— Бросила! — облегчённо доложила Валя, и тут началось светопреставление. Во тьме вспыхнули тысячи огней, в уши ударил оглушающий рёв. Сапун-гора засветилась от подножия до вершины, хотя все прожекторы и огненные трассы мгновенно погасли.
— Горим! — крикнула Валя.
Сердце ёкнуло. На крыльях огня не видно, значит, где-то сзади. Инстинктивно начинаю скольжение в сторону ярких вспышек — если уж падать, то на свою территорию. «Жаль, что артподготовка не началась на полминуты раньше, — с горечью подумала я. — Неужели…»
— Горит хвост! — изо всей мочи крикнула Валя, опасаясь, видимо, что я её не услышу. — Хвост!
Я кивнула головой.
Значит, пламя сбить не удалось.
Перкаль, которым обтянут остов нашего «По-2», это очень прочное, тонкое, пропитанное лаками полотно. Ударит осколок — беда небольшая, появится дыра, и всё, полотно не рвётся, не расползается. Один у него недостаток, но какой…
Летим на предельной скорости, линия фронта уже позади. Иду на посадку. Под нами — Золотая балка, лёгкая на помине. Никаких указаний штурману не даю. Нет времени, нет сил разжать губы. И грохот невообразимый. Надеюсь, Валя сама сообразит, что делать. Ремни, конечно, расстегнула. Огонь за спиной, и если она сломя голову кинется прочь, когда — приземлимся, осуждать её не буду.
Валя не растерялась. Заранее сняла куртку. Самолёт ещё катился по дну долины, она уже соскочила, начала сбивать пламя. Вдвоём мы быстро потушили маленький, но страшный пожар.
Широкое ложе Золотой балки выбито сапогами, колёсами автомашин, гусеницами танков — никаких препятствий.
А бог войны делал своё дело. Содрогались каменные недра, весь Крымский полуостров гудел, как огромный колокол. Над Сапун-горой поднялась туча из дыма, пыли и пепла, она постепенно растекалась по небосводу. Быстро темнело — утро превратилось в вечер. Пробивая громоздкую тучу навылет, над горой проносились волна за волной «Илы» и «Петляковы».
— Неужели кто-то уцелеет в таком аду? — спросила Валя, прижимаясь ко мне. — Вся дрожу.
У меня подкашивались ноги. Пропеллер вращался как будто сам по себе, двигателя не было слышно. Помогая друг другу, забрались в кабины, взлетели. Я сделала круг, бросила прощальный, благодарный взгляд на долину.
В этот день, 7-го мая 1944 года, после двухчасовой, небывалой по мощи артподготовки, после непрерывного девятичасового штурма, над Сапун-горой взвилось красное знамя.
На другой день из допроса пленных стало известно, что вскоре после взятия нашими войсками Сапун- горы генерал Альмендингер удрал из Севастополя на подводной лодке. Новым командующим 17-й армией был назначен генерал-лейтенант Бемэ.
— С передовыми частями, штурмовыми отрядами морской пехоты идут «лесные матросы», — сообщила мне Валя. — Про них в газете писали. Это моряки-черноморцы, участники обороны Севастополя, которые в июле 1942 года прорвались в горные леса. Их немного, но они в тельняшках. У каждого трофейный автомат, гранаты, нож…
Причастность к исторической битве наполняла наши сердца гордостью, мы словно забыли, что такое усталость, рады были бы не слезать с неба до конца штурма.
Ночь семьсот четвёртая
— Что это за крестик? — спросила Валя, указывая на мою отметинку на карте.
Я рассказала ей о подвиге своего земляка-артиллериста Абдулхака Умеркина.
— Он жив?
— В том бою он был ранен.
— Значит, жив. А среди лётчиков есть татары — Герои Советского Союза?
— Анвар Фатхуллин, лётчик-штурмовик. Может быть, есть и другие, не знаю. Он родом, как и я, из Башкирии, мне о нём написали земляки из Белебея. Воюет на Первом Украинском фронте.
— А за что ему присвоили звание Героя?
