осужденные обеими властями, понесли издержки соглашения, которое касалось только этого пункта. Фридрих не хотел оставлять Святому престолу больше десятой части от прибыли имперских доменов на полуострове, но Луций III отказался от этого, так же как и от коронации Генриха. Со своей стороны Фридрих не принял вмешательства в спор между двумя кандидатами на епископство Трира. Искры метались, но пламя не разгорелось. Большая часть немецких архиепископов осталась верной Фридриху. Генрих, назначенный регентом Италии, провел демонстрацию силы, заняв часть папского имущества. Урбан III, приемник Луция, в 1186 г. безрезультатно попытался склонить епископов к сотрудничеству. В следующем году поражение в битве на отрогах Хаттина и взятие Саладином Иерусалима показало папе и всему христианскому миру драматическую ситуацию на Святой земле. Лишь в конце 1187 г. была подготовлена почва для соглашения. Подготовка к крестовому походу стала главнейшей из существующих задач.
Фридрих решился повести людей в поход. Само по себе такое решение не имело ничего необычного. Когда-то Конрад III тоже решался на этот шаг, как и Ричард Львиное Сердце, и Филипп-Август. Но Фридрих сделал из него нечто величественное, и судьба постаралась превратить его в первый этап апофеоза. В марте 1188 г. в Майнце был созван собор, и было признано, что сам Христос присутствует на нем. Фридрих же был его наместником, готовым исполнять приказания своего господина. Эффект от этого воззвания был как раз такой, как и ожидал Фридрих. Пятнадцать тысяч рыцарей и тьма бедняков без оружия вызвались на этот поход, когда суверен вдруг превратился в светлую мессианическую личность. Император не потерял головы: он знал, что не может оставить отечество, не приведя в порядок свои дела. Он решил проблемы с регентством, каждому из сыновей дал четкое задание. Был обнародован новый мирный указ. Климент III согласился взять на себя неразрешенные вопросы и пообещал короновать Генриха императором. Армия двинулась в путь 11 мая 1189 г. Нужно было напустить страх на
Когда Фридрих, повергнутый потоком Селефа, умер, в каком состоянии пребывала империя? Что ему удалось из нее сделать? Была ли у него программа, когда он надевал венец? Маловероятно, он не был мыслителем, но был человеком действия. Хотя он мог иметь некоторые представления о том, какой должна быть империя. Его дядя, Оттон Фрейзингенский, обрисовал ее черты твердой рукой в своей
Но как же император воспользовался своим мечем? Он не пытался восстановить империю до 1122 г. Поскольку прелаты были лишь его вассалами, то так он с ними и обращался, требуя от них верности. Вместе с ними, а также с великими светскими князьями он образовывал этот княжеский «строй» и правил, согласовываясь с ними. Он рассчитывал на дух рыцарства, чтобы закалить единство политического корпуса, рыцарства, чьи достоинства он превозносил в Майнце в 1184 г., в день торжественного посвящения в рыцари его сына. Однако он не утратил чувства реальности; он опирался на имперские земли, усеянные крепостями и дворцами, символами его власти, управляемые слугами, которые были обязаны ему своим достатком и честью; после десятилетий борьбы он нашел формулу, которая позволяла ему править в Италии и пользоваться ее богатствами. Со стороны империя напоминала одновременно феодальную монархию на англо-нормандский манер и на постоянно расширяемый заповедник Капетингов. Однако, если присмотреться поближе, видно, что она не была в полной мере ни тем, ни другим. Основой здания была личность императора. Его очарование (или его харизма), его природная власть, чувство такта и любезности (если воспользоваться куртуазными выражениями), его искусство игры (вспомним съезды в Майнце в 1184 и 1188 гг.) делали его настоящим воплощением мечты, воодушевлявшей в конце XII века западную знать. Если бы эту базу забрали, то вся конструкция неизбежно бы рухнула!
Блестящий и трагический конец династии (1190–1250)
Проклятие Гогенштауфенов: недолговечное правление Генриха и первое междуцарствие (1190– 1211)
Краеугольный камень императорского строения не был забран сразу после смерти Барбароссы. Современникам могло казаться, что оно так же крепко, хотя сам камень уже не тот. Генрих VI взошел на престол без какого-либо противостояния; создавалось впечатление, что Германия вылечилась от своих внутренних болезней. Энергия этого молодого человека, которого отец тщательно готовил к будущей задаче — он знал французский и латынь, писал на этих языках так же свободно, как и разговаривал на них, — могла развернуться за пределы этих слишком узких в его глазах границ
Сицилия сразу привлекла его внимание. Поскольку Вильгельм умер, не оставив после себя детей, наследство переходило Констанции, а следовательно, империи. Это было хорошее наследство, крепкое государство, но нормандцы не желали видеть своим королем тевтонца. Они поставили во главу одного из своих, Танкреда, внебрачного внука Рожера. Генриху не удалось устранить этого конкурента с первого раза. Под стенами Неаполя он проиграл более сильному противнику. Папа все-таки короновал сына Барбароссы,