Сабельников распорядился всему цеху работать на нас, но чтобы показ не сорвался. К 11 часам машину восстановили. Все готово. На смотр Маргелов приехал не сам, а пригласил троих заместителей министров тех министерств (Миноборонпрома, Минмаша, Минсельхозмаша), которые делали орудие – кто базу, кто боеприпасы, кто ствол и т.д. Кроме того, прибыли маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян, начальник ГРАУ маршал артиллерии П.Н. Кулешов, командующий сухопутными войсками и еще какие-то большие начальники, всех уже и не помню. В общем, большая и достаточно серьезная компания. Маргелов рассчитывал здесь же решить вопрос постановки ОКР по созданию такой машины.
Показ состоялся, все прошло успешно. Маргелов всецело и решительно поддержал нас. КБ, предлагавшее М-30, подготовить макет не успело. Но тут появились новые соперники – разработчики боеприпасов, заявив: зачем делать нарезной, давайте делать гладкоствольный, будем стрелять обычной миной и все будет прекрасно. Воевали мы с ними года полтора, провели кучу стрельб и миной из гладкого ствола, и миной из нашего нарезного ствола, и снарядом. Когда мы убедили своих оппонентов, они стали нашими лучшими друзьями и соратниками.
Против нарезного боеприпаса выступал и главный разработчик «Передатчика» – однокашник Авенира Гавриловича по институту. Много убили времени, истратили нервов на споры, но убедили и его. Он тоже превратился в нашего союзника. К этому времени в ОКБ-9 пришел новый руководитель и от сотрудничества с нами отказался.
Пришлось обращаться к Калачникову Юрию Николаевичу-главному конструктору Пермского машиностроительного завода. С этим заводом мы разрабатывали ранее «Гиацинт». Они взялись быть главными по ОКР. И закипела работа. К нам в институт приехали начальник КБ Шварев Рафаэль Яковлевич и ведущий конструктор Пиатровский Александр Юрьевич (из того самого рода Пиотровских, что дал стране двух директоров Эрмитажа). Согласовали все вопросы. Работа была дружная и успешная. Начали изготавливать образец. Но тут снова появились трудности.
По разработке шасси головным был всегда Волгоградский тракторный завод (относившийся к Минсельхозмашу). Но на этот раз он отказался. Тогда эту работу взял на себя Пермский машиностроительный завод. Пришлось орудие даже сначала собирать на заводе «Баррикады» в Волгограде, буквально таская туда детали с тракторного завода.
В процессе работы возникали сложности с разработкой взрывателя, который должен работать на очень малых и больших нагрузках и на перегрузках.
Сработал взрыватель в канале ствола. В итоге у нас не стало ни ствола, ни машины. Надо было доказывать, как и почему, чтобы все получить и продолжать работу. Авенир Гаврилович собрал все стволы, что у нас были от минометов, и доказал, что виноват взрыватель. Это он умел делать гениально. В 1974 г. мы подготовили макет, нам открыли ОКР, а в 1980 г. орудие было уже в Афганистане. САО 2С9 «Нона-С» мы создали фактически за 5 лет.
Система управления на «Ноне» не отличалась от той же «Гвоздики» и «Акации». Такой же прицел. Параллельно с этим Ковровский ВНИИ «Сигнал» (директор института Сазыкин Юрий Михайлович) разрабатывал машину разведки и управления огнем «Реостат», которая управляла «Нонами».
Название орудия «Нона» было предложено ГРАУ, которое определяло названия по существующему каталогу. В войсках «Нону» стали называть по- своему: и «Нюркой», и даже «новым орудием наземной артиллерии».
Очень большую помощь в работе по созданию орудия оказывали Воздушно- десантные войска. САО 2С9 «Нона» заменила им 120-мм полковые минометы и 85-мм пушки СД-44.
Новое орудие решало все задачи, что и 120-мм миномет, но с большей дальностью, могло стрелять всеми (в том числе и иностранными) минами 120-мм калибра. Поэтому ВДВ были заинтересованы в этом орудии. Универсальное, самоходное, освоенная база, отдельных средств десантирования не надо.
В войсках орудие ждали с нетерпением и начали эксплуатировать еще до официального приема на вооружение. Орудие сразу зарекомендовало себя и приобрело авторитет в войсках. И не только у артиллеристов.
ВДВ на самом начальном периоде выделило расчет для испытаний во главе с лейтенантом Быченковым. Расчет (экипаж) прошел все стадии освоения орудия, начиная от сборки в цеху на заводе, все этапы испытаний, в том числе (и это главное) и боевой стрельбой. И вот когда я рассказывал о разрушении машины, только счастье уберегло расчет от гибели. Они все рвались стрелять из машины, но руководитель испытаний в Красноармейске объяснил им, что в данной ситуации этого делать нельзя: «стойте за стенкой и наблюдайте». А если бы экипаж залез в машину, уступи руководитель, от них бы ничего не осталось. Бог есть. И бережет береженного. Кроме того, генерал Маргелов распорядился выделить людей в помощь заводу. Очередной дивизион перевооружение начинал на заводе, в сборочном цеху. Около 200 человек постоянно работали на заводе. Таким образом, ускорили производство орудий и сократили сроки освоения и перевооружения артиллерии ВДВ.
А лейтенант Быченков воевал в Афганистане, командовал батареей орудий «Нона», получил тяжелое ранение (потерял ногу). Авенир Гаврилович и Борис Михайлович Островерхов, председатель НТК ВДВ, помогли ему устроиться на службу в военкомат по месту жительства.
Как быстро шла разработка орудия, в таком же темпе Авенир Гаврилович организовал испытания. Режим был таким: до 7 утра подъем, завтрак и на полигон. Часам к 20 возвращались, «разбор полетов»; большой журнал, куда записываются все замечания, что надо завтра, кому, что и куда, тут же составляется протокол испытаний и т.д. Часа в 2 ночи – отбой. А с 7 утра снова вперед. Вот такой режим. Благодаря такой оперативности испытания прошли быстро.
Нужно было отстрелять режим стрельбы – это 90 выстрелов за 30 минут. Отстрел режима – обычная процедура при разработке орудия. Я как расчетчик просчитал, что 90 выстрелов, заданные по ТТЗ, мы не выжмем, максимум – 50. Авенир Гаврилович: «…задано 90, стрелять». Начали. И не уложились. По традиции главный конструктор перед режимной стрельбой (заключительная операция) ставил под кровать ящик с водкой, которую должны выпить после стрельбы. Не уложились в 90 выстрелов, но ящик опустошили. Определили режим в 70 выстрелов. И снова не уложились. В конце концов, вышло по- моему, уложились в 50 выстрелов. Но ящик очередной оставили пустым.
Правда, не всегда Авениру Гавриловичу нравились результаты моих расчетов, которые я упорно отстаивал, а он с таким же упорством отстаивал свои, сомневаясь и не сразу уступая. А когда выходило все- таки по-моему, говорил: «Твоя правда, молодец», – и жал руку. Никогда не обижался.
Когда мы со своей «Ноной» приехали в Лугу на войсковые испытания, Авенир Гаврилович встретился с начальником артиллерийской академии генералом Матвеевым, с которым был давно знаком и дружен, и говорит ему:
– Вот моя «Нона» сейчас пальнет, посмотрим воронку, будет 5 метров в диаметре.
– Да ты что? Не может быть. У нас 152-мм снаряд такую не делает.
Поспорили. На что, не знаю, но, наверное, не на кружку молока.
Произвели два выстрела, взрыватель поставили на фугасное действие. Поехали смотреть результат. Генерал Матвеев удивился и попросил сфотографировать его на бровке воронки.
