Китая и о тех бесчинствах, которые они при этом творили. Тогда я еще не знал точно, что происходит в этой стране.
Как бы то ни было, нас не поразила ни еда в этом городе, ни сам этот город. Правда, одним этот прием пищи мне все же запомнился: впервые в жизни я должен был платить за еду. Подкрепившись, мы вышли на улицу и направились во двор одного из муниципальных зданий с тем, чтобы посидеть там и поговорить. Мы расседлали лошадей и отпустили их немного попастись и отдохнуть, в чем они сильно нуждались, потому что на следующий день мои спутники должны были отправиться в обратный путь в Тибет. И вот теперь на манер туристов, которые объезжают весь мир и возвращаются домой, они гадали, что бы такого привезти своим друзьям в Лхасе. Я тоже призадумался над тем, что передать ламе Мингьяру Дондупу.
Мы поговорили некоторое время о подарках и сувенирах, а затем единодушно решили еще раз пройтись по городу и кое-что купить в магазинах. Вскоре мы снова вернулись в тот небольшой сад, где паслись наши лошади, сели на траву и долго разговаривали.
Стемнело. Приблизилась ночь. Звезды едва можно было различить сквозь дымку, потому что к этому времени туман развеялся, и осталась одна лишь дымка. Снова мы поднялись на ноги и отправились на поиски пищи. На этот раз нам удалось найти трактир, в котором подавали блюда, приготовленные из морских продуктов. Эта еда была совсем непривычной для нас и нам не понравилась, однако мы насытились, и это было главное. Поужинав, мы вернулись на старое место. Казалось, лошади ждут нас, потому что они приветственно заржали, когда мы приблизились. Они выглядели хорошо отдохнувшими, и мы убедились в этом, когда оседлали их. Я никогда не был хорошим наездником и поэтому предпочитал уставшего коня отдохнувшему. Мы выехали на улицу и направились по дороге, ведущей в Киалинг.
Мы покинули Чунцин и двигались по дороге, проходившей по окрестным полям, туда, где собирались провести ночь, – в тот ламаистский монастырь, где я должен был поселиться на время учебы в колледже. За городом мы свернули вправо и поднялись по склону лесистого холма. Оказалось, что в монастыре исповедуют как раз ту разновидность тибетского буддизма, которая была мне особенно близка, и поэтому я почувствовал себя почти как дома, когда вошел в один из храмов во время богослужения. Дым от благовоний клубился облаками, и я затосковал по дому, когда услышал, как высокие голоса новичков вторят низким голосам старших монахов. Мои спутники, казалось, догадывались о моих чувствах, поэтому молчали, оставив меня наедине с собой. Некоторое время после службы я неподвижно оставался на своем месте. Я все думал и думал. Я припомнил тот день, когда впервые поселился в ламаистском монастыре после нескольких лет неурядиц и страданий. Теперь я тоже страдал, возможно, даже больше, чем тогда, потому что тогда был слишком молод, чтобы разбираться в жизни. Теперь же я знал уже немало и о жизни, и о смерти.
Через некоторое время пожилой настоятель медленно приблизился ко мне.
– Брат мой, – молвил он, – нехорошо так много думать о прошлом, когда все будущее ждет нас впереди. Одно богослужение кончилось, брат, и скоро начнется другое. Отправляйся-ка спать, ведь завтра нас ждут новые дела.
Не говоря ни слова, я поднялся на ноги и проследовал за ним туда, где должен был отныне спать. Мои спутники уже отошли ко сну. Я прошел мимо их неподвижных фигур, завернутых в одеяла. Спят ли они? Возможно. Хотя кто знает? Возможно они мечтают о том, как будут долго возвращаться домой и увидят в конце концов родную Лхасу, Я тоже завернулся в одеяло и улегся, Тени от луны вытянулись и, когда я засыпал, стали невообразимо длинными.
Я проснулся оттого, что в храме пела труба и били в гонг. Пришло время подниматься и снова отправляться на богослужение. Служба в храме всегда осуществляет до завтрака, но я чувствовал, что голоден. Однако после нее, когда еда уже стояла передо мной, я потерял аппетит. Съел я мало, даже очень мало, потому что меня донимала тоска по дому. Мои спутники ели хорошо, с аппетитом, и не удивительно – ведь они должны были набираться сил перед тем, как отправиться сегодня в обратный путь. После завтрака мы немного прошлись по окрестностям. Во время прогулки мы практически ни о чем не разговаривали. Казалось, нам не о чем особо говорить. В конце концов я сказал:
– Передайте это письмо и этот подарок моему наставнику, ламе Мингьяру Дондупу. Передайте ему, что я буду писать ему как можно чаще. Расскажите ему о том, как я скучаю по нему и его наставлениям, ведь вы убедились в этом сами.
