засмеялась. — Я, должно быть, произвожу впечатление дурной женщины?
— Нет, что вы. Но… вы очень необычная, это точно. И именно поэтому мне так нравится с вами разговаривать. Ведь и я… и в моем характере тоже есть странности… и поэтому… вы мне очень нравитесь, госпожа Юмико.
Тэкэхико был настолько взволнован, что с трудом контролировал себя. Ему хотелось излить душу, поплакать даже, но опасение, что Юмико оборвет разговор на полуслове, останавливала его.
— Сёдзи-сан, давайте посмотрим на луну. — Юмико сменила тему разговора, чем несколько расстроила своего восторженного поклонника. Не отбирая бинокль у него из рук, она поднесла его к глазам и стала всматриваться в небо. Яркая белая луна отчетливо вырисовывалась в синеве. — Какой четкий полумесяц! Смотрите, как прекрасно видны лунные пятна, кратеры — не хуже, чем в телескоп.
Такэхико тоже стал всматриваться в луку, но более небесного тела его занимали сейчас другие ощущения — тепло рук Юмико (его еще хранил бинокль), тепло от прикосновения щек, чудесный аромат волос. Она не отняла руки, когда Такэхико заключил ее в свою. От сладкой истомы кружилась голова. Длиться бы этому наслаждению вечно, но…
Юмико внезапно, ничего не говоря, вышла из комнаты.
Такэхико пришел в себя и почувствовал величайшую досаду. Случайно ли все, что произошло только что? Испытывала ли Юмико какие-нибудь чувства к нему? Ведь она очень чувственная женщина, это видно сразу. Тогда почему она так внезапно ушла? Или ей все это просто наскучило? А может быть, он ей вовсе не нужен?
Весь день Такэхико переживал этот, в общем-то, незначительный эпизод. Восстанавливая в памяти каждый миг, каждый жест, он пытался разгадать Юмико. Но тщетно, она стала для него более загадочной. Она — человек другого мира, ее не понять…
На следующий день из Токио приехал Химэда. О своем приезде он сообщил заранее, и его ждали, ему обрадовались. Химэда сразу внес в атмосферу виллы оживление.
До темноты хозяин с гостем бродили по окрестностям, а вечером супруги Огавара, Химэда да еще хозяйский шофер уселись играть в ненавистный бридж. Такэхико не оставалось ничего другого, как уединиться в своей комнате и заняться чтением. Но неотвязно преследовала мысль, что Юмико улыбается сейчас Химэде. Совладать с ревностью было выше его сил…
На следующее утро проснулись поздно. К маркизу в полдень приехал приятель по гольфу, и они отправились в Кавагу; машину вел сам Огавара. Освободившийся шофер тоже уехал куда-то, на вилле оставались Юмико, Химэда и Такэхико. Поговорили немного втроем. Разговор не получался. Со скучающим видом Юмико ушла к себе на второй этаж, а Химэда и Такэхико остались в гостиной. Нависла напряженная пауза.
С самого начала Такэхико обратил внимание на плохое настроение Химэды.
— Сегодня опять получил… — оглядевшись, произнес Химэда и вытащил из кармана голубой конверт.
Такэхико сразу понял, о чем идет речь:
— Опять белое перо?
— Да. Но самое неприятное — письмо прислали на мое имя прямо сюда, на виллу. — Химэда вытащил из конверта перо. Письмо ничем не отличалось от первого, обратного адреса на конверте опять не было. — Ты разговаривал с детективом Акэти?
— Нет пока. Он еще не вернулся в Токио.
— Плохо… Что же делать? Обратиться в полицию? Да нет, бесполезно… Черт возьми, если это чьи-то шутки, то очень уж мерзкие. У меня страшно неприятные предчувствия. Ни на секунду не могу успокоиться.
Когда впервые зашла речь о белом пере, Такэхико тоже почувствовал тревогу, — может быть, ее вызвали тревожная темень, разговор о тайных масонских ложах; теперь же никакого беспокойства он не ощущал, вся история показалась ему просто игрой, даже забавной игрой.
