задержанный, одного из своих агентов. Возможно, удастся устроить опознание. P.S.: Ваш агент в штатском, направленный для сбора сведений по делу Мироновича под видом точильщика ножей, намудрил с гримом. Подскажите ему, что в 25 лет не надо гримироваться в 50–летнего деда. Такие ошибки могут стоить жизни. С неизменнейшим уважением, Шумилов.» Заплатив за срочную доставку по городу 20 копеек — а послание должно было очутиться в канцелярии Сыскной полиции уже к 20 часам — Шумилин устремился дальше.
Он постепенно отходил от недавней драки, и мысли его начинали крутиться вокруг услышанного от Дементия рассказа. Получалось что — то совсем уж малопонятное: из пролётки вышла и зашла в ссудную кассу рыженькая женщина без головного убора, а вышла в шляпке с вуалью. Откуда же взялась на ней эта шляпка с вуалью? Она ее купила в конторе ростовщика? Маловероятно. Во — первых, в подобные места ездят совсем с другими целями. Во — вторых, надо знать женщин: купив обновку, они сто раз покрутятся перед зеркалом, перемеряют ее со всякой своей одеждой, приспособят к ней не только прическу, но даже походку и посадку головы. А представить, чтобы вот так просто купила, одела и пошла — это немыслимо для женщины. И тогда что же получается? А получается совсем уж ни на что не похожая история: дамочка эта шляпку не покупала, а привезла с собою и потом просто вытащила из сумочки… Никогда раньше Шумилин не сталкивался с тем, чтобы обычная женщина ехала с непокрытой головой в то время, как в ее сумке лежит шляпка с вуалью. Но изменять подобным образом свою внешность могла женщина, преследующая некие особые цели. Например, любовница, направляющаяся на свидание… Проститутка, скрывающая свой род занятий… И, разумеется, воровка.
Разумеется, нельзя было исключать и ещё один вариант: возможно, эта женщина бывала прежде в конторе ростовщика и тогда — то ею была там оставлена шляпка. Неважно по какой причине это случилось — по любой. Может быть, именно в этот раз она её забрала? В одном только можно было быть уверенным: шляпка не служила залогом, под дамские шляпки ростовщик деньги не ссужает. И потом, это всё никак не объясняет причину, по которой она сменила извозчика.
На Николаевском вокзале Шумилов зашёл в мужской туалет и как мог постарался вернуть себе человеческий вид. Взглянув на себя в зеркало, он увидел добрую царапину поперёк лба длиной никак не менее вершка; запёкшаяся кровь придавал ей весьма зловещий вид. Умывшись и расчесавшись, Шумилов как будто бы вновь почувствовал себя в своей тарелке. Гнев и мандраж, охватившие его во время драки, теперь прошли, он вновь стал сосредоточен и деловит. Конечно, ему бы следовало что — то сделать со своим плащом — пыльником, перепачканным в жирной грязи и притом с дырой от пули на кармане, но попытка очистить его успехом не увенчалась. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Шумилову пришлось снять плащ и перебросить его через руку a — la денди. Впрочем, на денди он всё равно нисколько не был похож, поскольку лишился своего головного убора.
Покинув уборную на вокзале, он направился на Гончарную улицу. Дементий сказал, что незнакомка направилась в ссудную кассу в «самом начале Гончарной», причём фамилии владельца он не помнил, то ли это был еврей, то ли поляк. Стало быть, эта касса имела вывеску, которую извозчик мог видеть с улицы. Момент сей представлялся немаловажным, поскольку далеко не все ростовщики афишировали свои услуги подобным образом. Многие из них работали только с хорошо знакомой клиентурой; попасть в контору такого ростовщика можно было только по слову — паролю или указав лицо, сообщившее адрес. Такие дельцы, понятное дело, вывесок не вешали никогда… Итак, ростовщическая контора в начале Гончарной. Нумерация домов по этой улице начиналась от Знаменской площади. Это означало, что нужная Шумилину касса находилась где — то совсем недалеко.
