резиновой трубки и пытается выбраться оттуда на волю.
Все стало еще темнее, еще чернее. Казалось, он попал в узкую, длинную и бесконечно черную трубу. Но наконец где-то вдалеке появился свет. Но был ли это свет? Он казался каким-то красным, переходящим в оранжевый и напоминал по цвету флуоресцирующий жилет, который Молигрубер надевал, убирая улицы. Лихорадочно Молигрубер стал протискиваться из трубы навстречу свободе – вперед, дюйм за дюймом. Он попытался вдохнуть, но обнаружил, что не может сделать этого. Он прислушался к своему сердцу, но не услышал сердцебиения. В ушах стоял постоянный шум – словно дул сильный ветер. Затем, когда ему казалось, что он остановился, какая-то сила сама по себе постепенно стала выталкивать его из трубы. Наконец он достиг конца трубы и застрял там на некоторое время. Затем раздался мощный хлопок, и он вылетел из трубы, словно горошина из детского воздушного пистолета. Он стал вращаться, пытаясь увидеть, что творится вокруг. Но там ничего не было. Не было ни красного, ни оранжевого света, не было даже темноты. Не было НИЧЕГО!
Испугавшись этого странного состояния, он начал двигать руками, пытаясь нащупать хоть что-то, но ему ничего не попалось. Казалось, что у него просто не было рук. Снова его охватила паника, он попытался оттолкнуться ногами и стал отчаянно размахивать ими. Но снова-таки ноги ни к чему не прикасались. Он их не чувствовал, так, словно их не было вообще. Тогда он попытался ощупать руками собственное тело, но насколько он мог понять, у него не было ни рук, ни пальцев, ни самого тела. Он просто «был», вот и все. Ему на ум пришел отрывок когда-то услышанного разговора. Там речь шла о бесплотном духе, лишенном формы, лишенном очертаний, но существующем как-то и где-то. Казалось, что он куда-то стремительно уносится, но в то же время он оставался совершенно неподвижен. Он ощутил странное давление, а затем ему показалось, что он попал в смолу – горячую смолу.
Где-то на краю памяти возникла картина: он, совсем еще маленький мальчик, наблюдает за тем, как какие-то люди смолят дорогу. Один из мужчин, возможно, сослепу, а возможно, просто желая поразвлечься, перевернул тачку, на которой стоял бочонок со смолой, и облил мальчика с головы до ног. Маленький Молигрубер так и остался стоять, не в силах даже пошевелиться. Такое же чувство возникло у него и сейчас. Он ощутил жар, невыносимый жар, затем похолодел от испуга, а после вновь ощутил жар. Все это сопровождалось чувством движения, которое не было движением вовсе – так как он оставался неподвижным. «Неподвижен, как мертвый», – подумал он.
Время шло, а может и нет? Этого он не знал, так как все время находился здесь, в самом сердце
Он существовал один в пустоте. Здесь не было ничего такого, что можно было бы разглядеть, ничего такого, что можно было бы пощупать. Но даже если бы и существовало что-то, что можно было бы пощупать, это не помогло бы ему, так как щупать ему было нечем.
Время тянулось медленно… Тянулось ли оно вообще? У него не было представления о том, как долго он здесь пробыл. Время не имело смысла. Ничто больше не имело смысла. Он был просто «там», где бы это «там» ни находилось. Он болтался в пустоте, словно муха, попавшая в сеть паука, но он не чувствовал себя мухой, так как у мухи хотя бы была паутина, на которой та могла висеть. У него же не было ничего. Старик Молигрубер попался в
Он просто «был» чем-то или даже ничем, окруженным пустотой. Его разум или сознание, или что-то иное, что у него оставалось, пыталось формулировать мысли, пыталось создать что-то из страшной пустоты, окружающей его. Ему явилась мысль: «Я – ничто, существующее посреди ничего».
Внезапно на ум ему взбрела странная мысль – словно спичка, зажженная в безлунную ночь. Как-то раз его попросили сделать дополнительную работу – какой-то мужчина пожелал расчистить свой гараж. Старик Молигрубер отправился туда, осмотрелся вокруг, нашел маленькую тачку и несколько садовых инструментов, после чего он открыл дверь гаража ключом, который дал ему хозяин. Когда дверь распахнулась, Молигрубер увидел, что гараж забит самой причудливой коллекцией барахла, которую он когда-либо видел. Перед ним лежал диван с пружинами, торчащими в разные стороны, кресло с двумя отломанными ножками и тучей моли, копошащейся под обивкой. На стене висела рама, а в раме – велосипедное колесо. Тут же валялись шины – шины для снега и какие-то дырявые шины. Дальше лежали бесполезные ржавые инструменты. Там были и такие вещи, которые могли быть собраны лишь самым бережливым человеком, – керосиновая лампа с треснутым абажуром, венецианские жалюзи, а в дальнем углу стоял деревянный манекен, такие манекены обычно используют портнихи, когда шьют женские платья. Он выгреб все это, отвез на улицу и оставил рядом с мусорным ящиком. Затем он снова возвратился в гараж.