— Химэда-сан, а откуда отправлено письмо? Штамп какой?
— Центр Токио, Нихомбаси.
— Не стоит придавать всему этому значения. Кто-то шутит. Только вот кто? Сам догадаться не можешь?
— Перебрал всех друзей, знакомых, ни на кого подумать не могу. Непонятно, кто это делает, зачем… Эта непонятность очень угнетает… Да что угнетает, мне просто страшно, я боюсь…
Химэда долго сидел молча, обхватив голову руками. Потом поднялся.
— Пойду прогуляюсь, — сказал он и вышел.
Какое-то время на вилле было тихо, как на кладбище. Сторож с женой, наверное, в комнате рядом с кухней пили чай. Их дочь ушла к подруге и пока не вернулась, не слышно ее пронзительного голоса.
Такэхико взглянул на часы: около четырех дня. Чем бы заняться? Про таинственное белое перо он забыл в тот же момент, когда Химэда вышел из дома. Не тем была занята его голова. Образ прекрасной Юмико томил, сладкие муки не отпускали ни на миг. Не в силах сдержать себя, он тихонько поднялся на второй этаж и подошел к ее комнате.
Из-за двери слышались негромкие звуки фортепиано. Постояв немного и решив, что Юмико разучивает какую-то пьесу, Такэхико также тихо спустился вниз. В надежде, что ей скоро наскучит играть, он сел внизу у лестницы и раскрыл «Криминальную психологию» Гросса (эту книгу он всегда носил с собой). Сначала как- то не читалось, но постепенно книга увлекла его.
Визгливый голос дочери сторожа вернул его к действительности. Почти в это же время в гостиной появился и маркиз — в спортивном костюме, не остывший еще от гольфа. Он громким голосом подозвал к себе Такэхико. На его голос отворилась дверь на втором этаже, и Юмико тоже спустилась в гостиную. Вилла ожила.
Приняв ванну и переодевшись в домашнее кимоно, Огавара напомнил Юмико о еще не совершенном сегодня «ритуале»; надо было торопиться, пока не село солнце. Супруги пошли в комнату, из которой открывался великолепный вид на море, и прильнули к биноклям. Такэхико тоже позвали с собой. Присутствие в доме шефа, как ни странно, его раскрепощало.
Юмико медленно переводила бинокль справа налево и, нацелив его на мыс Уоми, стала пристально вглядываться.
— Он! — вырвалось у нее. — Что он там делает?! Посмотрите, на самом краю обрыва стоит человек!
Огавара быстро схватил второй бинокль, но, прежде чем поднести его к глазам, вытащил из рукава кимоно платок и аккуратно протер линзы, так он делал всегда. Высунувшись из окна, он стал смотреть в ту сторону, куда указала Юмико, и не заметил второпях, что платок упал за окно.
— Где, где человек?
— Смотрите на мыс, он на самом краю. Сосну там видите?
Такэхико без бинокля вглядывался туда же, но, кроме сосны, ничего не мог рассмотреть.
— Вижу! Вижу! Там же стоять опасно!.. — вырвалось у маркиза.
Такэхико до боли в глазах старался что-нибудь разглядеть. Солнце уже село, поверхность моря и утес вырисовывались довольно смутно, но и ему удалось заметить точку, оторвавшуюся от скалы и стремительно рухнувшую вниз.
Все трое испуганно вскрикнули.
В бинокли, конечно, все виделось гораздо отчетливее: человек в сером костюме, ударившись о выступ скалы, упал в пенившиеся волны.
Этот утес издавна имел дурную славу как излюбленное место самоубийц: бросившись отсюда, смерти избежать было невозможно. Голая отвесная скала высотой в несколько десятков метров у самой кромки заканчивалась выступом, сразу под которым виднелись рифм и бурлила вода.
Сомнений в том, что человек погиб, ни у кого не было.
— Сёдзи-кун, быстро звони в полицейский участок Атами, сообщи о самоубийстве. Наверняка, кроме нас, никто этого не видел.
Не будем утомлять вас, читатель, деталями о том,
