Пуля на закуску

Кажется, я знала ответ на этот вопрос.

Ко мне пододвинулся, перекатывая зубочистку из угла в угол рта, солдат, который открывал фонарь. Коул дернулся, даже слегка меня толкнув. Я покосилась на него и увидела прикушенную губу. Ой.

У нашего переводчика есть некая оральная фиксация. Обычно он ее успокаивает разными сортами жвачки. К сожалению, запас у него исчерпался в полете. Я скрестила руки на груди, ткнув при этом Коула локтем в ребра.

Солдат с зубочисткой остановился возле Дэвида и посмотрел на него, кивая, просто кивая, улыбка расплывалась все шире на широком рябом лице. Мне он тоже сразу понравился, что не будет способствовать моей охоте на «крота». Жас, соберись. Тебе полагается быть нейтральной. Но этот мужик — видно по нему, что он сквозь все круги ада прошел. Если угри обошлись с ним неласково, то шрапнель вообще грубо, оставив россыпь шрамов на лбу, на щеках и на шее. Борода и усы скрывали их только частично. Еще я заметила рубец перед ухом — похоже, когда-то пришитым. И все равно в его карих глазах плясало искрящееся веселье, выжидая только подходящего момента, чтобы выплеснуться наружу.

Как все мы, одет он был в традиционную ближневосточную одежду, и видно было, что ему вполне удобно в разлетающемся белом бурнусе и белых же шальварах. На каштановых волосах отлично смотрелась темно-малиновая куфия. Так одеваться нам придется только в переходе через восточную границу Ирака и северо-западный угол Ирана. В Тегеране мы переоденемся в обычную западную городскую одежду. Рубашки и джинсы для ребят. Хиджабы и брючные костюмы для женщин, включающие в себя рубашку до колен на пуговицах и удобные эластичные брюки, на выходе покрытые сверху чадрой или манто — темными и бесформенными. Ну, не то чтобы мы собирались дать кому-нибудь присмотреться пристальней. Мы с Вайлем по понятным причинам двигаемся ночью. К счастью для нас, группа Дэвида тоже предпочитала это время суток.

— Кэм? — сказал Дэвид, видя, что сержант продолжает благодушно улыбаться и кивать.

— Да, сэр?

— У тебя есть что сказать?

— Да, сэр. От имени всех присутствующих заявляю: мы рады были узнать, что она такая же заноза, как вы, сэр. Поскольку в этом случае мы можем попросить удвоенной платы за риск и дополнительной недели отпуска, когда тут закруглимся.

Группа Дэвида ответила смешками.

Наш отец, старый морпех, вспыхнул бы пороховой бочкой при таком неслыханном нарушении военного этикета. Однако среди бойцов такого класса, которых посылают лишь на самые трудные, самые опасные, самые страшные задания, это не будет способствовать работе. Даже наоборот. Но так как он все-таки поставил Дэйва в весьма затруднительное положение, отбивать этот мяч решила я.

— Кто из нас больше заноза — вопрос не простой, Кэм. Мы с детства все время состязаемся. И потому могли бы спорить по данному поводу еще сутки и не прийти к удовлетворительному решению. Но вот если бы ты видал нашего папочку, то согласился бы с нами, кому следует отдать титул властолюбца, самодура и службиста века.

И тут до меня дошло, как было организовано это совпадение. Альберт Паркс — полуотставной консультант в ЦРУ. И вполне мог потянуть за нужные ниточки, чтобы соединить своих детей на одном задании. Но для этого он должен был о нем знать? Ну, выяснить он мог. Точно не знаю, но сейчас, учитывая его связи, я во всей этой истории увидела следы его волосатой лапы.

— Жас, ты что? — спросил Дэвид.

А ничего, любимый мой брат. Разве что мне хочется огреть нашего папочку по голове каким-нибудь большим, тяжелым и тупым предметом. Таким, как его самодовольство. Что он пытается нам доказать, зараза назойливая? Всюду он лезет. Но если не считать этого желания, я как огурчик.