— В октябре 1943 года его самолёт был подбит. Пробоины в крыле и фюзеляже. Второй член экипажа, стрелок-радист, погиб. С трудом управляя машиной, Фатхуллин летел к линии фронта. На уме одно — дотянуть до аэродрома. Увидел вражеский эшелон, идущий к фронту. А на «Иле» ещё три бомбы. Не раздумывая, развернулся и повёл самолёт со снижением навстречу эшелону. Его заметили, открыли огонь из крупнокалиберных пулемётов. На платформах — танки, пушки. Все бомбы попали в цель, паровоз покатился под откос, за ним посыпались платформы. На счету Фатхуллина, точнее на счету экипажа, командиром которого он был, помимо поражённых наземных целей, — шесть сбитых «Юнкерсов», два истребителя.
— Молодец! Передай ему через своих земляков мой пламенный гвардейский привет.
— Передам.
— Сколько ему лет, не знаешь?
— Двадцать три года.
— Наверное, не женат. Учтём…
Я интернационалистка, меня, как и других девушек, радовало, что в полку есть представительницы многих национальностей. Но не забывала, что я татарка, что по моему поведению, по моим делам окружающие в какой-то мере будут судить о татарах вообще. И естественно, гордилась боевыми успехами земляков. У каждого народа есть своя национальная гордость. Было бы чем гордиться. Главное — не унижать других, не задирать носа, за счёт этого выше не станешь. Если человек, или народ, поддаётся чувству неоправданного превосходства над другими, значит, налицо заболевание ужасной болезнью — манией величия.
Более 160 татар — Герои Советского Союза. Первым по времени в этом ряду стоит Гильфан Батыршин, пограничник, участник боёв у озера Хасан в 1938 году. Отделение, которым он командовал, отбило несколько атак превосходящих сил японцев. Он сам уничтожил вражеский танк. Но звание Героя ему присвоили не за это. Он переправил на своей спине через озеро Хасан восемь раненых бойцов. Переплыл озеро, почти не отдыхая шестнадцать раз! Затем вынес с поля боя тяжело раненного начальника заставы и с ним ещё раз переплыл озеро. А замыкает этот ряд поэт и воин Муса Джалиль. Я счастлива, что мне и моей подруге Ольге Сапфировой нашлось место среди этих богатырей. С женщинами как-то веселее, правда?
Высокую оценку мужеству моих земляков дал Маршал Советского Союза Малиновский. «Я старый солдат, — пишет он в своих воспоминаниях, — много видел на фронте бойцов и командиров-татар и всегда восхищался их непреклонным упорством, железной волей в бою».
Я отвлеклась, вернёмся в семьсот четвёртую ночь.
Прожекторы поймали нас ещё на подходе к цели. Высота две тысячи метров. Воздушные волны грубо толкают самолёт то влево, то вправо, то вверх, то вниз. Дышать нечем. Злое, штормовое небо! Струя трассирующих маленьких снарядов пронеслась чуть ли не перед глазами.
— С Малахова кургана бьют, сволочи, — осуждающе сказала Валя. — Вниз!
Задевая крыльями клубы разрывов, «По-2» по спирали пошёл к земле. Высота быстро падает. 1500 метров. 1200. 1000… За какую-то минуту мы провалились на целый километр. Пожалуй, довольно. Плавно выравниваю самолёт. Перед глазами вращаются шаровые молнии, ноют плечи, спина.
— Десять градусов вправо! — командует Валя сдавленным голосом. — Держи так. Сейчас…
Взрываются наши «сотки». Мы крушим укрепления на внутренней стороне обвода, где немцы чувствуют себя в относительной безопасности. Но там, где пролетают наши самолёты, взрывается всё, что может взорваться, горит всё, что может, гореть.
Снова резко снижаюсь, лечу над немецкими траншеями, блиндажами. Валя опустошает свой ящик, наполненный термитными бомбами весом от пятисот граммов до двух с половиной килограммов, и кричит страшным голосом:
— Хенде хох! Битте-дритте!.. Гитлер капут! Антонеску капут!..