Под старым кухонным столиком находилась облупившаяся ванночка, возбудившая его любопытство. Молигрубер потянул ее на себя, но та не двигалась. Тогда он решил, что вначале должен поднять стол. Он потянул стол на себя, и оттуда выпал средний ящик. В ящике оказалось несколько монет. «Ладно, – подумал Молигрубер, – жалко выбрасывать их, я смогу купить на них бутерброд с сосиской». И он засунул монеты в карман. Продолжая исследовать содержимое ящика, Молигрубер обнаружил конверт, набитый бумажными деньгами различных стран. «Ладно, – подумал он, –
Ванна оказалась набита книгами. Некоторые книги имели очень странный вид. Но Молигруберу некогда было разглядывать их. Он свалил их в одну кучу. На дне оказалось несколько книг в мягких обложках. Несколько из них привлекли его внимание. Рампа. Книги были написаны Рампой. Молигрубер лениво перелистал парочку из них. «Ага, – сказал он про себя, – этот парень, должно быть, большой чудак. Он верит в вечную жизнь. Хм!» Он бросил книжки на кучу и вытащил еще парочку книг того же автора. «Этот парень написал уйму книг», – подумал Молигрубер. Мусорщика настолько поразило само количество, что он стал пересчитывать все книги Рампы. Некоторые книги были безнадежно испорчены, из- за того, что на них перевернулся пузырек с чернилами. Одна книга была в чудесном кожаном переплете. Молигрубер издал вздох сожаления, вертя ее в руках, – чернило въелось глубоко в кожаный переплет. «Какая жалость, – подумал он, – я бы смог выручить несколько баксов только за переплет, будь он цел». Но стоит ли плакать над разбитым корытом? И Молигрубер отшвырнул книгу в кучу к другим.
На самом дне ванночки, в гордом одиночестве, покоилась еще одна книга. Она была защищена от чернил, защищена от грязи, защищена от пыли прочной пластиковой обложкой. Молигрубер нагнулся и снял обложку. На переплете красовалось название «Ты вечен». Что-то заставило его начать перелистывать эту книгу. В ней оказались иллюстрации. Повинуясь какому-то странному чувству, Молигрубер засунул книгу в карман и снова принялся за работу.
Сейчас же, находясь в этом странном состоянии пребывания в пустоте, он вспомнил некоторые фразы из этой книги. Возвращаясь домой в тот вечер, он купил по дороге банку пива и большой кусок сыра. Расположившись поудобнее за столом и задрав ноги повыше, он стал читать «Ты вечен», но некоторые вещи в этой книге показались ему столь фантастичными, что скоро он запустил ее в дальний угол комнаты. Сейчас он горько сожалел о том, что не прочел этой книги, так как она могла бы дать ему ключ к разрешению нынешней дилеммы.
Его мысли носились по кругу, словно пылинки, поднятые смерчем. О чем шла речь в той книге? Что подразумевал автор под этим? А что хотел сказать автор тем? Молигрубер вспомнил с сожалением, как его всегда возмущала мысль о том, что жизнь возможна и после смерти.
Одна из мыслей, прочитанных в книге Рампы (или это было написано в письме, которое он нашел среди мусора?), пришла на ум Молигруберу: «Если ты не веришь в существование вещи, она не сможет существовать». И еще одна: «Если человек с другой планеты прибудет на Землю и если этот человек окажется совершенно неизвестным землянам, возможно, они не смогут даже увидеть его, так как их разум не сможет принять того, что находится слишком далеко от их точки отсчета».
Молигрубер все думал и думал, а затем произнес про себя: «Ладно, я умер. Но я нахожусь где-то, а следовательно, должен существовать. Значит, должно быть что-то после смерти. Жаль, что я не знаю, что это такое». По мере того как он думал, ощущения липкости или смолистости сгущались. Ощущения были такими странными, что он даже подумал о том, что тогда он, наверное, ошибался и