувшись, присела на край постели и сжала его руку. — Ты не доел
