— Наконец-то нашелся хоть один джентльмен.
— Луиза, — сказал Дюмолен, — расскажи что-нибудь интересное, а то сидишь, как мумия. Выдай хотя бы что-то из своего репертуара. — Писатель улыбнулся, а черная Луиза бросила на него злой взгляд. — Да будет вам известно, — обратился Дюмолен к режиссеру, — тут у меня конкуренция. Мадемуазель Сейян пописывает, и я без колебаний могу назвать ее нашей Саган.
Маккинсли улыбнулся девушке, которая надменно выпятила губы. Потом она сжала маленькие кулачки и сказала со сдерживаемой злостью:
— Если ты еще раз сравнишь меня с этой идиоткой, ты пожалеешь.
— Луиза! — воскликнула шокированная мадам Гортензия. — У нас гость.
— Я бы предложил, — включился Лепер, — назвать мадемуазель Луизу пореспектабельней, например, Жорж Санд.
Если бы взгляды умерщвляли, комиссар упал бы трупом на месте. Луиза шумно отодвинула свою чашку и крикнула:
— Я не могу вас переносить! Селестина, пошли.
Блондинка посмотрела на отца, который с невинным выражением развел руками.
— Не знаю, кажется, тебе надо идти.
Дюверне вступился за девушек. Они молоды, общество взрослых им наверняка наскучило. Пусть идут посплетничать в парке. Остальные поддержали его мнение, и девушки покинули террасу.
— Зря ты ее дразнишь, — заметила мадам Гортензия. — Вы постоянно ссоритесь, а ведь ты знаешь, какая она вспыльчивая.
— Вы видите, — обратился Дюмолен к режиссеру, — все против меня.
— О, простите, — воскликнул Лепер, — вы гордость нашего города, и мы вас ценим превыше всего. Послушайте, что скажет по этому поводу мсье Дюверне, наш уважаемый кандидат в мэры. Мсье Дюверне, что вы скажете?
Дюверне прыснул.
— Вы же прекрасно знаете, я не могу быть объективным. Мсье Дюмолен поддерживает меня в городской мэрии, я ему обязан, как никому другому. Дюмолен — мой козырный туз. — Дюверне поднял палец вверх. — Мой предок, генерал, расстрелянный в Пуйи в 1816 году, написал в своем дневнике, что рассчитывать можно только на друзей. Я тоже так считаю.
— Вот мнение политика! — с патетикой сказал комиссар Лепер. — Полиция и политика на вашей стороне, маэстро.
В этот момент на террасу вошла служанка Анни.
— Мсье Фруассар хочет видеть мадам.
Мадам Гортензия сперва широко раскрыла глаза, а потом зажмурилась. Воцарилось молчание, и Маккинсли заметил, как Дюмолен слегка скривился, но потом обрел безмятежное выражение лица. Он повернулся в кресле в сторону служанки и попросил ее проводить гостя на террасу.
— Это наш давний знакомый, — пояснил Дюмолен. — Очень приятный человек.
Фруассар вошел на террасу. Он сразу заметил Маккинсли и, подходя к хозяйке дома, мимолетно улыбнулся ему.
— Проезжая через От-Мюрей, не мог себе отказать в посещении столь приятного общества, — сказал он, галантно целуя руку мадам Гортензии. Здороваясь следом с Дюмоленом, он выразил восхищение его последней повестью. Дюверне и Леперу Фруассар поклонился с вежливым равнодушием.
— А с вами мы уже знакомы, — обратился он к Маккинсли. — Очень приятно видеть вас здесь.
— Если бы я знал, что вы намереваетесь…
— Ничего страшного. Я поспел еще к кофе.
— Анни, — окликнула мадам Гортензия служанку, не отрывая взгляда от Фруассара, — подай кофе мсье. Может быть, кто-то еще позволит чашечку?
Служанка принесла новую чашку кофе и пирожные.
— Анни, — мадам Гортензия вдруг неожиданно заинтересовалась вещами, которые обычно мало ее занимали, — ты обратила внимание Агнесс, что сегодня все слишком долго вдали кофе?
