горячее будет утром. Пистолет с глушителем на его поясе кажется игрушечным.
В Лангаре стоит подразделение Министерства обороны Республики Таджикистан. Полковник – борода с проседью, обвисшая панама – собирает наших офицеров: «Вы идете к волку в пасть. До Хабуработа… я вас гаубицами прикрою, а там – как повезет. Желаю, чтобы все назад вернулись живыми и здоровыми». Спасибо, но где тот артиллерист, который прикроет длиннющую колонну на узком горном «серпантине» с закрытой позиции? На «памирке» местами чихнуть опасно – обвалится, а тут снарядами по горам долбить?
На ночь офицеры разведбата ставят подробные задачи по охране колонны. Разведчики никого к ней не подпускают, хотя желающих пощупать машины хватает. Бойцы таджикской армии явно голодны…
Ранним утром, выплеснув на землю клейкое варево из вермишели и тушенки, которое предложила полевая кухня, закусили сухпаем и поползли к перевалу. Гражданские водители заметно нервничают, кое- кто пытается отстать. Разговор с такими короткий: «Вперед. Не заводится? Толкай его в ж… броней!»
На перевале особо не побегаешь – высота за три с половиной тысячи метров. В ложбинах снег. Ледяной ветер. Здесь последний пост войск министерства обороны Таджикистана. Катается вперед-назад какая-то сумасшедшая БМП. Выше дороги – гигантская искореженная радиолокационная станция. Раньше здесь стояла радиолокационная рота, а теперь все разрушено, сожжено.
Поднимаясь к перевалу, сквозь шум моторов услышали взрыв. Оказалось, таджикский солдат с поста подорвался на своем минном поле. Оторвало стопу, сильно посекло осколками. Наши медики оказали экстренную помощь: остановили кровотечение, ввели обезболивающее, кровезаменители. Солдата, «распятого» на шинах, обмотанного бинтами, отнесли к машине и быстро вниз. Если будет вертолет, то выживет…
Начали спуск с перевала на Калай-Хумб. Пошла дороженька: слева – стена, справа – пропасть, на дне которой беснуется река.
Вот тебе и договор! Не прошли и десяти километров, как по головному дозору справа, с афганского берега, ударили безоткатки. Снаряды легли в десяти-пятнадцати метрах от машин. Солдаты и офицеры залегли под прикрытием бронетранспортеров. Прозвучали первые короткие автоматные очереди. А что толку стрелять: десяти гранат, брошенных сверху, хватило бы на всех.
Из-за уступа высунулся разведчик, замахал: «Не стреляйте!» За ним спокойно вышел бородач с автоматом на плече, поднял вверх ладонь:
– Почему не остановились? Мы вам махали…
– Так у нас же договоренность о пропуске колонны. Хлеб везем…
– Хлеб везете? А куда столько брони?
По-своему бородач был прав. Колонна с мукой стояла еще чуть ли не на перевале, а в обозримом пространстве были боевые машины.
Напряжение потихоньку спадало. А что дергаться: ловушка.
Моджахед заглянул внутрь бронетранспортера: «Таджики есть? Узбеки есть? Мы русских не трогаем».
Бородач назвался Исхобом. Выразил уверенность в том, что Россия все-таки примет ислам как единственно верное учение, охотно рассказывал об учебе во ВГИКе. Режиссер…
Два часа прошли в ожидании. Наконец команда: «Вернуться на перевал». Ей-богу, все вздохнули с облегчением. Не великое это удовольствие – стоять у стенки под дулами безоткаток и выслушивать упреки в том, что миротворческие силы явно предпочитают помогать одной стороне.
Глубокой ночью колонна возвращается в Лангар.
С утра застрекотали вертолеты. Разумеется, после такого скандала следовало бы ожидать прилета самого высокого начальства. Но из «восьмерки» вышел знакомый всем полковник Крюков – начальник штаба дивизии, «крестный отец» многих миротворческих рейдов. Через час-полтора он убыл на переговоры с командиром моджахедов – «генералом» Саламшо.
