— Вы еще не все обо мне знаете, — вдруг призналась Луиза.
Торнтон воспринял известие спокойно. Он не выявил ни удивления, ни каких-либо вообще эмоций. Через мгновенье он спросил:
— Но я когда-нибудь узнаю?
— Не сейчас, нет, не сейчас… — испугалась девушка, и Торнтон заметил слезы в ее строгих и всегда сухих глазах.
Это его удивило и тронуло, потому он сказал:
— Не надо ничего бояться, Луиза. Я для себя решил, что ты будешь счастлива. — После чего он вручил Луизе свой девственно белый и стерильно чистый платочек.
Через некоторое время он сказал уже иным тоном:
— Может, это и банально, но часть действия фильма будет происходить в этой рощице. Несмотря на то, что фильм будет вообще-то не для детей.
Когда они возвратились в От-Мюрей, им показалось, что перед домом на склоне стоит автомобиль инспектора Рандо. Луиза запаниковала.
— Не будем здесь выходить, поедем дальше.
— И опять-таки в этом нет ни малейшего смысла. Инспектор Рандо как раз мне очень нужен.
Садовник Мейер уже открывал калитку, видно было, что он с нетерпением ожидал возвращения режиссера.
— Вы были правы. Один кирпич пропал, — торжественно сообщил он — другой бы и не сосчитал. А у меня кирпичики выложены, как коробки с сардинами в магазине Котара. Кто-то вынул один кирпич с левой стороны, видите?
— Вынул или вынула, — сказал Торнтон.
Мейер широко раскрыл глаза, было видно, как эмоционально он осмысливает предполагаемую Маккинсли возможность.
В самом деле, с одной стороны стопки была маленькая ниша, которую мог бы занять один кирпич. Наверняка он мог бы возвратиться на свое место, если бы не тот факт, что кирпич раскололся на две части. А еще раньше, завернутый в бумагу, он не оставил никаких следов на том месте, откуда был взят. Как известно, кирпич при ударе крошится и даже будучи взятым в руку оставляет на пальцах красноватые следы. Убийца, конечно, может совершить преступление с помощью какого-нибудь другого тяжелого предмета, он не обязательно должен пользоваться неудобным кирпичом. Однако если, несмотря на все, он пользуется этим хрупким и пачкающим предметом, то из этого надлежит сделать выводы. Выводы следует делать по поводу всяких человеческих поступков, однако выводы не слишком поспешные, которые бы завели в тупик, Американский режиссер был стопроцентным рационалистом, в противоположность комиссару Леперу, который недооценивал мелкие детали и слишком большое значение придавал собственной интуиции. Инспектор Рандо был полицейским функционером, но исключительно интеллигентным, вследствие чего отдавал себе отчет в бессилии следственного аппарата даже в очень простых на вид делах. В своих расследованиях он опирался на вещественные доказательства и иную конкретику, но зачастую он добывал факты благодаря знанию психологии и вере в случай. Случайности, по мнению инспектора, вытекали из железной логики жизни. Военная и даже несколько театральная дисциплина в тулонском управлении была побочной слабостью маленького Наполеона, равно как и его удивительная манера задавать вопросы. Он любил представлять себя в роли гениального детектива и решительного полководца. Много сторонних наблюдателей воспринимали этот стиль всерьез. А между тем основанием для действий мсье Рандо служило его терпение, трезвая оценка противника и готовность сотрудничать с каждым, кто мог предложить помощь.
Торнтон Маккинсли во время первой беседы заметил в серых живых глазах заинтересованность собственной особой. Позже, когда Рандо сознательно в его присутствии сообщил о находке в кабинете убитого двух «неотложек» для трубки, у режиссера возник план.
И теперь он шел на встречу с шефом полиции исполненным наилучших ожиданий. Луизу он проводил в ее комнату, а из своей комнаты он взял присохший ранний «улов».
Инспектор Рандо находился в кабинете Шарля Дюмолена. У двери стоял на страже молодой полицейский. Торнтон попросил доложить по срочному и не терпящему отлагательства делу. И был сразу же принят.
Рандо сидел за столом Дюмолена и перебирал папки. Перед ним стояла чашка черного кофе и высокий стакан с аперитивом. На инспекторе был гражданский костюм, и на фоне кабинета он производил очень домашнее впечатление.
Торнтон поклонился и, перед тем как сесть, положил на стол кирпич вместе с обрывком высохшей бумаги, которой тот был обернут.
— Какого цвета чернилами писал Дюмолен свой сценарий? — прозвучал вопрос инспектора.
— Зелеными, — без колебаний ответил режиссер.
— Итак, по какому поводу вы пришли? — Рандо внимательно смотрел на американца.
— Вот это я нашел на дне моря, недалеко от дома. Садовник утверждает, что из штабеля кирпичей, предназначенных для постройки гаража, один пропал. Мейер — педант.
Инспектор внимательно осмотрел предметы. Торнтон нетерпеливо ждал первого вопроса. Он не сомневался, что по обычаю инспектора вопрос будет оригинальным. И вопрос прозвучал:
— Мистер Маккинсли, вы можете мне рассказать содержание рукописи Шарля Дюмолена?
Торнтон откашлялся и произнес:
— Как вам известно, Дюмолен прочел мне только часть произведения. Окончание он должен был написать в тот день, когда его убили. Детективные произведения имеют ту особенность, что соль всего содержания заключается в развязке.
— И поэтому вы не хотите поделиться со мной известной вам частью фабулы повести Шарля Дюмолена?
Маккинсли широко улыбнулся, демонстрируя великолепные зубы.
— Повторяю, это не имеет абсолютно никакого значения. Ничего из текста не вытекает. Маленький провинциальный городок на юге Франции, любящие супруги, размеренная жизнь…
Теперь в свою очередь рассмеялся инспектор Рандо. Смех в их игре исполнял роль козырей.
— Пусть будет так… А знаете, в первой повести Дюмолена, названной «Пурпурная роза маркизы де Шатогри», я тоже ничего интересного не нашел. Так называемая «черная» роза в вазе рядом с кроватью убитого не кажется мне ключевым моментом для следствия. Хотя, представьте себе, найденные на ней отпечатки пальцев не принадлежат ни одному человеку из живущих в этом доме. Вы не доверяете мне, а я вот делюсь с вами своими секретами.
— Благодарю за то, что вы меня выделяете. Я могу взять реванш, — в ясном взоре по-прежнему видна была готовность рассмеяться.
— Вы что-то можете мне сообщить? — спросил Рандо.
— Да, я сделал некоторое открытие, — сказал Торнтон. Внезапно он подошел к окну, услышав какой- то звук. — Если мы поторопимся, то, может, нам удастся выбраться незамеченными. Сюда направляется комиссар Лепер.
На этот раз они рассмеялись одновременно, и это уже не было игрой, а лишь самым обычным взаимопониманием интеллигентных людей.
— Мистер Маккинсли, у вас зубы из нейлона? Я слыхал, что в Америке элегантные люди вставляют себе нейлоновые челюсти. — Рандо был в хорошем настроении.
— Куда там, я же не кинозвезда! Скромный режиссер кинокомпании «Глоб Пикча Корпорейшн» пользуется собственными зубами.
— Поздравляю. Могу себе представить, каким успехом вы пользуетесь у женщин. Выходим в окно?
— Конечно.
Кирпич и лоскуты «Голоса юга» исчезли в ящике стола.
До того, как Лепер вошел в холл, они преодолели парапет и, как мальчишки, играющие в индейцев, оглядываясь налево и направо, исчезли в зарослях.
Через полчаса инспектор возвратился один в дом на склоне и сказал встреченному на лестнице
