— Звучит разумно!
— Слушайте: это называется «Закат в прерии». — Лис вдохнул свежий вечерний воздух и начал читать:
«Немного золотистого, коричневого и фиолетового, ослепительно серебристого, изумрудного, желтовато-коричневого, вся полнота земли и сила Природы в многообразии форм на этот раз поручена краскам.
Они владеют легким, повсеместным воздухом — краски до сих пор неведомые.
Нет пределов, граней — не одно небо Запада — высокий меридиан — север, юг, все.
Чистый, ясный свет пробивается сквозь молчаливые тени к последнему».
Его голос звучал так, что каждое слово успевало упасть.
— Невероятно, да?
Мэдди охватил благоговейный страх.
— Я никогда не слышала более совершенных слов: — «Чистый, ясный свет пробивается сквозь молчаливые тени к последнему.» Именно это и происходит сейчас.
— Когда мы поднимемся над Холмами и впереди будет лишь прерия, закаты будут даже более захватывающими.
У Лиса было ощущение, что он плывет в мире фантазии: Мэдди сама была фантазией — туманно- золотистая, свежая и милая, ее зеленые глаза блестели невинностью и умом, когда она переживала свою первую встречу с Уолтом Уитменом. Ему страстно хотелось обнять ее, ощутить ее запах, вкус, прикоснуться к ней. Ему не терпелось опять испытать наслаждение.
С легким ударом опустившись на спину, Лис стал пристально смотреть на загорающиеся звезды, и снова на него нахлынули мысли, что вся его жизнь связана в один узел вины. До того дня в июне, вблизи Литтл Бигхорн, Дэн Мэттьюз был одновременно смелым и бесшабашным, но, если того требовала ситуация, — обязательным и мужественным. Теперь, когда он лежал на потертом стеганом одеяле, скрестив под головой загорелые руки, до него дошло, что все эти дни им руководила мучившая его совесть. Она подавила все остальные грани его личности. Его одолевала вина за то, что ему не удалось успокоить Картера… и за то, что он остался жив, в то время как его товарищи погибли… в те моменты, когда он ловил себя на том, что наслаждается жизнью.
Вина Лиса порождала гнев и презрение, еще более тщетные оттого, что он не знал, куда их направить.
— Лис, — тихо произнесла Мэдди, — можно вас спросить?
Повернув голову и увидев, что она наклонилась вперед, он ощутил легкий трепет ожидания. Ее лицо, возвышавшееся над ним, было затуманенным и золотистым. Вдохнув, он поймал цветочный запах ее мыла.
— Что?
— Почему вы так ненавидите меня?
Голос Лиса, когда он обрел дар речи, обжег ее:
— Я не ненавижу вас, Ваше Безумство… но я не могу дать вам то, чего вы от меня хотите, и когда вы, полная страсти, находитесь рядом, это меня сердит.
Она так настойчиво смотрела на него, пытаясь уловить смысл его слов, что, ему показалось, как кто-то больно сжал его грудь. — На самом деле я не сержусь на вас.
— Не понимаю.
— А я и подавно!
— У вас где-то есть жена? На востоке?
Он почти солгал ей:
— Нет. Просто… просто я не могу никого любить именно сейчас, и этого я не могу вам объяснить. — Его голос звучал резко: — Если бы вы были иной женщиной, полагаю, у нас бы был роман.
Слезы разочарования начали колоть ей глаза.
— Вы назвали меня «Ваше Безумство». Почему?
Лицо Лиса наконец смягчилось, и он поднял руку, лаская ее щеку.
— Я не хотел говорить это вслух, так я называю вас про себя, потому что именно это вы делаете со мной. Вы — мое Безумство!
— Это действительно безумие! — воскликнула она, подвигаясь ближе, пока не коснулась грудью его груди и не услышала предательский стук его сердца. — Мы здесь, за миллион миль от места, где волнуют такие безумные детали, как «что ты за женщина», а вы отказываете нам обоим по этой самой причине! Вы повторяли мне не раз, чтобы я перестала цепляться за свои правила поведения порядочной леди, пустила все на самотек, наслаждалась жизнью, и, тем не менее…
— Это не так просто, — возразил он, поймав ее руки. — Вы это прекрасно понимаете, Мэдди.
— Я не могу заставить вас объяснить мне, что стоит между вами и целой жизнью, но, что бы это ни было, сегодня ночью этого нет, Лис, я никогда раньше не чувствовала это так, как сейчас. Никогда. Меня не волнует, если у нас будущее. Меня волнует только этот момент.
Лицо Мэдди находилось в нескольких дюймах от его лица, ее лучистые глаза пылали от желания.
— Перестаньте наказывать себя за что бы то ни было, что давит на вашу душу. Перестаньте наказывать меня. Дайте нам обоим передышку, хотя бы на сегодняшнюю ночь.
Держа ее за изящные руки. Лис притянул ее ближе и поднял голову, чтобы поддаться на медленный поцелуй.
— Да, — ответил он, наконец.
— Хотя бы на сегодняшнюю ночь, — повторила она, словно боясь, что он передумает или что она ослышалась. Радость побежала по ее жилам, как светлый огонь.
Разумеется, Лис был не так прост, но он кивнул. Обняв ее, он выдернул ленту из ее волос и смотрел, как они, подобно закату, каскадом падали на него. Всем своим существом он безумно желал ее. Неистово. Когда она легла рядом с ним на стеганое одеяло из лоскутков ситца и льна, Лис пристально посмотрел в ее глаза и выдавил из себя неровным шепотом:
— Мое собственное Безумное…
Глава 15
Мягкие порывы вечернего воздуха обдавали тело Мэдди, заставляя ее трепетать, как раньше от солнечного света и воды, когда Лис почти почтительно снял ее одежду, а она смотрела на него сквозь опущенные ресницы.
В блестящих сумерках она была необыкновенно ароматна. Лис прикусил губу, борясь с желанием, возникающим внутри его.
— Боже милостивый, — не веря своим глазам, пробормотал он. Ее грудь, грациозно изогнутые руки, закинутые за голову, пальцы, запутавшиеся в этих великолепных волосах… она была прелестна.
— Что? — прошептала Мэдди.
Чувствуя его одобрение, она позволила себе улыбку Моны Лизы, наблюдая за игрой эмоций на его лице.
— Вы красивы, — Лис едва узнал свой хриплый шепот. — Слишком красивы. Опасны…
Мадлен не могла даже покраснеть в этом мире rpeз.
— Вы знаете меня, Лис. Иногда я думаю, что вы понимаете меня лучше, чем я сама. Я не опасна. — Она рассматривала его смуглое, привлекательное лицо. — Если кто и опасен, так это вы.
Ее тонкая рука дотянулась до него, дотронувшись до его груди, видневшейся в прорехе расстегнутой рубашки. У Лиса перехватило дыхание, его удивила неистовость его реакции, но он уже не задумывался, что бы это значило. Его движения были нежными и нарочито медленными. Сначала он потянул за пояс ее брюк и стащил их вместе со спущенной рубашкой, затем медленно снял свою одежду и вытянулся рядом с ней. Солнце уже почти село, оставляя за собой бледно-лиловые тени.
— Я не хочу быть опасным… — Он провел кончиками пальцев по изгибу ее бедра.
— Я понимаю. — И она каким-то непостижимым образом действительно понимала.
Их глаза находились очень близко друг от друга, и в этот момент Мэдди увидела, что происходит в его душе. Ответов на опутывающие Лиса загадки не было, но она понимала, что за болью, которую он испытывал и не мог не причинить ей, скрывались честность, доброта и мужество. Он опять будет причинять