Офицеры обсуждают вчерашний инцидент и, не стесняясь в выражениях, говорят, что колонну подставили под огонь моджахедов намеренно.
На ПХД – водянистый супчик и рис с тушенкой и долгоносиком. Кстати, наша первая потеря была на этом злополучном пункте хозяйственного довольствия: вспыхнула соляра из форсунок и изрядно опалила солдата-повара.
Рано утром вновь уходим на Хабуработ. День в ожидании. Ночуем на перевале. Холодно. Чтобы приготовить пищу, разведчики разобрали на дрова старый кузов от «КамАЗа». Спали под защитой брони, укрывшись танковым брезентом.
Колонну пропускают. Из боевых машин моджахеды «разрешают» оставить пять бронетранспортеров.
От места, где нас обстреляли (здесь у моджахедов передовые посты), на бронетранспортер усаживаются «воины Аллаха» и следуют вместе с нами. Их быстро окрестили «наблюдателями».
«Меня будто оплевали. Они расселись с оружием на моей броне. А я должен молчать и выполнять их требования: где остановиться, куда ехать?» – это слова лейтенанта-разведчика. Что ему ответить? Мы сами пришли сюда с оружием…
Моджахеды отлично экипированы, автоматы новехонькие. Первыми вступают в разговор. Основная тема – недовольство нынешним правительством Таджикистана и скорая победа «борцов за веру», только бы не мешала Россия. «Укрепляйте границу, а все остальное мы решим сами». Не скрывают, что многие из них проходили боевое обучение в Афганистане и Пакистане.
Дорога до кишлака Шипад перекрыта моджахедами надежно. Они сами называют горы «своим оплотом». К нам относятся с легким недоверием. Вспоминают события двухлетней давности в Кулябе, Рогуне, Душанбе, Тавиль-Даре и т. д. Помнят все: имена, звания, лица, номера техники. Говорят: «Сунетесь с силой – взорвем дорогу, завалим». А чего ее взрывать – сама рушится. На обочинах стоят ржавые, разграбленные трактора дорожной службы. Кто такую технику даст теперь Памиру? Таджикистану? За валюту разве?
Кстати, моджахеды утверждают, что не получают денег вообще. Как проверишь? А вот не пьют – это точно. И «травкой», сколько мы могли видеть, не балуются. Курят – единицы. Один из бородачей рассказывал, как тренировали в афганском лагере: «Плохо бегаешь по горам – инструктор очередь под ноги. Бывает, что и зацепит».
Ночлег в кишлаке Калот. Райское место было! Теперь же ни шашлычной, ни гостиницы. Горячий сухой ветер дует с афганской стороны. Афган рядом – только Пяндж перейти. Но не в эту пору. «Такого разлива не было уже лет двадцать», – говорят старые памирские водители. Бешено кружится коричневая вода.
Пусть карты наши слегка врут, но дорога одна. Она и привела в Хорог. Колонна выстроилась на площади перед зданием Верховного Совета Горного Бадахшана. Начинают собираться группками местные жители, моджахедов в колонне осталось двое. Без оружия. Здесь их не жалуют.
Офицеров и солдат кормят в подвале Верховного Совета ГБАО вермишелью и хлебными котлетами.
В Хороге потихоньку разгораются страсти. Не все положительно отнеслись к нашему появлению. Пришлось сменить место стоянки: со двора гостиницы автобазы перебрались в расположение местного горно-стрелкового батальона.
Вечером пришло известие о том, что при спуске с перевала Хабуработ вблизи Лангара погиб командир взвода связи лейтенант Алексей Бобылев. Водитель не сумел правильно сориентироваться на горной дороге – бронетранспортер врезался в скалу и перевернулся.
Большинство памирцев, подходящих к нам, заявляет, что ГБАО должна войти в состав России на правах суверенного государства. Вспоминают предстоящий 100-летний юбилей присоединения Горного Бадахшана к России (в 1895 году).
Полдень. Машины еще не разгружены, а надо срочно уходить. Поступают сведения о разрушении и затоплении дороги. Наконец прибывают грузовики. Беженцев, возвратившихся из Афганистана, которых
