Смеясь от облегчения, Ворон запрыгнул в маленький стенной шкафчик и прикрыл дверцу, оставив щелку. Сквозь нее он в течение нескольких минут виновато наблюдал, как мечутся по палате сестры и дежурные врачи.
Прошло немало времени, пока его жена разыгрывала дурочку и задавала идиотские вопросы, улыбаясь смущению медиков. Ворон наблюдал за Венди. Она была очаровательна, она улыбалась, веселилась…
Его пронзило воспоминание о том, как она выглядела в то мгновение, когда на ее неподвижном теле лежал цветок.
Он шепнул про себя: «Дьявол или светлый дух, кто бы ты ни был! Если она не согласна, соглашаюсь я. Убей, кого тебе надо. Я хочу, чтобы моя жена жила».
У Ворона зашевелились волосы на затылке. Внезапная уверенность, что за ним наблюдают, мешала обернуться и посмотреть.
За спиной у него холодный голос произнес:
– Да будет так.
ГЛАВА 3
ГОРОД НА КРАЮ МИРА
Некоторое время назад (здесь, в безвременье, нельзя измерить, долго ли, коротко ли) облаченный в блестящую серебряную кольчугу молодой человек, чьи глаза сияли, стоял с копьем в руке на темных гигантских камнях стены между миром яви и миром сна. Запрокинув голову так, что шарфы на шлеме заструились вокруг его плеч и шеи, он сильным чистым голосом посылал свою песнь к звездам:
Дочь Эвриномы, что парит В краях летучих снов, Титан мне клялся на крови, И я бросаю зов.
Как некогда он звал в беде, Так я теперь зову Те крылья, что святых высот Превыше вознесут.
Закон богов он преступил, И ты теперь мой конь. Во мне по-прежнему горит Тот яростный огонь!
Пускай навек заключена Во прах душа моя – Чиста божественно она, Бессмертна, как твоя.
Она сквозь времени поток, Сквозь сон о вечности-весне, Не уставая, помнит,
Пока он пел, в глубине бескрайнего небесного сумрака родилось движение, словно падучая звезда, словно растущий на глазах яркий метеор алмазного света. Юноша увидел, что из света вырвалось вперед летучее создание, изящное и быстрое, как антилопа, гордое, как испытанный в сражениях боевой конь в расцвете сил, и при этом более утонченное, чем фавн. Его окружало сияние. Оно неслось к зовущему по гребням волн из океана тьмы, попирая пенные шапки, танцуя на волнах над кругом света, и там, где свет касался воды, чернота волн на мгновение становилась изумрудной, глубокой и прозрачной.
Одно удивительное мгновение сон-лошадка мчалась вместе с неистовым прибоем, чтобы разбиться о железную стену, но в последний миг легко прыгнула и остановилась перед смеющимся юношей, окруженная сияющими брызгами. В развевающейся гриве еще путалась звездная пыль.
– Я позабыл, кто я такой, – сказал юноша, которого ослепила всемогущая красота появления сон- лошадки.
– Это одна из опасностей сновидения, от которых я поклялась оберегать тебя, любимый, – откликнулась она и напомнила юноше его имя. Она назвала его младшим из тех, кто верен свету. Голос ее был певучим, как ликование струн эоловой арфы. – Помни также, сын народа, происходящего от Адама и Титании, что я обязана отнести тебя, куда захочешь – к отдаленной звезде, или в миры, давно затерянные в краю бесконечной ночи, или через заводи времени к незапамятным эпохам, или дальше, в никем еще не виданные страны и сны. Садись и скажи мне, куда ты поедешь. Только за грань неподвижных звезд я не могу отнести тебя – запрещает непреложный закон.
Гален Уэйлок осторожно положил руку ей на гриву, и мягкость длинной шерсти звездного цвета пронзила его пальцы восторгом.
– Зачем я позвал тебя, я тоже забыл… Но я помню, что мной двигала гордость и необходимость сделать нечто, достойное мужчины.
Тут он услышал низкий удар колокола далеко за пустынными волнами и все вспомнил.
– Я должен найти дорогу в Тирион, где отбывает наказание основатель нашего ордена.
– Мы зовем его Азраилом. Он находится за краем мира, за пределами безопасности, здравого рассудка и звездного света. Я не смею отнести тебя туда.
Но Гален не выказывал ни нетерпения, ни отчаяния. Он стоял в тихой задумчивости. Ибо он был сведущ в мудрости сновидений, а в припоминании забытых вещей заключались смысл и тайна его искусства.
Он произнес по памяти:
– Четыре крепости хранят миров покойный сон, Четвероликою луной там правит Оберон. На вечный круг в земле людей поставлен Эвернесс, Высокий дом под куполом изменчивых небес.
– На полнолунье светел, чист, встает Келебрадон, До дня суда его сыны вкушают сладкий сон; Как полумесяц, Виндьямар без пристани плывет, Свободный, крепко он хранит покой соленых вод. На новолунье на краю был создан Тирион. Кто не раскаялся, предав, – его там слышен стон.
На этом месте Гален прервался и, сурово взглянув на сон-лошадку, сказал:
– Моя память создана вечной. Я припоминаю, что Азраила де Грэя держат именно в Тирионе. А поскольку серебряные башни Тириона вздымаются под луной, значит, на самом деле они находятся не за краем мира, но под звездными небесами. И смертным не заказано посещать сей город во сне. Почему ты скрываешь это от меня? Почему утверждаешь, что Азраил в другом месте?
– Он не в Тирионе, но за его пределами – в месте, которое называется Кровавый Плач. Мне не позволено относить тебя в безымянные места. Если ты отправишься в Кровавый Плач, мне придется отстать.