Затем я покопался немного в своих внутренних карманах и продолжил:
– А это, – сказал я, доставая пакет, – предназначается Величайшему. Отдайте это моему Наставнику, а он уж передаст Далай-Ламе.
Они взяли у меня пакет, и я отвернулся в сторону, потому что меня одолели эмоции. Я не хотел, чтобы другие видели их у меня, чтобы они знали, что я, главный лама группы, подвержен таким чувствам. К счастью, они ничего не заметили, потому что тоже были взволнованы. Ведь за это время между нами завязалась искренняя дружба, невзирая на все различия в нашем статусе, что в Тибете значит немало. Им было грустно проедаться со мной, ибо не хотелось оставлять меня одного в этом чужом нам всем мире, который они в глубине души ненавидели, возвращаясь в любимую Лхасу.
Некоторое время мы прогуливались между деревьями, рассматривая цветы на полянах, слушая голоса птиц, поющих на ветвях деревьев, и глядя на сверкающие облака среди небесной лазури. А затем пришло время расставания. Мы вместе вернулись в старый китайский ламаистский монастырь, утопающий в зелени деревьев на холме, который возвышался над Чунцином и рекой. Нам нечего было сказать друг другу, когда наше совместное пребывание подошло к концу. Мы чувствовали грусть и неловкость, направляясь в конюшню, где мои спутники неспешно оседлали лошадей. Они вывели за уздечку и мою лошадь, моего верного друга в пути, которая теперь – счастливое существо! – отправлялась обратно в Лхасу.
Мы обменялись еще несколькими словами, а затем они сели верхом на своих лошадей и двинулись в сторону Тибета, оставив меня стоять и смотреть им вслед. Они становились все меньше и меньше, пока не скрылись из виду за поворотом дороги. Топот лошадиных копыт затих в тишине. Небольшое облачко пыли на далеком повороте дороги развеялось. Я стоял, вспоминая прошлое и с ужасом вглядываясь в будущее. Не знаю, сколько я простоял в безмолвном забытьи, пока приятный голос не прервал мои мрачные воспоминания.
– Достопочтенный лама, не забывайте, что в Китае живут люди, которые станут вашими друзьями. К вашим услугам, достопочтенный лама из Тибета, один из студентов медицинского колледжа в Чунцине.
Я медленно оглянулся и заметил рядом с собой приятного молодого монаха-китайца. Мне показалось, что он немножко волновался. Ведь он не знал, как я, настоятель и высокопоставленный лама, отнесусь к нему, простому китайскому монаху. Но я был рад с ним познакомиться. Оказалось, что это Хуанг, человек, который впоследствии дал мне повод гордиться нашей дружбой. Мы вскоре близко познакомились, и мне было очень приятно, что он также является студентом, который приступает к занятиям завтра, как и я. Ему тоже предстояло познакомиться с этими загадочными предметами – электричеством и магнетизмом. Оказалось, что он обучается по той же программе, что и я, и поэтому нам было суждено много работать вместе.
Мы повернулись и направились к монастырю. Когда мы проходили через монастырские ворота, к нам подошел еще один китайский монах.
– Нам нужно явиться в колледж, – сказал он, – для того, чтобы зарегистрироваться.
– О, я уже сделал это, – ответил я. – Я зарегистрировался еще вчера.
– Это так, достопочтенный лама, – сказал он. – Однако тогда вы записались не в список студентов, а в список братства, ведь в колледже мы все становимся братьями, подобно студентам американских университетов.
Вместе мы снова вышли на дорожку, ведущую от монастыря в сторону главного пути, который пролегает между Чунцином и Киалингом. Эта дорожка проходила через рощу, где росло много самых разнообразных цветов. В обществе этих молодых людей моего возраста поход в город не показался мне долгим и скучным. Вскоре мы уже снова были возле зданий, которым было суждено стать нашим дневным домом. Мы вошли внутрь. Молодой служащий в голубой ситцевой рубашке был очень рад нас видеть.
– О, я так рад, что вы пришли, – сказал он. – Здесь к нам приехал американский журналист, который знает китайский язык. Ему не терпится увидеть высокопоставленного ламу из Тибета.
Он провел нас по коридору на этот раз в другую комнату, в которой никто из нас еще не был. Это было помещение для приема гостей. В нем сидело множество молодых людей, разговаривавших с девушками, вид