— Ничего, все нормально.

И голос у меня прозвучал нормально. Что хорошо. Но чтобы окончательно уравнять игру, а еще — чтобы увидеть его реакцию, я спросила:

— Я тебе не говорила, что Альберт купил мотоцикл?

У моего брата так отвисла челюсть, что пришлось мне давить в себе желание смять в ком ближайшую салфетку и закинуть ему в пасть, как баскетбольный мяч, с отражением от верхней губы.

— Свистишь!

— Зуб даю. И пурпурный шлем под цвет бензобака, «сверкающего на солнце, как мамин боулинговый шар», — цитата из Альберта. И еще полный кожаный прикид. Думаю, что Шелби… это его новая сиделка, — напомнила я, — должен каждый раз его сбрызгивать кухонной смазкой, чтобы он туда влез.

— Как мотоцикл заводится?

— От кнопки. Бить по стартеру не нужно. Колени у Альберта уже не те.

Дэвид помотал головой, не веря и ужасаясь, почесал шею — может, представил себе, как наш папа ломает свою.

— Он что вообще себе думает?

Я пожала плечами:

— Он только что стал дедом. Наверное, пытается делать вид, что не такой он старый, как бы ни кричали об этом факты.

— Ребята, меня от вас корежит, — перебил нас Джет. — В нашем доме полковника Паркса почитали сразу после Бога. Услышал бы мой папочка, как вы тут о нем разговариваете, он бы меня отлупил до полусмерти!

Дэвид кивнул товарищу по оружию.

— Как я понимаю, Альберт пару раз спас его отца. Знаешь, как оно потом бывает.

Я знала. Наверное, отец Джета с моим провел больше времени, чем я. Даже сейчас, когда я уже большая и могу сама о себе позаботиться, нет-нет да и кольнет ревность, которая меня терзает при мысли о наших отношениях. Им никогда не приходилось напрягаться, чтобы понять друг друга. Ломать голову над мотивами друг друга. Связь между ними нерушимая, а есть ли между мной и Альбертом вообще какая- нибудь связь — иногда я даже не знаю.

Я сунула руки в карманы. Левая зацепилась за памятку, которую я всегда ношу с собой: обручальное кольцо. Его подарил мне Мэтт за две недели до своей гибели — оно лишь недавно стало вызывать воспоминания, от которых не хочется рвать на себе волосы. И то только потому, что я наконец смирилась с мыслью — через шестнадцать месяцев после его смерти, — что Мэтт хотел бы моего счастья. Обидно, что ближайшие родственники мужского пола бывают настроены иначе.

— Жас, с тобой точно ничего? — спросил Дэйв еще раз.

— Все нормально.

Заткнись и оставь меня в покое.

Он протянул руку, отодвинул хиджаб, взял в ладонь длинные курчавые волосы сбоку от лица. Обычно они у меня ярко-рыжие, но на это задание я их покрасила в черный. Кроме…

— У тебя был недавно какой-то несчастный случай?

— С чего ты взял?

Он распрямил завитки волос так, чтобы они были у меня перед глазами.

— А с чего, — ответил он, — они у тебя стали седые?

Первое, что я сделала — зачерпнула еще горсть волос и дернула вперед. Ффух! Все еще черные. Только кусочек возле самого лица изменился. Облегчение было такое, что я даже засмеялась. А моя группа — нет.

Было такое смятение, недоумение, почти паника, когда все они заговорили одновременно, что мне пришлось себе напомнить: я не попадала в автомобильную катастрофу. Никто в меня не стрелял и ножом не бил. Ребята, мы просто беседуем об оттенках цвета волос.

Но моя группа так запсиховала, что никто бы этого не сказал. И черт побери, если и мне это не передалось.

— Боже мой, что с ней! — заорал Бергман, сжимая костлявые кулаки, как будто кто-то сейчас вознамерился дать ему в челюсть. — Это может быть страшная болезнь!