сколько приблизительно зерна он вырастит, сколько продаст государству и какие товары получит взамен по своей учетной карточке. Такая система стимулирует крестьян добиваться более высоких урожаев.
Правительство стремится сделать сельское хозяйство многоотраслевым, всячески поощряя выращивание так называемых нетрадиционных культур. Сейчас в стране под рисом занято шестьдесят процентов земель. На остальных выращивают хлопок, джут, кукурузу, арахис, сахарный тростник, гевею, кокосовую пальму, табак, кунжут, чай. Однако урожайность культур все еще невысока.
Правительство списало с крестьян старые долги, повысило закупочные цены на рис, разрешило продавать на рынке излишки зерна, запретило ростовщичество.
Теперь в Бирме электрифицированы почти все города и около пятисот деревень. Построены заводы минеральных удобрений, десятки оросительных каналов и плотин, сооружены новые рисо-очистительные заводы. Работают около ста машинопрокатных станций, призванных модернизировать сельское хозяйство.
Западные экономисты «пророчествовали»: бирманскому крестьянину суждено век ходить с сохой за буйволом и никогда не выбраться из нужды. Но уже сегодня поля Бирмы обрабатывают пять с половиной тысяч тракторов, среди которых немало чехословацких «зеторов». Чехословакия помогла Бирме построить тракторосборочный комбинат.
Почти тридцать лет сотрудничает Бирма с социалистическими странами. Уважают эту страну во всем мире за ее последовательную миролюбивую политику. Она — противница военных пактов и неизменно следует курсу превращения Юго-Восточной Азии в зону мира на Земле.
В наследство от колонизаторов Бирме досталось монокультурное сельское хозяйство. Практически страна была превращена в кладовую риса. Рис и сегодня основа экономики страны. Бирманский рис покупают Индия, Шри Ланка, Вьетнам, Индонезия.
Другая важная статья бирманского экспорта — тиковая древесина. Тик, «зеленое золото» страны, издавна пользуется огромным спросом во всем мире. Еще четыреста лет назад арабские купцы вывозили из Бирмы тик — «индийский дуб». Позднее тиковые деревья были объявлены собственностью английской короны и вырубка их строжайше преследовалась законом.
Перед второй мировой войной годовая заготовка тика составляла полмиллиона тонн, из них около половины вывозилось за рубеж. После войны она сократилась в четыре раза. Но и теперь Бирма остается крупнейшим экспортером тика. В семидесятых годах в бирманских лесах произрастало около шести с половиной миллионов тиковых деревьев.
Тик мало уступает по прочности слоновой кости, он не гниет, его не точат термиты. Это лучший в мире материал для корабельных палуб. Судно с тиковой оснасткой выдерживает любые штормы. Кроме того, из тика делают превосходную мебель, паркет, сувениры. Любят его мастера-резчики за красивую и теплую текстуру.
Растет тик на равнинах и на склонах гор. Дерево живет больше ста лет, достигает пятидесяти метров в высоту, цветет яркими малиновыми цветами. Чтобы «повзрослеть», дереву надо расти сорок лет.
Процесс заготовки тика чрезвычайно трудоемок и занимает несколько лет.
Сырая, свежесрубленная древесина так тяжела, что тонет в воде и ее нельзя сплавлять. Поэтому дерево «сушат» на корню. Делают глубокий надрез на стволе, но не валят, а дают постоять два-три года. После валки гигант еще долго «досыхает», что улучшает такие свойства древесины, как прочность и стойкость к гниению.
Сплавляют тик по рекам, дождавшись сезона дождей. Бревна увязывают в плоты, связывают канатами, и плывут они на юг, в Рангун — на заводы, в порт.
По природным запасам Бирма — одна из самых богатых стран Юго-Восточной Азии, хотя она продолжает оставаться слаборазвитой, аграрной страной. Недра ее еще недостаточно изучены. Но и разведанные ресурсы разрабатываются пока не в полной мере. Были обнаружены значительные запасы нефти и природного газа, однако для развития нефтяной промышленности не хватает средств и квалифицированных кадров. В подземных кладовых страны есть вольфрам, свинец, олово, медь, цинк, сурьма, никель, кобальт, хром, кварц, мрамор, железная руда, серебро и золото. Всемирной известностью пользуются бирманские рубины, сапфиры и жемчуг.
3. Обычный день Востока
Ни то ни другое. Я назвала бы его монастырским будильником.
Представьте себе небольшую деревянную наковальню с выдолбленными по краям отверстиями, к которой прилагается колотушка. Резкий «голос» каледета в пять утра ежедневно возвещает о том, что новый день в Бирме наступил, по крайней мере для поунджи. Бьют в каледет сначала медленно, потом все быстрее и заканчивают яростной дробью, которая способна разбудить любого лежебоку.
Звуки каледета проникали в наш дом через плотно закрытые окна и шум кондиционера. Сон обрывался с легкостью паутинки.
«Проснись! Покинь дом! Иди навстречу солнцу!» — неслось неистовое стаккато монастырского будильника.
Со временем я привыкла к звукам каледета, и они доходили до слуха в полусне. «Это поунджи должны вставать. Тебя это не касается. Ты можешь еще спокойно поспать», — сквозь сон уговаривала я себя.
Сотни тысяч монастырей (их называют здесь поунджи-чаун) рассыпались по Бирме. Маленькие и большие, непритязательные и покрытые искусной резьбой, знаменитые и безымянные… Но все они деревянные, построенные из тика.
Внешне монастыри ничем не отличаются от жилых строений. В восточной, наиболее почетной части располагается зал для посетителей. Там, против главного входа, стоит статуя Будды. Там же по воскресеньям читается «закон», принимаются пожертвования. Жилые кельи для монахов упрятаны в задней, западной части здания.
Славится монастырями Мандалай — последний оплот и резиденция бирманских королей. Мандалай считался в XIX веке центром буддизма всей Юго-Восточной Азии. Теперь блеск королевской столицы потускнел, остались одни отблески — старинные поунджи-чауны.
В дальнем конце нашего сада за низкой кирпичной стеной тоже стоит поунджи-чаун. Самый обыкновенный: несколько приземистых строений вокруг такого же невысокого центрального здания скрываются в тени деревьев. Кстати, одна из заповедей Будды — жить в тени деревьев.
Долго я не отваживалась поближе познакомиться с жизнью необычных соседей, хотя калитка в разделяющей нас стене днем была постоянно открыта и монахи привычно сокращали путь, проходя через наш участок: ведь гораздо приятнее пройти затененным садом, чем идти по горячему асфальту под жгучим солнцем.
Ранним утром в саду мне нередко встречались поунджи с тапеитами в руках и черными зонтами. Они проходили мимо, молча приветствуя меня дружелюбной улыбкой. Ободренная их примером, я тоже несколько раз прошла краем монастырского сада, чтобы сократить дорогу до соседней улицы. Но всякий раз меня не покидало ощущение, что я делаю что-то недозволенное, неделикатное. К тому же такое сокращение пути имело свои неудобства: по территории монастыря нужно было идти босиком.
Лишь однажды я рискнула сойти с посыпанной гравием дорожки и заглянуть в зал центрального здания монастыря. И я увидела то, что ожидала: по всему залу размещались статуи Будды, а перед ними, низко склонив голову, недвижно сидели, поджав под себя ноги, оранжевые фигурки…
Иногда все обитатели монастыря собирались в зале, хором повторяя каноны на непонятном мне языке. И монотонный речитатив, доносившийся из-за калитки, необъяснимо тревожил душу. У наших домовладельцев были свои взаимоотношения с монастырем: они регулярно приносили ему дары,