Среди владельцев ссудных касс и ломбардов было немало людей с криминальным прошлым или крепкими криминальными связями; многие из них не брезговали скупать краденое, хотя это запрещалось правилами и преследовалось законом. Но дух стяжания, который витал над этими заведениями, зачастую оказывался сильнее любых запретов. Понятно, что лишние встречи с полицией не входили в планы ростовщиков и всегда несли с собою потенциальную угрозу бизнесу. Но если ростовщику от полицейского невозможно было отмахнуться, то от человека «со стороны», который суётся с разными лишними вопросами — запросто. Поэтому Шумилову в предстоящем разговоре следовало соблюсти определённый баланс: с одной стороны, не позволить владельцу кассы уклониться от ответов, а с другой, не нарваться на категорический отказ от разговора. Помощь ростовщика могла оказаться весьма существенной, ведь на закладных квитанциях указывалось имя закладчика. А зто был реальный шанс разыскать меняющую внешность женщину.
Шумилову довольно быстро удалось найти нужную ссудную кассу. Она действительно располагалась в самом начале Гончарной, буквально во втором от Знаменской площади доме. Рука на вывеске с вытянутым указательным пальцем показывала во внутренний двор, а текст гласил, что у «Б. Березовского всегда отличный процент». Шумилов зашёл туда, куда вёл его указательный палец. Двор оказался тесен, грязен и к тому же заставлен штабелями ящиков из — под винных бутылок. Высокое крыльцо с коваными железными перилами и таким же козырьком над ним свидетельствовали о том, что именно здесь находится вход в контору ростовщика. Шумилов позвонил в колокольчик. В двери распахнулось небольшое, в вершок, окошко, забранное для пущей безопасности железными прутьями. Через него на Шумилова глянули два угольно — чёрных глаза под такими же угольно — чёрными бровями.
— Что у вас? — спросил глухой голос.
— У меня разговор к господину владельцу кассы, — как можно миролюбивее ответил Шумилов, — Я работаю помощником присяжного поверенного Карабчевского. Вот моя визитка.
— Подайте в окошко, — обладатель чёрных глаз и бровей несколько секунд изучал полученную карточку, — Тут написано, что Вы — юрист «Общества поземельного взаимнаго кредита»… И ничего не сказано о том, что Вы — помощник Карабчевского.
— Совершенно верно, — согласился Шумилов, — Кроме того, там ничего не сказано о том, что в настоящее время Карабчевский работает по делу об убийстве ребёнка и я, соответственно, тоже и при попытке препятствия нашей деятельности мы обратимся в полицию с требованием официального допроса хозяина этой кассы. Так вот, хотя об этом на визитке ничего не написано, я сейчас заявляю Вам это устно.
— Вы меня, милостивый государь, никак пугать вздумали, — изрёк голос после мгновенного замешательства.
— Ни в коем случае. Я лишь сообщаю Вам, что хотел бы поговорить с господином владельцем кассы.
— Подождите, не уходите.
Окошко захлопнулось. Примерно с минуту Шумилов стоял на крыльце в полном одиночестве. Затем дверь распахнулась, и здоровенный детина за порогом, ткнув пальцем куда — то себе за спину, проговорил:
— Пройдите прямо по коридору, никуда не сворачивая, там комната… Господин Березовский поговорит с Вами.
— Благодарю, — Шумилов кивнул охраннику.
Он миновал прихожую, оттуда попал в душный, пропахший пылью и мышами, коридор, прошёл мимо трёх закрытых дверей и, наконец, очутился в помещении, бывшем собственно ссудной кассой. Посреди комнаты стоял письменный стол, на котором красовалась одна — единственная амбарная книга, а вдоль стен располагались две стеклянные витрины и два закрытых шкафа. В витринах лежали какие — то безделушки. Навстречу Шумилову из — за стола поднялся Березовский, одетый неожиданно прилично для такого места и времени. Ростовщик был немолод, в чёрном сюртуке и бабочке он походил на государственного служащего, нежели торговца долгами.
— Вы из полиции? — был его первый вопрос.
— Нет. Я уже объяснил человеку на дверях, что работаю по особым поручениям присяжного поверенного Карабчевского, — уклончиво ответил Алексей Иванович, — Мне необходима ваша помощь. Надо ли говорить, что в Ваших же интересах снять с себя все подозрения в сотрудничестве с неблагонадёжным лицом.
— Анзор мне сказал, будто Вы упомянули об убийстве ребёнка… Речь на самом деле идёт об убийстве или это только предлог, чтобы попасть сюда? — уточнил ростовщик.
— Да, на самом деле Карабчевский сейчас занят делом об убийстве ребёнка.
— Простите за нескромный вопрос, возможно, я вторгаюсь в запретную область, но… не идёт ли,