— Да, мадам. Агнесс сегодня нервничает. Она даже разбила фарфоровую сахарницу.
— Прекрасно вы живете, — сказал Фруассар, наливая себе кофе. — Что ж, известный писатель так и должен жить. — Он внимательно рассматривал виллу и парк.
— А как вы? — вежливо спросил Дюмолен.
— Я? — Фруассар сделал глоток. — Ездил по свету. И в конце концов попал на юг отечества.
— И правильно выбрал От-Мюрей. Франция должна гордиться этим местом, — сказал Дюверне.
— Да, я много слышал об От-Мюрей. А когда еще узнал, что семья моих знакомых живет здесь, то сказал себе: надо проведать старых друзей. А может, вы меня уже забыли?
— О, мы вас хорошо помним, — ответил Дюмолен с ноткой иронии в голосе.
— Мы очень рады, что вы нас посетили, — быстро сказала мадам Гортензия.
— Это очень гостеприимный дом, — сообщил комиссар Лепер.
— Я вас часто вспоминал, — продолжал Фруассар, — где бы я ни был. В Бразилии, в Мексике, в Касабланке и даже, признаюсь откровенно, когда сидел в Дакаре, однажды подумал вдруг, что увижу вас когда-нибудь…
— Нам очень приятно… — Дюмолен прервал его рассказ и обратился к режиссеру: — Мы еще ничего не говорили о нашем деле. Мистер Маккинсли представляет американскую кинопродукцию и уговаривает меня написать сценарий для его студии.
— Ах, эти американцы, — вздохнул Лепер, — во всем вынюхивают интерес.
— Я думаю, вы не откажете нам в сотрудничестве, — сказал Маккинсли. — Я мечтаю о реализации вашего сценария. И приехал, чтобы оговорить более конкретно детали. Мы хотим снимать фильм здесь, во Франции.
— Маэстро, — спросил Лепер, — а что по этому поводу говорит наша кинопромышленность?
— Мы предлагаем лучшие условия, — усмехнулся Маккинсли.
— Всегда одно и то же, — заломил руки комиссар. — Покупают нас, вывозят из нашей страны произведения искусства. Бедная, бедная Франция!
— Меня интересует подобное сотрудничество, — сказал Дюмолен, не обращая внимания на причитания Лепера. — Более того, я сейчас заканчиваю одну вещь, которая должна вам понравиться.
— Было бы хорошо снять фильм, действие которого разворачивается в маленьком французском городке. Это должен быть фильм-сенсация или детектив. Мы хотим показать французскую провинцию иной стороной, не так, как показывает ее ваше кино, найти иной подход, нежели Рене Клэр, Клузо или Кайятт.
— Из всего этого я делаю вывод, что моя новая повесть вам понравится, — сказал Дюмолен.
Маккинсли вытащил пачку американских сигарет и закурил.
— Действие повести происходит в маленьком городке?
— Да, в маленьком городке на юге.
— Фабула детективная?
— Как нельзя более.
— Я покупаю тотчас же, — загорелся Маккинсли. — Это как раз мне и нужно. Преступление, мотивы преступления, расследование, некий детектив и, разумеется, неумелая полиция.
— Да, что-то в этом роде. Молодое счастливое семейство…
— Извините, я не согласен, — запротестовал Лепер. — Вы хотите еще более унизить французскую полицию. Я считаю, что это нехорошо. Мсье Дюмолен, я вам должен сообщить, что не согласен.
— Но, простите, — Дюмолен давал понять, что просто констатирует факт, — во всей литературе подобного рода полиция всегда играет второстепенную роль.
— А вы покажите, что в самом деле все наоборот.
Дюмолен улыбнулся.
— Как раз сейчас не могу. Особенно в этой повести я не могу так сделать.
— О, я не хочу об этом даже слышать, — Лепер демонстративно заткнул себе уши.
— Вы должны это пережить, — Дюверне похлопал его по плечу. — Не такие вы уж и орлы в самом
